Совок 14 (СИ) - Агарев Вадим

И как бы в подтверждение моих крамольных мыслей, сидящий передо мной цыган, вдруг ни с того, ни с сего закинул ногу на ногу. Затем он улыбнулся. А потом еще и подмигнул. Без лишнего панибратства, но почти, как своему череззаборному соседу по зубчаниновскому гетто.

— Начальник, ты слово держишь и я за это имею к тебе уважение! — пафосно и с демонстративным достоинством объявил мне мой подследственный, — Ты обещал мне мою бабу раз в неделю приводить и не обманул!

В солидной своей речи, в важной позе и мимике Нику явно кому-то подражал. Быть может, своему зубчаниновскому барону, а, может, еще какому-то уважаемому им персонажу. Чьи повадки он считал эталоном цыганского джентльменского сообщества. В любом случае, меня не оставляло странное ощущение дешевой театральщины на уровне привокзальной самодеятельности.

— Я же знаю, начальник, что после часу дня меня всё равно отсюда отпустят! — Нику снова и уже более развязно подмигнул мне, — Поэтому ты не беспокойся, а Розочка пусть подождёт меня пока за воротами! Незачем ей этот плохой воздух нюхать! — с долей барственной снисходительности в голосе и с начальственной гримасой на лице распорядился цыган. — Да, пусть она пока на улице до моего выхода погуляет!

Настроение у меня и так, после того, как я узнал, что мне якобы занесли четыре косаря, положительными эмоциями не искрилось. Оно и без того было сейчас не шибко весёлым. Но не настолько, чтобы от вылитой на меня гнуснейшей понапраслины забиться в падучей. И тем не менее…

Наверное, потому, взыгравшие вдруг аристократичные амбиции цыганского коммерса, пришлись очень кстати и послужили мне отдушиной. И я решил не упускать повода, чтобы от всей души поизгаляться над нагловатым придурком.

— Эвон, как! — в полный голос выразил я своё недоброе удивление, — А, что, может, ты и прав, Нику… Я согласен с тобой, незачем такой принцессе тюремными миазмами своё нутро осквернять!

Поднявшись на ноги и, пройдя к двери, я открыл её на всю длину ограничительной цепи, — А ну-ка, душа моя, иди сюда ближе! — жестом Деда Мороза поманил я красотку Розу.

— На улицу её, говоришь, вывести? — обернулся я к супругу прекрасной фемины, когда та нерешительно замерла в проёме. — Ты говоришь, пусть Роза дожидается тебя на свободе⁈

— Да! — глядя на прелестницу-жену со смесью похоти и степенной радости победителя, уверенно кивнул цыган, — Пусть на воле меня подождёт!

Не дожидаясь дальнейших уточнений от предприимчивого, но наивного полудурка, я вытеснил барышню своей грудью на продол. После чего плотно притворил за собой дверь в камеру.

— Ты же слышала, что твой муж сейчас сказал? — бросил я растерянной Розе. — Сама видишь, что нет у него желания время на тебя тратить! Он говорит, чтобы шла ты отсюда!

Я перевёл взгляд на Гриненко, который со спокойствием скучающего философа, наблюдал за происходящим.

— А ну-ка выведи её на улицу! Почему-то не хочет еённый муж с ней общаться! — изобразив на лице недоумение, пожал я плечами, — Хрен их, спекулянтов цыганских, поймёшь! Я ему красавицу жену на свиданку привёл, а он, урод, еще кобенится! Всё, Станислав, давай уже, уводи её на улицу!

И не дожидаясь реакции флегматичного Стаса и ничего не понимающей Розы, возвернулся в допросную. Опять плотно притворив тяжелую дверь, я прошел на своё место и уселся за обшарпанный стол.

— А скажи-ка мне, мой любезный друг Нику, с какого это перепугу ты вдруг решил, что я тебя из тюряги выпущу? Да еще прямо сегодня⁈ — обратился я к излишне самоуверенному фармазону. Сохраняя на лице благостное удовлетворение православного попа. Только что получившего щедрый гонорар за отпевание, удачно совмещенное с крещением.

Тем временем, лицо цыганской национальности всё еще сохраняло на себе выражение присущего ему нахальства и развязности. Однако, хитрые глаза зубчаниновца, заподозрившего неладное, уже начали округляться и выкатываться из-под надбровных дуг.

— Я не понял, начальник, ты че, ты, что ли кинуть меня решил⁈ — выпученные бельмы Нику уже достигли своего максимального размера, — Зря ты это, гражданин следователь, так дело не пойдёт! Я молчать не буду, я обязательно шум подниму! Отпускай меня, начальник! И не шути так больше, а то тебе же самому хуже будет!

Я сделал вид, что задумался над грозными словами таборянина. Непродолжительное время поизображав лицом буйство душевных мук и умственных сомнений, я всё же одарил наглого цыгана дерзким взглядом.

— Да шуми ты, сколько хочешь! Клал я на твой шум со всем своим следственным прибором! — презрительно оглядев потенциального скандалиста, бесстрашно заявил я, — А чтобы ты мне больше не хамил, я и остальных твоих подельников до суда в этом чулане оставлю! Никого не выпущу! Вы у меня, суки, все четверо под замком останетесь за проявленное ко мне неуважение! Ишь, падлы черножопые, решили четырьмя косарями от советского следствия отделаться!

Последнюю фразу, переполненную классовой следачьей возмущенностью, я произнёс с такой же неподдельной искренностью. С такой настоящей, что и сам поверил в собственное стяжательство. В бесстыдное и беспощадное. Почти поверил…

Испытывая от содеянного чувство глубочайшего удовлетворения, я нажал на кнопку и вызвал конвойного. Пора уже было возвращать разобиженного Нику к месту его тюремной прописки. Тяготясь обществом спекулянта я подошел к двери и нетерпеливо выглянул на продол, ожидая возвращения вертухая.

— И да, Нику, наш договор насчет твоих еженедельных свиданок с Розой с этой минуты я считаю утратившим силу! — я обернулся в камеру и безжалостно объявил своё решение цыгану, — Во-первых, ты сам от неё сегодня отказался, — глядя в глаза спекулянта, продолжил я. — А, во-вторых, очень уж расстроил ты меня своим хамством, Нику! Расстроил и обидел до невозможности! Надо же, твари какие жадные, всего-то тыщу с носа за свободу!

Услышав неспешный топот казённых «гадов» по каменной плитке продола, я, не прощаясь, шагнул из камеры. Без сожаления оставив в ней растерянного и раздавленного следственным произволом цыгана. Светлые мечты которого в одночасье и так безвозвратно рухнули. Рухнули сразу на несколько пунктов ниже ватерлинии его камерной «машки».

Невнятный, но по-звериному жуткий вой я расслышал уже после того, как миновал первую решетчатую перегородку корпусного продола. Пока продольный вертухай, звеня ключами, отпирал передо мной решетчатую дверь, мне какое-то время пришлось послушать яростно-заунывные причитания своего подследственного. Большую часть слов, которые проскальзывали между злобными завываниями, разобрать я так и не смог. Прежде всего по причине своей неспособности к иностранным языкам и цыганским диалектам. Но некоторые матерные ругательства, включая и те, которые на мою голову были ниспосланы на индо-ромальском, мне показались знакомыми.

Теперь я уже не сомневался, что отконвоированный в камеру Нику, первым делом зарядит «коня» с «малявой» всем своим четырём подельникам. До часу, а, может, и до двух, цыгане будут пока еще просто волноваться. Терпеливо и платонически. Каждый из них будет с нервической суетливостью мерить свою «хату». От дверной «кормушки» до оконной «решки» и обратно. Но после часу дня их должны будут обрадовать неблагой для них вестью. О полноценном продлении их ареста.

Но я почему-то допускаю, что им еще больше не повезёт в их арестантской судьбе. Что в данном случае, администрация СИЗО проявит халатную небрежность. Что ознакомит она их с продлением ареста не сразу, а на час позже. В таком разе, и нервов своих мои цыгане тоже сожгут гораздо больше. Таки да, мне почему-то кажется, что в связи с перерывом на обед, тюремщики эту небольшую, но болезненную для моих жуликов халатность, обязательно проявят. Потому как не те они субъекты, эти индо-зубчаниновцы, чтобы ради них служащие советской пенитенциарной системы откладывали свой законный приём пищи.

Жаль, что к тому времени меня в СИЗО уже не будет. И, что услышать экспрессивных цыганских куплетов мне не доведётся. Впрочем, может, оно и к лучшему. Пусть все их проклятия в адрес бессовестного следака-кидалы Корнеева примут на себя мои «зелёные» коллеги. А я, пожалуй, тем временем заеду к себе в Октябрьский РОВД. Где ненавязчиво, но непременно официальным рапортом доложусь о клеветнических измышлениях относительно моей недополученной взятки. Которую так бессовестно зажилил адвокатский корпус. И до меня её преступно не донёс. Н-да…