Фаберже 1 (СИ) - Хай Алекс

— Но моё внимание привлёк другой источник дохода, — продолжил Ушаков, и голос его стал ещё тише. — Два перевода, каждый по десять тысяч рублей. С анонимного счета, зарегистрированного на подставное лицо. Первый перевод — за неделю до передачи ваших артефактов в Зимний дворец. Второй — в день увольнения Пилина из вашей фирмы.

Красиво. И подозрительно.

— Двадцать тысяч рублей, — задумчиво произнёс я. — Слишком большая сумма для мастера уровня Пилина.

— Более чем приличная, — согласился Денис. — И обрати внимание на схему: словно аванс перед операцией, окончательный расчёт после выполнения.

— Пилин утверждает, что организовал подмену самостоятельно по личной инициативе, — напомнил я.

— Именно, — Ушаков стукнул пальцем по блокноту. — Но я думаю, он кого-то прикрывает.

— Напуган, — предположил я. — Или это плата за молчание.

Я допил остывший кофе, размышляя над услышанным. Если Денис прав — а он редко ошибался в таких вещах — то ситуация была куда серьёзнее простой подставы. Кто-то влиятельный вложил много сил и ресурсов в уничтожение репутации нашей семьи. И этот кто-то имел достаточно связей, чтобы притормозить расследование на уровне Департамента.

— Денис, — сказал я, когда официант отошёл к стойке, — кто перечислил деньги Пилину? У счёта же должен быть владелец.

Ушаков криво усмехнулся:

— Владельцем является некий Фома Киняев. Сто процентов подставное лицо.

— Пробивал?

— Разумеется, — он полистал блокнот. — Киняев Фома Семёнович, сорок два года, зарегистрирован как индивидуальный предприниматель в Вологодской губернии. Официально занимается фермерским хозяйством, живёт в деревне Починки, население триста человек.

— И такой вот сельский труженик переводит двадцать тысяч рублей столичному ювелиру, — протянул я. — Очень правдоподобно.

— Именно, — кивнул Денис. — Я пытался залезть глубже, но это уже не моя вотчина, а «экономистов». Дальше уже они должны копать. Но сам понимаешь — ни черта они не найдут.

— Не найдут, — кивнул я. — Но факт остаётся фактом: Пилин наверняка действовал не сам.

Я откинулся на спинку стула, размышляя. Ситуация становилась всё интереснее — и опаснее. Дядю Костю и его людей я отмёл сразу — не полезут они в такое дело. Им важно оставаться в тени.

— Денис, нам нужно найти тех, кто это заказал, — сказал я наконец. — Если это была целенаправленная диверсия, то она преследовала конкретную цель. Обесценить бизнес Фаберже и выкупить его почти даром. В нашей сфере покупают не само производство. Станки, печи, инструменты, большинство мастеров — это всё можно приобрести новое. Покупают секреты компании, наработанные годами технологии, клиентскую базу. Но самое главное — покупают историю и имя. Имя в нашем деле значит всё.

— И кто-то захотел забрать это имя, так думаешь?

— Ага, — подтвердил я. — Скандал с императорскими артефактами обрушил нашу стоимость на рынке. Мы лишились лицензии, статуса поставщика двора… Долги наросли как снежный ком. Дальше — банкротство, распродажа активов. И тут появляется щедрый покупатель, готовый приобрести права на имя Фаберже за бесценок.

Ушаков вздохнул и с сожалением заглянул в пустую чашку.

— Что ж, похоже на то, Саш…

— Вопрос, кто может позволить себе вести подобную игру?

Глава 19

Зал суда встретил нас торжественной тишиной. Высокие потолки с лепниной, портреты государей на стенах, массивная кафедра судьи. Всё должно было внушать трепет перед законом и справедливостью.

Работало ли это на практике — вопрос спорный. Но выглядело внушительно.

Мы с отцом и Леной заняли места в боковом ряду. Справа от нас устроился наш адвокат — Пётр Александрович Данилевский, мужчина лет пятидесяти с седыми висками и проницательным взглядом. Дорогой костюм, выверенные манеры, взгляд хищника… Не законник — акула.

— Волнуетесь? — тихо спросил он у Василия Фридриховича.

— Разумеется, — так же тихо ответил отец. — Сегодня решится судьба нашей репутации.

В зале было полно народу. Журналисты в задних рядах — дело Фаберже стало достаточно громким, чтобы привлечь внимание прессы. Коллеги-артефакторы, ювелиры, несколько незнакомых лиц — видимо, студенты юридического факультета или просто любопытствующие. Денис Ушаков сидел в третьем ряду, при полном параде, в форме Департамента. Он поймал мой взгляд и едва заметно кивнул.

Но все взгляды были прикованы к скамье подсудимых, где сидел Пилин.

Я его едва узнал. Осунувшееся лицо, потухший взгляд, сутулые плечи. Костюм висел на нём мешком — видимо, баланда впрок не пошла.

Рядом с Пилиным сидел его адвокат — парень лет двадцати пяти. Судя по дешёвому костюму и равнодушному виду, предоставило его государство. Пилин решил вовсе не бороться.

— Прошу всех встать! Суд идёт! — объявил секретарь.

Мы поднялись. В зал вошёл судья в мантии — полный мужчина лет шестидесяти с окладистой седой бородой и суровым выражением лица.

Он уселся в кресло, обвёл зал тяжёлым взглядом.

— Прошу садиться. Заседание объявляется открытым. Пилин Николай Павлович обвиняется в совершении преступлений, предусмотренных статьями о краже магических материалов, намеренной порче артефактов высшего порядка и незаконном обороте артефактов.

Первая часть прошла довольно скучно — по очереди вызывали Пилина, отца, Лену и других свидетелей.

Журналисты тщательно фиксировали каждое выступление, но для меня в этих показаниях не было ничего нового. Бывший закрепщик придерживался изначальной версии и сводил всё к тому, что воровал самоцветы у Фаберже, чтобы использовать их для изготовления незарегистрированных артефактов.

Врал. Я это видел по каждому напряжённому мускулу его тела, по тому, как он избегал смотреть людям в глаза и дёргался. Прокурор, видимо, тоже это понимал, но вытащить из него больше ничего не смог.

Судья делал пометки. Журналисты строчили. Я смотрел на Пилина и думал: кто же тебя так напугал, что ты готов даже сесть до конца жизни, лишь бы не называть имён?

Адвокат Пилина понимал, что наказания не избежать, и решил сменить тактику:

— Уважаемый суд, — обратился он, — я хотел бы обратить ваше внимание на несколько смягчающих обстоятельств. Мой подзащитный полностью признал свою вину, чистосердечно раскаялся и активно содействовал следствию. Именно его показания позволили восстановить справедливость и реабилитировать семью Фаберже…

— Это учтено, — кивнул судья.

— Кроме того, — продолжал адвокат, набирая уверенность, — хочу отметить, что семья Фаберже, хоть и понесла убытки, но не разорилась окончательно. Они продолжают вести дела. То есть ущерб, хоть и значительный, не является катастрофическим…

Данилевский поднялся с места:

— Протестую! У моего клиента была конфискована дача в Левашово в счёт компенсации ущерба, причинённого Двору Его Императорского Величества, поскольку именно мой клиент отвечал за результат перед государем. Моему клиенту пришлось залезть в грабительские кредиты, чтобы выполнить обязательства перед другими заказчиками. А скандал, лишение статуса поставщика императорского двора и отзыв лицензии причинили репутации моего клиента катастрофический ущерб!

— Протест принят, — согласился судья.

— Также прошу учесть, что у моего подзащитного есть семья, — адвокат Пилина явно пытался надавить на жалость. — Жена и двое детей, один из которых несовершеннолетний. Они ничего не знали и не виноваты в действиях моего подзащитного, но пострадают от сурового приговора…

— Семья Фаберже тоже пострадала, — сухо заметил прокурор. — Причём именно из-за преступных действий вашего подзащитного. На иждивении господина Фаберже находится тяжело больная супруга, которой требуется дорогостоящее лечение.

Защитник Пилина сник, но сделал последнюю попытку:

— Учитывая все смягчающие обстоятельства, прошу суд назначить минимально возможное наказание. Мой подзащитный раскаивается, готов искупить вину и по возможности возместить ущерб…