Джунгли. Том 3 (СИ) - "Focsker"

Бессмертная раздражённо показала белые зубы. Ей хотелось кинуть в Рабнир чем-то едким, провокационным, но все известные оскорбления и фразы она уже успела использовать многократно за время пути. Ни когти, ни лезвия медоедов и их союзников не могли пробить превратившуюся в сталь кожу Бессмертной. Каждый их удар лишь затуплял клинки, принося демону такую боль, какую Бессмертная ещё никогда в своей жизни не испытывала. Каждый смертельный удар обрывал её сознание, каждая пощёчина и удар кулаком оставались с ней как пульсирующие, ноющие воспоминания. Кожу не порезать, но она мягка; Бессмертную не убить, но вырубить легче простого. Она чувствовала свою слабость, слушая разговоры о приближении к деревне, всё больше и больше искала хоть какие-то пути для побега. Ранее посох ослаблял её, вытягивал ауру, теперь он был внутри неё, что означало — со временем самый худший из вариантов мог стать реальным. Думая о том, о чём всегда мечтала, Бессмертная, с сумасшедшей улыбкой на лице, спрашивала у самой себя: «Почему, когда желанная смерть и воссоединение с Мёртвым богом так близки… Почему я борюсь и так отчаянно сопротивляюсь, не желая умирать⁈»

Глава 21

Сидя напротив Рабнир и Гончьей, я чувствовал, как от нервозности, легкого страха и подступающей к языку злости дергаются мышцы лица. Эти двое, как дети, животные!.. что тащат в дом что попало, притянули в столицу самое опасное, смертоносное, по истине ужасающее творение богов, и… давят лыбу! Когда я узнал, был готов в штаны от ужаса обосраться, а они улыбаются, говорят о своих подвигах, о победе над Бессмертной, даже не подозревая, что это мог быть её план. Что, так, она могла проникнуть к нам, прийти прямо ко мне, зарезать, потом вырезать всех остальных и в конце добить зазнавшихся, ебнутых на всю голову…

— Дебилы… — Обеими руками прикрывая глаза и лицо, проговорил я, задрав голову к потолку. Эти бабы, их логика и ебанца точно убьют меня раньше, чем инфаркт или инсульт. — Нахуя вы её притащили сюда? Вы же уходили за Добрыней!

Вперед подаётся Медоед, лицо её каменное, хмурое, до сего момента эта тема умалчивалась, и лишь когда я спросил напрямую, мне решили ответить. Глупо было надеяться на нечто хорошее, но, глядя медоеду в глаза, хотелось надеяться, что взятый под контроль чужой силой старик вновь всех перехитрил и сбежал. Что, есть ещё шанс вернуть Батю назад.

— Он мертв, — на корню перерубив все мои надежды, заявляет Рабнир. — Я убила его, пробив грудь и сердце.

Дыхание сперло, самые хуёвые мысли, как всегда, воплотились в реальность. Батя…

— Как он погиб? — спросил я.

— Геройски, — встав рядом с подругой, заявила Гончья. Далее был рассказ о магии контроля, о диалогах, которые вел Добрыня с Бессмертной, потом о разговорах с Ведьмой, её допросе и выходе на ключ, при помощи которого удалось победить дьяволицу. Старый вояка, прайдоха, Добрыня, в имени которого заключалось лишь светлая сторона нашего человека, погиб. Я не смог сдержать слёз, ведь умирал он за нас, за меня, за моих сыновей и дочерей. После слов о его смерти было очень больно слушать о достижениях и прочем. Меня волновало лишь одно:

— Рабнир, неужели у тебя и твоих воительниц не было возможности взять его в плен живым, привести сюда целым и невредимым?

Медоед посмотрела на меня глазами, коими обычно глядят в пустоту. Она молчала, непривычно для себя думала, и, как обычно бывает в такие моменты, на помощь ей пришла Гончья.

— Если бы она вернула его, ты бы погиб. И Бессмертная, прорвавшись через нас, учинила побоище прямо в нашем селении.

На мгновение меня ослепила ярость. Я слишком многого ждал от простой, не самой умной и в то же время очень сильной женщины. Моё помешательство могло оскорбить её, обидеть, потому, подойдя ближе, сжав зубы, я просто обнял Рабнир, извинился, поблагодарил за возвращение остальных. А она так и осталась стоять, глядя на меня пустыми глазами:

— Я не жалею о том, что сделала.

— Я знаю.

Она тоже переживала, хотя и старательно показывала, что ей всё равно. Шутки, оскал, подколы и укоры провинившихся подопечных. При любой удобной возможности Рабнир сливалась с нашего разговора, переводила внимание на других, старалась отдалиться и косо, виновато поглядывала на меня, слегка опустив голову. Она чувствовала вину, я не знал всех подробностей, потому не мог её винить или обвинять, ведь именно её стараниями наш опаснейший враг (даже не Республика) оказался обезврежен, пленён и в состоянии беспомощности. А с ней была и та, чья сила нам очень и очень нужна. Проклятая ведьма, та, кто из нашего мира, но даже в этом умудрилась снискать самую дурную славу, получить нарекательное имя, коим пугали детей за провинности в детском саду. Многие погибли из-за её чар, и как у каждой ведьмы, мне казалось, возраст её перевалит за девяносто, сама она будет скрюченой, лицо в бородавках, гнилые зубы, и вообще, всюду будет ходить с метлой в поисках ступы. Так я видел эту суку, из-за которой погибло так много хороших девочек.

— Это кто? — Застыв в «пыточной», у связанного по рукам и ногам тела, которому даже рот с глазами перемотали, спросил я. Девушка, пленённая медоедами, очень молода, неимоверно красива, с писклявым, жалостным голоском, в скромном даже по сравнению с стюардессой одеянии. Ещё и цепочка на шее с крестиком! Какая, на хуй, ведьма, вы че, сбрендили⁈

— Развяжите ей рот, быстро, ей же тяжело дышать! — Припав к барышне, грудью своей тут же налегаю на выставленное стражницами древко копий. Сходящиеся в перекрестье деревяшки не дают мне к ней прикоснуться, отталкивают.

— Агтулх, пусть внешний вид этого чудовища вас не обманет! Она погубила не меньше жизней, чем Бессмертная!

«Она?» — Глядя на нашу, из прошлого мира девушку, пребывая в легком ахуе, продолжаю думать, что это ошибка. Зачем ей против нас воевать? Мы ведь все из одной лодки, самолёта, лучше же было объединиться, потом…

Повязка спала с её рта, и девушка тут же произнесла:

— Мне очень жаль! Я так кого ваши дамы звали ведьмой! Я сотворила много зла по неведению, но это нисколько не смягчает моего греха. Прошу, позвольте мне искупить свою вину, дайте умереть в искупление содеянного! — Она кричала каждое предложение, не поднимая головы.

Все говорили о троице иномирцев в лагере мятежных Пандцу и Беа, да кто мог представить, на сколько полезными и опасными окажутся их навыки. Один как горилла, зверь, железная стена, управляемая ведьмой, другая женщина с навыком контроля сознания, а третья — Наташа. Проститутка, настроившая первых двух работать против нас во имя её блага. Слава богу, хотя бы Наташа, хоть и являлась манипуляторшей, оказалась простой, с бесполезными навыками, не имевшей читерской сверхсилы, с которой можно раскидать полсотни воинов. Её взяли в плен вместе с громилой Джорджем, потом, перед ликом смерти, одумавшись, она сдала подружку, врага, вымолила себе прощение у Рабнир и Гончьей, а дальше мы получили то, что имеем сейчас. Эта ведьма, заплаканная верующая девушка у моих ног, извиняющаяся уже в двухсотый раз и не собирающаяся прекращать, — одна из самых опасных пленниц этого места. Её сила коварна, и не распознать ею околдованных, пока не вспыхнет беда. Самым правильным казалось избавиться от неё. Забить на обещания моих любовниц, да только они ведь не просто подстилки какие-то. Они матери моих детей, а ещё те, кто поручились за эту несчастную, коварную, пугающую меня своей искренностью «святошу», чьей лучшей подругой являлась шлюха. Верил я её речам, извинениям? Конечно же, нет. Добрыня погиб околдованный её силой. Многие отдали жизни ради победы над ней, а теперь я стою, гляжу на её склонённую голову и колеблюсь.

Казнить нельзя, помиловать…

По моему приказу дамочку накормили, а после, как и ранее, связали по рукам, ногам, закрыв глаза и рот, оставили отдыхать на стопке из шкур. Буду думать как с ней поступить. Следующим из пленников я посетил загадочного самца, мужчину по имени Джордж. Он также был связан, но не показывал какого-либо раскаяния или враждебности. Просто сидел, терпел, когда наши девочки обрабатывали его раны, и искренне благодарил их за помощь.