НеТемный 8 (СИ) - Изотов Александр

Заселена она была воинственными пайнскими девами. Говорят, на их языке это значит «дева из леса».

Девы эти были воинственны настолько, что земли Хладограда на западе все обросли множеством погостов и крепостей — царские и кнезовы дружины денно и нощно несли службу на границах.

Как у этих дев обстоят дела с мужчинами, никто не знал, лишь ходили страшные сказки в народе. Но они всегда охотно похищали мужчин в Троецарии… Тут бы пошутить, «разве есть в этом что-то плохое для мужчин?» Тем более наша незнакомка на самом деле была очень недурна собой, это было видно даже сквозь грязь на лице.

Но нет, о пайнских девах ходила очень дурная молва. Вероятно, мужчины в их землях последние свои дни и вправду проводили в любовных утехах, вот только потом их приносили в жертву во славу Моркаты.

— Моркаты? — я удивился, — Я не ослышался?

— Да, Малуш, они тоже поклоняются Моркате… Только Деве Моркате.

— Эээ… — я поскрёб подбородок.

— О, громада, это же легенда о том, что до того, как богиня встретила бога Хморока, который охмурил её своей мрачной мужественностью, Морката была богиней свободной, независимой и с очень скверным характером.

— А Хморока они?..

— Отрицают. Ненавидят. И старательно молятся, чтобы он никогда не вернулся, — сказала Креона, — Так что если эта сволочь услышит, что ты как-то связан с северным богом мрака, то будь готов защищать своё горло.

— Уже услышала, — я хмыкнул, покосившись на неподвижную пайнку.

Креона тут же прикрыла губы ладонью:

— Моркатова стужь! Я не хотела!

— Не страшно. А с вашим Храмом Холода они дружат?

Чародейка, не отрывая напряжённого взгляда от девицы, прошептала:

— Ненавидят ещё страшнее, чем Хморока и его Тёмных.

— Считают вашу веру ересью?

— Не совсем, — Креона покачала головой, — Считают, что если нас не будет, всех до единого, то и нашей Моркаты не будет. А будет только их Дева Морката.

— Да, громада, — Виол кивнул, — Если верить тому, что я слышал, то более оголтелых фанатиков не найти. Их с самого младенчества учат убивать и ненавидеть всех, кто отрицает их веру. То есть, всех.

— А разве Девы Моркаты не существует?

Креона аж ахнула:

— Есть только одна Морката! Богиня луны и холода, повелительница северных льдов, сияющих в лунном свете! Жена, с ледяным хладнокровием ждущая своего мужа из небытия Вселенной!

Как я остановил лезвие, летящее Креоне в грудь, одному мне и известно. Но я уже заранее почуял, что незнакомка давно очнулась, хотя надо отдать ей должное — она совершенно не подала виду. Не дрогнула ни одна мышца, даже дыхание не сбилось.

Её эмоциональный фон не сбился, хотя такой фанатик должен был фонтанировать эмоциями. Но всё же колыхнулось что-то неуловимое, связанное с моей бросской кровью… Моя кровь будто почуяла тёмный замысел, зреющий в хладнокровном разуме пайнской девы.

И когда я задал вопрос о Моркате, который являлся краеугольным камнем веры двух народов, и который не мог оставить равнодушной эту воительницу, вот тогда-то и колыхнулась её ярость.

Ух, смердящий свет! Это было быстро… Креона ещё только расширяла глаза, не успевая понять, что в неё летит смерть — кстати, этот ножичек и вправду был спрятан между грудями пайнской девы — как моё магическое щупальце перехватило лезвие.

Чародейка тут же ударила холодом в то место, где только что лежала пайнская дева, но та уже метнулась в сторону. И ещё один бросок лезвия, теперь в барда…

Я успел перехватить и это лезвие, но сраная дева, как оказалось, обманула меня. Потому что с разницей в один миг полетели ещё ножи, только теперь в Луку. Откуда у неё столько? Сколько у неё там их?

Бард ошалело смотрел на лезвие, пойманное мной прямо перед его шеей, а Лука, улыбаясь, смотрел на нож, застрявший перед его носом в стволе крохотного деревца… Одинокого кустика, мгновенно выросшего перед ним и зажавшего в своей коре смертоносный снаряд. Второе лезвие, к счастью, я успел перехватить.

Моё удивление тут же снесло пробудившейся яростью… Ну, грязь, этого я тебе не прощу! В мальчишку⁈

Девица, сделав обманный манёвр, кинулась к кучке своего оружия, но Креона успела метнуть в неё пучок холода. Правда, пайнку он никак не отвлёк… Зато отвлёк мой удар.

Точнее, снёс так, что она улетела в снежную темноту.

А я не остановился, метнувшись следом. Пайнка не успела упасть, как в неё полетели мои магические щупальца. Она заметалась из стороны в сторону, с завидной точностью уворачиваясь от них, но всё же пропустила один удар, другой… А потом мой кокон перехватил её, стиснул в обжигающих объятиях, и я приблизил её к себе, желая взглянуть на то, как она встретит свою смерть.

Встречала она её, к сожалению, с воинским хладнокровием. В её зрачках не было ни единого сожаления, что она что-то сделала не так, и дева явно ждала встречи с высшей Девой…

И я, тяжело дыша от гнева, уже собирался совершить правосудие, как сзади послышался спокойный голос Луки:

— Господин Малуш, так вы сделали выбор? Займёте место в тёмном пантеоне?

Словно что-то щёлкнуло в моей голове, вернулся контроль над яростью, и я, обернувшись, покосился на пацана. Снова он о тёмном пантеоне…

— А я обязан это сделать? — только и спросил я.

Этот вопрос, как я знал, должен был долететь до высших сил, которые явно затеяли новую шахматную партию.

Я дошёл до Храма Хморока, как они хотели. Низверг Бездну во Тьму… Что им ещё от меня надо?

— Такова воля богов, — мальчик сидел, выковыривая застрявший в деревце ножик. Его так занимал этот процесс, что он аж язык высунул от азарта.

Едва я услышал про волю богов, как на моём душевном загривке стала подниматься шерсть. Я был согласен послужить Небу в обмен на жизнь дочери, но и только. Дальше становиться послушной пешкой в руках богов я точно не собирался.

Я уже был пешкой долгие восемнадцать лет…

Всё, что я сейчас делал, это ради обретённых друзей и моего бросского народа. А корыстных богов, преследующих свои цели, я за друзей точно не считал.

— А Древо? — всё же спросил я, надеясь, что мгновение прорицательства у мальчишки не прошло, — Что оно думает?

Мне почему-то это было важно. Вечное Древо уже не раз спасало жизнь мальчишке.

— Древо просто себе растёт, — сказал Лука, как раз вытащив ножик и начав им же пилить кустик, — Помнят о нём боги и люди, или нет, Древо всегад растёт.

— Что бы это значило? — тут же оживился Виол, — Громада, это послание нам? Это, наверное, особое знамение от Древа своим последователям-лиственникам. И видит Маюн, ты понял его.

— А что тут понимать? — я опустил вспотевшую уже от жара моей магии пайнку на землю, — Перевожу на язык бардов — делайте что хотите, это ваш мир. Ваш выбор.

— Даже как-то обидно, — буркнул Виол.

Все замолчали, лишь слышался скрип обстругиваемого мальчишкой ствола. Он что-то пытался смастерить из срезанного кустика.

— Если я тебя отпущу, ты попытаешься нас убить? — спросил я пайнку.

Та, гордо вскинув подбородок, молчала.

— Виол, ты что-то там говорил про их запреты. Напомни, что там нельзя? Касаться их груди? Ты когда-нибудь трогал пайнскую деву?

Бард тут же спрятал руки за спину, что было для него неестественно. Виол да отказывается прикоснуться к такой симпатичной деве?

— Как-нибудь без меня, громада, — тот замотал головой, — Их ещё и целовать нельзя, как я слышал.

— Да? — я чуть склонился, но мне в лицо полетел плевок. Правда, он тут же испарился в подставленной огненной пелене.

Пайнка всё же не выдержала.

— Попробуй прикоснись ко мне, отродье изгнанников, и я не успокоюсь, пока не совершу месть! А если мне не удастся, и я отправлюсь к Деве, то это будут делать мои сёстры до того дня, пока существуем мы или пока ты не перестанешь дышать!

Диалект у неё был троецарский, но с каким-то своим акцентом.

— Значит, ты нас понимаешь?

Ответом снова было гордое молчание.

— А почему я отродье изгнанников?