Эволюционер из трущоб. Том 16 (СИ) - Панарин Антон

Через двадцать минут он добрался до окраины города. Улицы были пусты, лишь кое-где в окнах домов мерцали огоньки, да патрули шастали по пустынным улицам. Хрюн пробежал мимо заколоченного магазина, обогнул сквер и остановился у поместья, где поселились Елизавета Максимовна с дочкой и Гавриловым.

Хрюн толкнул мордой входную дверь. Она со скрипом распахнулась, впуская его в тёплый коридор. Бульдог отряхнулся, разбрасывая снег по полу, и бодро затрусил к лестнице, ведущей на второй этаж. Поднявшись, он остановился у двери в спальню, прислушался и заметил свет, льющийся из-под двери.

— Да ё-моё… — вздохнул пёс и вошел в комнату.

Внутри было светло. На кровати сидела Елизавета Максимовна, прижимая к груди дочку. Рядом на стуле, устроился Гаврилов с автоматом в руках. Увидев Хрюна, все трое вздрогнули. Елизавета побледнела, крепче прижала к себе дочку, а Гаврилов вскинул ствол, целясь прямо в морду бульдога.

— А вы чего не спите? — искренне удивился Хрюн, склонив голову набок. — Переживали за меня?

Глава 18

Лондон. Биг-Бен.

Боль пронзила тело Короля Червей, разрывая его на части. Так происходило каждый раз, когда его марионетки погибали. Однако он находил в этом своеобразную прелесть. Ведь как иначе почувствовать себя живым, если прожил долгие тысячелетия, порабощая мир за миром во имя своего господина? Боль обостряла чувства, заставляла вспомнить, что даже он смертен. От этого жизнь становилась немного ярче.

Связь с марионеткой в Калининграде оборвалась, сотни марионеток погибли, встречая Михаила. Король Червей корчился от боли на краю башни Биг-Бен, рискуя сорваться вниз и разбиться о мостовую, усеянную трупами.

Пальцы царапали камень, оставляя кровавые борозды на древней кладке, ноги судорожно дёргались, пытаясь найти устойчивое положение, но тело не слушалось команд разума. Кровь хлынула из носа, ушей и глаз, окрашивая лицо в красный цвет и капая на камень, образуя маленькие лужицы, которые тут же застывали на морозе. Однако на его лице была невероятно довольная улыбка.

Спустя минуту боль начала отступать, постепенно теряя свою остроту. Он выпрямился, вытер кровь с лица тыльной стороной ладони и сплюнул за край крыши Биг-Бена, наблюдая, как кровавая слюна летит вниз и теряется где-то среди трупов на мостовой. Дыхание было тяжёлым, прерывистым, сердце колотилось в груди так, словно пыталось пробить рёбра и вырваться наружу, но он был жив, вернее, чувствовал себя живым.

Улыбка превратилась в безумный оскал, обнаживший зубы и сделавший его похожим на хищника, почуявшего запах крови. Боль ушла, остался лишь азарт предстоящей схватки с достойным противником, который не побоялся броситься в пекло.

— Ну и семейка, — прохрипел он, откашлявшись и выплюнув ещё один сгусток крови. — Живучие как тараканы. Ну да ладно, это только делает игру интереснее.

Он отряхнул одежду от пыли и снега, расправил плечи и глубоко вдохнул морозный воздух, который приятно обжёг лёгкие. На улицах мёртвого Лондона стояли миллионы его марионеток, заполняя каждый переулок, каждую площадь, каждое здание, и превращая столицу Англии в гигантский муравейник, кишащий заражёнными. Пятьдесят миллионов человек, всё население Англии, собралось в одном месте и подчинялось единой воле.

— Приходи, Михаил. Мы окажем тебе радушный приём…

Договорить он не успел. Вдалеке, на южной окраине Лондона, примерно в районе железнодорожного вокзала Ватерлоо, раздался оглушительный грохот, заставивший всех заражённых в радиусе километра вздрогнуть и обернуться в сторону источника звука. Грохот был таким мощным, что даже башня Биг-Бен слегка задрожала, сбросив с карнизов ледяные сосульки, которые полетели вниз и разбились о мостовую тысячами осколков.

Вслед за грохотом в небо взметнулся столб пыли, смешанной со снегом и обломками разрушенных зданий. Он поднимался всё выше и выше, достигая облаков и окрашивая небо в серый цвет. А потом яркая вспышка пламени озарила южную часть города, осветив её так, что на несколько секунд стало светло как днём. Огонь бушевал, пожирая всё на своём пути, превращая дома в исполинские костры, а заражённых в живые факелы, которые метались по улицам и визжали от боли.

— А вот и он. Ха-ха-ха! Добро пожаловать, господин Архаров! — расхохотался Король Червей, театрально поклонившись алому зареву.

Екатерина Павловна Архарова, первая жена Константина и мать Александра, брела по аномальной зоне… А сколько? Может, месяц, или год? А может, целую вечность. Она сбилась со счёта, сколько раз ей приходилось прятаться от чудовищ, есть тухлятину и продолжать идти чёрт знает куда в надежде, что однажды она найдёт людей.

Она брела, еле переставляя ноги, оставляя за собой кровавые следы на снегу. Платье, некогда бывшее элегантным бархатным нарядом, превратилось в лохмотья, едва прикрывающие измождённое тело. Руки покрывали десятки порезов и ссадин, запёкшаяся кровь образовала на коже коричневые корки. Под левым глазом красовался фиолетовый синяк размером с кулак, губы разбиты и потрескались от мороза.

Екатерина Павловна давно хотела умереть, но в глубине её души было чувство, что только она сможет спасти Александра из лап иномирной твари. Поэтому она продолжала идти до тех пор, пока боги не смилостивились над ней. Она добралась до Калининграда. Городские ворота выглядели неприветливо.

— Стой! Ни шагу дальше! — раздался грубый окрик с крепостной стены.

Екатерина подняла голову и увидела троих пулемётчиков, направивших на неё стволы. Тяжёлое оружие угрожающе смотрело в её сторону, готовое в любую секунду разорвать хрупкое тело в клочья. За спиной послышался вой, твари почуяли добычу и неслись следом. Она обернулась и увидела трёх вервольфов с хищными оскалами на мордах.

С клыков существ капала слюна, глаза горели голодным огнём, а лапы с когтями длиной с палец взрывали снег. У Екатерины не осталось сил бежать, ноги подкосились, и она упала на колени прямо перед воротами. Твари были в двадцати метрах, в пятнадцати, в десяти. Ещё мгновение, и они вцепятся ей в горло.

Загремели пулемёты на стене, разрывая вервольфов в клочья. Екатерина Павловна вздрогнула от громоподобных очередей и нервно улыбнулась, подумав, что вот и пришла её смерть, но потом снова зазвучал голос дозорного:

— Прекратить огонь! — и грохот стих так же внезапно, как и начался.

Ворота со скрежетом отворились, и из них выбежала группа гвардейцев. Суровые лица были насторожены, руки крепко сжимали автоматы. Первым к Екатерине подбежал седовласый офицер с майорскими погонами, присел на корточки и заглянул ей в глаза. Он вглядывался в её лицо, пытаясь понять, человек перед ним или очередной зараженный.

За его спиной стояли ещё пятеро бойцов с поднятыми стволами. Их серьёзные лица говорили о том, что стоит Екатерине Павловне повести себя странно, и её тут же превратят в решето. Женщина попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый стон, похожий на воронье карканье. Губы шевелились, но слова застревали где-то глубоко внутри, не желая выбираться наружу.

— Жива, — констатировал майор и коротко бросил через плечо: — Тащите её в лазарет.

Два гвардейца подхватили Екатерину Павловну под руки и потащили в город. Её ноги безвольно волочились по заснеженной мостовой, а голова болталась, изредка задерживаясь в вертикальном положении, чтобы осмотреться. Каменные стены Калининградских домов покрывал толстый слой инея. В небо поднимался дым из труб, и в нос женщины ударил аромат свежеиспечённого хлеба, отчего та жадно сглотнула.

По улицам сновали военные и даже… Екатерина Павловна задохнулась в момент, когда увидела сотню бойцов в мундирах рода Архаровых. Она проводила отряд взглядом и потеряла сознание.

Спустя пять минут её доставили в небольшое здание с красным крестом на двери. Дозорный пнул дверь ногой, из-за чего раздался громкий грохот, и Екатерина Павловна очнулась, почувствовав терпкий аромат лекарственных трав. Её уложили на деревянную кушетку, застеленную чистой белой простынёй, и к ней тут же подошёл пожилой лекарь.