Эволюционер из трущоб. Том 16 (СИ) - Панарин Антон

Морщинистое лицо с добрыми серыми глазами внимательно изучало пациентку, руки методично ощупывали конечности, проверяя, нет ли переломов. Он снял с неё лохмотья, обнажив исхудавшее тело, покрытое синяками всех цветов радуги, от жёлтых до фиолетовых.

— Истощение, обезвоживание, множественные ушибы и порезы, — бормотал себе под нос лекарь, что-то записывая в блокнот. — Чудо, что она осталась жива. Ещё день-два в аномальной зоне, и точно бы померла.

Он тщательно осмотрел каждый сантиметр тела Екатерины Павловны, заглянул в глаза, проверил рефлексы, прослушал лёгкие и сердце. После долгих минут осмотра лекарь выпрямился, вытер руки о полотенце и повернулся к ожидающим у двери гвардейцам. Он кивнул майору, давая понять, что опасности нет, после чего вернулся к пациентке и начал обрабатывать раны.

Йод жёг так, что Екатерина Павловна скривилась от боли, но не вскрикнула; после всего пережитого она знала, что тишина спасает жизнь. Она спасала её множество раз. Вот и сейчас по инерции женщина решила промолчать. Лекарь наложил повязки на самые глубокие порезы, дал выпить горького травяного отвара и укрыл тёплым одеялом. Екатерина Павловна даже сама не заметила, как уснула.

Спустя час дверь лазарета скрипнула, и внутрь вошёл высокий седой мужчина с мощными плечами и суровым лицом. Максим Харитонович Багратионов. Его карие глаза прищурились, уставившись на иссохшую женщину. Он медленно подошёл ближе, сел на стул рядом с кушеткой и долго молчал, изучая лицо, казавшееся ему знакомым. Максим Харитонович тяжело вздохнул и наконец заговорил низким хриплым голосом:

— Катька? Ты вообще как здесь оказалась?

Екатерина Павловна открыла глаза и посмотрела на старика. Губы задрожали, из глаз покатились слёзы. Она попыталась сесть, но тело не слушалось, и из груди вырвался лишь судорожный всхлип. Максим Харитонович протянул руку и осторожно коснулся её плеча, давая понять, что она в безопасности.

Несколько минут они молчали, пока Екатерина не собралась с силами и не заговорила прерывистым голосом. Слова лились потоком, смешиваясь со слезами, и складывались в бессвязную историю, полную ужаса и отчаяния.

— Меня… меня похитили, — прошептала она, сжимая одеяло побелевшими пальцами. — Не помню точно, когда это случилось, всё смешалось. Очнулась в какой-то лаборатории. Вокруг стояли люди в белых халатах, их глаза… глаза горели безумным огнём фанатиков. Они говорили о ритуале, о Великом Пришествии. А потом… потом привели его, — голос Екатерины сорвался на шёпот. — Александра. Моего мальчика. Он был бледным, израненным. Глаза пустые, словно из него выпили душу.

Максим Харитонович молчал, давая женщине выговориться. Екатерина сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но воспоминания терзали ее изнутри, не давая покоя. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором снова возникла та проклятая лаборатория, холодные стены, запах крови и химикатов. Старик крепче сжал ее плечо, возвращая в реальность, давая опору, за которую можно было держаться.

— Они привязали его, начертили на полу руны, чертили кровью. Круги, символы, какие-то знаки… В центре круга был Александр. А после они начали петь, их голоса слились в единый гул, от которого болела голова. А потом он пришёл. — Екатерина замолчала, её тело задрожало от одних только воспоминаний.

— Кто пришёл? — тихо спросил Максим Харитонович, хотя уже знал ответ.

— Не знаю. Он. Сущность, забравшая тело моего мальчика, — одними губами прошептала Екатерина Павловна. — Он посмотрел на меня, и я почувствовала от этого взгляда первобытный ужас, сжалась в комок и могла только безвольно плакать. Я хотела закричать, но голос застрял в горле, словно кто-то сдавил его ледяной хваткой. Это всё ещё был мой сын, но уже не он. Понимаете?

Максим Харитонович кивнул. Екатерина продолжала говорить, её голос звучал механически, словно она пересказывала чужую историю, отгородившись от эмоций стеной равнодушия. Так мозг защищался от травмы, не давая ей полностью сломаться под тяжестью пережитого ужаса.

Старик слушал, запоминая каждую деталь, каждое слово, понимая, что эта хрупкая женщина пережила такой ужас, который смог бы вынести далеко не каждый мужчина.

— А потом он посмотрел на учёных, на этих фанатиков в белых халатах, и улыбнулся. Но это была не человеческая улыбка, а оскал хищника, увидевшего добычу. В следующее мгновение… Взрыв. Их тела просто разорвало на куски. Повсюду была кровь и куски тел. Столько крови. А он… Александр… Повернулся ко мне, посмотрел этими чужими красными глазами и… рассмеялся. Потом… Потом он просто ушел, оставив меня одну посреди аномальной зоны…

По щекам Екатерины снова потекли слезы. Максим Харитонович сидел неподвижно, словно статуя, только желваки ходили на скулах от сдерживаемой ярости. Старик понимал, что Екатерина уже никогда не будет прежней, увиденное навсегда сломало что-то внутри нее. Но при этом она выжила. Не каждый на такое способен, многие бы просто сошли с ума или сдались. Максим Харитонович снова протянул руку и накрыл её холодные пальцы своими тёплыми ладонями.

— Всё будет хорошо. Род Архаровых позаботится о тебе, — мягко произнёс он и направился на выход.

Екатерина Павловна проводила его взглядом, а после опустила голову на подушку и механически закрыла глаза. Словно игрушка, у которой закончился заряд батареи.

— Император, аномальная зона, теперь Великие Бедствия. Вот же морока, — вздохнул Максим Харитонович и вышел на свежий воздух.

Старик направился прямиком в своё поместье, чтобы обрадовать или опечалить тестя. Константин Игоревич Архаров весьма необычный человек, чёрт его знает, будет он рад возвращению жены или наоборот? Гвардейцы у входа отдали честь и распахнули двери, пропуская Максима Харитоновича внутрь.

Он прошёл по длинному коридору мимо портретов предков, чьи суровые лица смотрели на него с холстов. В конце коридора была массивная дубовая дверь, за которой располагались покои Архарова. Максим Харитонович вошёл без стука. Да и с чего бы ему стучать? Всё же, это его дом.

У окна стоял Архаров и смотрел на город, затянутый туманом. Даже со спины Константин Игоревич производил внушительное впечатление: рост за два метра, плечи шириной с дверной проём, мышцы бугрились под туго натянутым кителем. Услышав шаги, он обернулся. Лицо Константина было изрезано шрамами: один тянулся от виска до подбородка, другой пересекал левую бровь, третий уродовал шею.

— Максим Харитонович, — коротко кивнул Константин. Его голос был низким, раскатистым, таким, что эхом отдавался в груди. — Что-то случилось?

— Сядь, сынок, — тяжело вздохнул Максим Харитонович.

Константин нахмурился, но послушался и опустился в массивное кресло за рабочим столом. Максим Харитонович сел напротив и начал пересказывать историю Екатерины, не упуская ни одной детали. С каждым словом лицо Константина менялось. Сначала удивление, потом холодная ярость, от которой воздух в кабинете словно стал гуще.

Когда Максим Харитонович закончил рассказ, в комнате повисла гнетущая тишина, которую нарушало лишь потрескивание дров в камине. Константин сидел неподвижно, сжав кулаки. Его дыхание стало тяжёлым, грудь вздымалась, как кузнечные меха.

— Катька… жива, — глухо произнёс Константин, словно не веря собственным словам. — Где она?

— В лазарете, иди за мной, — ответил Максим Харитонович.

Константин резко поднялся, кресло с грохотом откатилось назад, ударившись о стену. Не говоря ни слова, они направились в лазарет. Константин Игоревич ворвался в палату, заставив лекаря подпрыгнуть от неожиданности. Тот едва не выронил склянку с настойкой. Взгляд барона метнулся по комнате и остановился на кушетке, где под одеялом лежала его жена.

Екатерина Павловна спала беспокойным сном, её лицо подёргивалось от кошмаров, губы шевелились, бормоча что-то неразборчивое. Константин медленно подошёл к кушетке. Его огромная фигура отбрасывала длинную тень на стену, создавая впечатление, что к женщине приближается не человек, а какое-то мифическое существо.