— Мы здесь. Прямо за этой решёткой — гардеробная. Дальше я не могу.
Я кивнула, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Осторожно отодвинув решётку, я проскользнула в просторную комнату, заставленную шкафами. Воздух здесь пах лавандой и дорогими духами.
Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Сквозь щель я видела пустую комнату, но я точно чувствовала — это очередная ложь Каспиана. Я приложила ладонь к косяку.
— Гори.
Огонь вспыхнул не в дереве, а в том, что покрывало его и стены комнаты — в самой магии иллюзии. Пламя моего дара пожирало чары, и они горели, как и говорила госпожа Розе. Покров рассеялся, и правда открылась: под чёрным балдахином лежала женщина, бледная и неподвижная, окружённая сложным магическим кругом, светившимся зловещим багровым светом.
Сделав глубокий вдох, я шагнула вперёд. Пришло время положить конец этой игре.
Пальцы дрогнули, едва коснувшись незримой стены, что отделяла меня от спящей. Холодная энергия ударила в подушечки, заставив сжаться сердце. Второго шанса не будет. Помогите , — беззвучно взмолилась я силам, что вбросили меня в это тело, в эту точку разлома. Пусть получится.
Может, вернув ей жизнь, я смогу растопить лёд в Каспиане? Найти того, кого так ясно помнил Теодор — юношу с весёлым блеском в глазах, ещё не отравленного ядом подозрений. Того, чьё настоящее лицо я ловила в редкие миги, когда все его маски вдруг трескались, обнажая что-то ранимое и почти… человечное.
Ладонь прижалась к барьеру. Зачем я здесь? Почему это тело, эта судьба? Мысли метались: дурацкие шутки Теодора, согревавшие душу, и пронзительные вспышки чего-то настоящего в глазах Каспиана. Всё, что могло бы быть, но рухнуло в пропасть лжи. Горечь подступила к горлу. Нет. Не такой финал. Не бессмысленное завершение. Я буду бороться.
Жар родился глубоко внутри и хлынул наружу. Не только надежда — сама плоть моя горела, становилась топливом. Багровое пламя, цвета алой крови, поглотило комнату. Лучше сгинуть в очищающем огне, чем покориться.
Сквозь рёв стихии пробился отчаянный крик:
— Алисия! Алисия! АЛИСИЯ!
Голос Теодора. Сквозь огненную стену мерещился его силуэт. Бред. Галлюцинация. Он не придёт. Не после моего письма. Всё кончено . Отчаяние подлило масла в огонь. Пламя взметнулось с ослепительной, всепоглощающей силой, выжигая чары, боль, саму память.
Я рухнула вперёд, и холод камня обжёг лоб. Завеса из огня исчезла.
Но развеялось ли и проклятие, сковавшее мать Каспиана и Теодора? Я не знала. Лишь надеялась. Верила до последнего вздоха. Силы уходили, сознание тонуло в густой, безвозвратной тьме.
Глава 22. Последний танец
— Где Каспиан? Ты его видел? — голос женщины,что недавно лежала в песпробудном сне был слабым, но полным тревоги.
— Матушка, он покинул замок. Но думаю, скоро вернётся. Нам надо уходить, — голос Теодора звучал умоляюще. Он сидел на краю кровати, крепко держа руку матери.
— Я не уйду, пока не поговорю с сыном.
— Нет! Не о чем с ним говорить! Он окончательно свихнулся, понимаете?
— Господин, Алисия совсем слаба, и ваша мать тоже. Мы не сможем уйти быстро, — это была госпожа Розе.
Это сон? Я с тяжестью приоткрыла глаза и осторожно повернула голову. Комната преобразилась: та самая комната, в которую я вошла, теперь была залита мягким утренним светом, пробивавшимся сквозь окна. Воздух был тёплым и свежим, пахло травами и мёдом.
На кровати, в окружении шёлковых подушек, сидела женщина — бледная, как фарфоровая кукла, но на её щеках играл лёгкий, едва заметный румянец.С такими же темными волосами как у Каспиана.Её глаза, цвета весеннего неба, были полны жизни. Рядом с ней, доставая из своей бездонной сумки различные склянки, возилась госпожа Розе.
У изголовья, не отпуская руку матери, сидел Теодор. И это не был сон.
— Кажется, моя спасительница пришла в себя, — она тепло улыбнулась мне.
Я попыталась привстать с низкого диванчика, на котором лежала, но тут же сморщилась от пронзительной боли в висках.
— Даже не вздумай вставать! — не поворачиваясь, крикнула Розе.
Теодор перевёл на меня взгляд — осторожный, выжидающий. Я собрала все силы и слабо улыбнулась ему. В его глазах вспыхнула знакомая искорка, та самая, что заставляла мое сердце биться чаще. Он встал и подошёл ко мне, мягко, но настойчиво укладывая меня обратно.
— Ты как? — его пальцы на мгновение задержались на моём плече.
— В порядке, — я кивнула, чувствувая, будто из меня выкачали все силы. — Просто... опустошённая.
— Конечно, опустошённая! — фыркнула Розе. — Ты израсходовала заряд магии, на который у обычной колдуньи ушли бы годы. Чудо, что не сгорела заживо.
— Это ты научила её? — женщина с любопытством посмотрела на Розе.
— Да, в этом есть и моя заслуга. Но у девочки... врождённый дар. Почти божественный. И она овладела им слишком быстро.
Я не сводила глаз с Теодора. Его присутствие здесь было чудом, которого я не смела надеяться.
— Может, это моя судьба? — тихо спросила я, глядя на него.
Он наклонился так близко, что его шёпот был слышен только мне:
— Ты и есть моя судьба.
Потом он выпрямился и, всё ещё держа меня за руку, повернулся к матери.
— Матушка, — его голос прозвучал твёрдо и нежно одновременно. — Это Алисия. И она однажды станет моей женой. А это, — он с теплотой посмотрел на мать, — моя мама, госпожа Лунарис Марго.
— Милая, ты едва вернулась из объятий тьмы, а мой сын уже строит воздушные замки с свадьбами, — голос леди Марго, хоть и ослабленный годами плена, звучал с той самой аристократичной укоренностью, что не оставляла сомнений — передо мной истинная хозяйка этих стен. Ее взгляд, цвета утреннего неба, мягко скользнул по мне, наполненный благодарностью и внезапной материнской заботой. — Прошу, прости безумие моих сыновей. Пока я спала, они устроили в моем доме настоящий хаос. Но теперь я проснулась.
— Матушка, я... — начал Теодор, но она мягко подняла руку, и он замолчал, будто мальчишка.
— Тихо, Тео. Твои оправдания я выслушаю позже. Розе, — она повернулась к колдунье, и ее тон стал деловым, — флакон с лунной росой и эликсир пламени саламандры. И хрустальную чашу Тел'Арина, если не затруднит.
Розе, с выражением крайнего неодобрения, доставала из своей, казалось бы, бездонной бархатной сумы указанные сосуды. Один содержал жидкость, переливавшуюся перламутром, другой пылал алым, как расплавленное золото.
— Марго, смешивать лунную росу с пламенем саламандры... это все равно что пытаться подружить леда и огонь. Последствия непредсказуемы.
— Именно непредсказуемость мне и нужна, — ответила леди Марго с тенью усталой улыбки на бледных, но уже не бескровных губах. — Мои мальчики напроказили. Пришло время матери навести порядок.
Когда Розе подала ей чашу, леди Марго вылила содержимое флаконов с движением, отточенным долгой практикой. Жидкости столкнулись в хрустале с тихим шипением, рождая клубящееся серебристо-алое сияние, которое озарило ее изможденное, но одухотворенное лицо.
— А теперь, Алисии. Укрепляющее на корнях мандрагоры, тонизирующее из сока солнечной лозы, восстанавливающий бальзам звездной пыли и... каплю эссенции концентрации из глаз Царя Бездны. Не скупись, Розе. Я чувствую пульс ее силы. Он... громоподобен. Ее сосуд выдержит.
— Только очнулась и уже раздаешь указания, как в былые времена, — проворчала Розе, но в ее глазах читалось странное уважение. Она приготовила для меня зелье, которое пахло грозой после дождя и свежевскопанной землей.
— Я чувствую ее, Розе. Ее магия... она не просто сильна. Она фундаментальна. И времени на долгое восстановление у нас нет. — Леди Марго поднесла свою чашу к губам и выпила смесь единым долгим глотком. Ее тело напряглось, сухожилия на шее выступили наружу. Она закашлялась — не слабым, а глухим, разрывающим кашлем.
