Вязаное счастье попаданки (СИ) - Иконникова Ольга

Да, когда граф вернется, он сразу хватится меня. Но ночью он не пойдет в деревню меня искать. А днём мы с бабушкой уже будем далеко от Лардана. И даже если он узнает, кто я такая, какое это будет иметь значение? Не поедет же он за мной в Арль из-за какой-то монеты? А к моменту нашего возвращения из города, замок уже снова будет пуст.

Взгляд падает на лежащий на столике кошель — там куда больше, чем одна монета. Но я не позволяю себе даже просто в него заглянуть. Я не воровка. И даже один экю жжёт мне руку.

И считаю своим долгом взять перо, чернильницу и написать на листе: «Ваше сиятельство! Простите меня за бегство! Однажды я обязательно верну вам этот экю».

А теперь прочь из старого замка! Я выхожу на улицу, спускаюсь к морю. И когда я смотрю на водную гладь, в которой отражается луна, мое тело содрогается от страха. За то время, что я провела здесь, я так и не смогла этот страх побороть.

А ведь раньше я не боялась воды. С боязнью воды не занимаются синхронным плаванием. Но всё изменилось в тот момент, когда я вынырнула из воды уже здесь. И кажется, это был не мой страх, а страх настоящей Изабель.

Глава 6. Розовый город

Я до сих пор не знаю, что случилось с Изабель. Как она оказалась в реке? Упала? Спрыгнула сама? Но с чего бы? Здесь, в Лардане, ее любили все. Да и вряд ли она могла быть такой эгоисткой, чтобы не подумать о чувствах старой бабушки. А может быть, кто-то толкнул ее в воду? Но это кажется мне еще более немыслимым.

Так я и стою на нижней ступени лестницы до тех пор, пока не спохватываюсь. Мне нужно бежать отсюда как можно скорей!

И я бегу. Так быстро, как только могу. Галька громко шуршит под ногами, и мне кажется, что звук моих шагов разносится по всему берегу. И я боюсь, что его слышно и в старом замке.

Поэтому, когда я оказываюсь на тропинке, что вьется по склону, я вздыхаю с облегчением. Луна скрывается за большой тучей, и теперь даже если граф и его слуга кинутся за мной, они меня не увидят.

Темнота мешает и мне самой, и я несколько раз оступаюсь и царапаю руку до крови. Когда добираюсь до дороги, что ведет в деревню, оглядываюсь. Но нет, возле старого замка не видно никаких огней. Да и не один разумный человек не бросится в погоню ночью в незнакомом месте всего из-за одного экю. Вон их сколько было в мешочке графа.

Мне неприятно, что он будет считать меня воровкой, но я рада, что оставила ему хотя бы записку. Если получится, я обязательно верну ему эти деньги. Я как бы взяла их в долг. Но такие уговоры не сильно успокаивают мою совесть.

— Где ты была, Белла? — спрашивает меня бабушка, когда я вваливаюсь в нашу хибару. — И куда вообще можно пойти в таком виде?

Она окидывает меня укоризненным взглядом.

— У нашей Беллы появился кавалер? — хитро прищуривается Клодет. — Но на твоем месте, девочка, я бы всё-таки подождала его светлость. Возможно, этот граф приехал как раз для того, чтобы подготовить замок к прибытию хозяина.

В ее серо-зеленых глазах я вижу укор.

Но не считаю нужным ей отвечать. Даже если она права, то это ничего не меняет. Путь в старый замок для меня теперь закрыт. Сначала мне нужно разбогатеть и вернуть графу де Сорель золотую монету.

Тут я перевожу дыхание и кладу экю на стол — туда же, к серебряным монетам. Обе старушки смотрят на меня с изумлением.

— Я нашла его на берегу возле замка, — торопливо говорю я. — Должно быть, его сиятельство обронил, когда ходил купаться.

Я даже осмеливаюсь посмотреть им в глаза. И кажется, почти не краснею.

Вижу, что бабушка сомневается и собирается что-то сказать. Но Клодет ее опережает.

— Вот и хорошо, что нашла. Как раз кстати. Будет на что съездить в Арль. Правда, Дезире?

Бабушка хмурится. В ней явно спорят две стороны — одна настаивает на правде, а другая готова удовольствоваться ложью, если эта ложь во благо. Потом она начинает бренчать четками — молится о том, чтобы эта ложь нам простилась.

До маленькой почтовой станции, что стоит на дороге в Арль — не меньше полутора лье. Для меня самой это не расстояние, но вот для Дезире… И я предлагаю нанять возницу с повозкой. В Лардане каждый согласится заработать пару денье.

Но бабушка не привыкла тратить деньги попусту, и потому мы отправляемся в путь еще до рассвета, и эти полтора лье проходим пешком. Сначала мы доходим до старой мельницы, где живет Клодет, и мои старушки обнимаются так крепко, словно Дезире уезжает в Арль не на пару недель, а навсегда.

— Я присмотрю за вашим домом, — обещает Клодет.

Когда начинает светать, идти становится чуть легче. Но я слышу тяжелое дыхание бабушки и замедляю шаг. Зря я всё-таки не настояла на повозке.

Пока мы идем, Клодет рассказывает мне о Джереми. Словно пытается оправдать его в моих глазах. Каким он бы в детстве и юности. Как помогал ей по хозяйству. Как ходил в море за рыбой.

Она боится его потерять. Потому что чувствует себя старой и слабой и страшится того, что если что-то случится и с ней, то я останусь совсем одна. К тому же те деньги, что он нам присылал, были для нас большим подспорьем.

Но все мои переживания сосредоточены сейчас на почтовой карете. Если в ней не будет свободных мест, то нас с Дезире просто не возьмут, и нам придется возвращаться домой. А я не могу вернуться в деревню.

И до тех пор, пока не приезжает карета из Марселя, я так и хожу возле почтовой станции, не находя себе места от беспокойства.

Но карета прибывает почти пустой, и когда мы с бабушкой оказываемся внутри, я, наконец, позволяю себе расслабиться и заснуть. И меня не тревожат ни жесткость сидений, ни тряска на неровной дороге, ни разговоры двух женщин, что сидят напротив нас. Я еще успеваю услышать, что Дезире тоже включается в их беседу, и проваливаюсь в глубокий сон.

Бабушка будит меня уже на подъезде к Арлю, и я с любопытством выглядываю в окно. За то время, что я провела здесь, я не покидала Лардан. Да и сама Дезире едва ли бывала в городе хоть десяток раз.

Но город еще не виден, зато я замечаю небольшое озерцо, берега которого заросли тростником, и стоящих в воде розовых фламинго.

И после этой картины пока еще незнакомый мне Арль представляется мне таким же, как эти фламинго — красивым и бело-розовым в солнечном свете. Вот только реальность оказывается совсем другой.

Глава 7. Улица Вязальщиц

Арль оказывается городом контрастов. Красивые площади с величественными зданиями соседствуют тут с узкими улочками, мостовые которых тонут в грязи.

Проводить нас до нужного места берется одна из наших спутниц — ей нужно в ту же сторону, и это оказывается для нас с бабушкой большим подспорьем. Дезире уже лет десять не была в Арле и основательно всё забыла. И я вижу, что город пугает ее — и многолюдной толпой, и шумом, столь чуждым для жительницы деревни, и лабиринтов улиц, названия которых уже с трудом откладываются в ее старой памяти.

Здесь много церквей, и мадам Бизе охотно рассказывает про те, мимо которых мы проходим.

—Церкви Святой Анны четыре сотни лет, — говорит она, когда мы проходим мимо некогда, должно быть, величественного и белоснежного, а сейчас почти превратившегося в руины здания.

А вот напротив нее стоит главный городской собор — церковь Святого Трофима. На его фасаде высечены из известняка сцены из Ветхого и Нового Завета.

— Прежде здесь короновали императоров, — не без гордости говорит мадам Бизе.

Рядом с собором — большое здание монастыря, миновав которое, мы выходим к сооружению, которое производят на меня почти шокирующее впечатление — мне кажется, оно похоже на древнеримский амфитеатр, над которым надстроили башни. Но мадам Бизе не сильна в истории, и в ответ на мой вопрос она только пожимает плечами:

— Да, кто же знает, мадемуазель, что тут было раньше?

Зато она охотно рассказывает про женское аббатство Святого Кесария, стены которого высятся справа: