Системный Кузнец IV (СИ) - Мечников Ярослав

Мужики вокруг бубнили что-то неразборчивое: кто-то клял старика за безрассудство («Сгубил себя, дурень!»), кто-то шептал слова восхищения («Ну и мужик! Не побоялся!»). А мастер смотрел только на меня — во взгляде смешалось всё: и вина за то, что поддался эмоциям, расписавшись в слабости, и в то же время гордость за то, что выплеснул всё, что кипело на сердце. Пусть ценой собственной шеи, но ответил ржавому ублюдку.

— Мастер… — сказал я тихо, и на губах появилась слабая улыбка. — Ну это вы лихо, конечно…

Старик фыркнул. Болезненная гримаса, похожая на улыбку, прорезала синее лицо. Несколько мастеров вокруг тоже хмыкнули, другие лишь моргали, не понимая, как можно смеяться на краю могилы.

— Значит… с этим бесом будешь теперь? — прохрипел Гуннар — каждое слово давалось с трудом. — Там… наверху?

Старик смотрел нечитаемым взглядом — я не мог понять: завидует? Винит в предательстве? Или жалеет?

— Буду работать наверху, мастер Гуннар, — ответил я твёрдо. — А этот бес…

Сделал паузу, обводя взглядом понурые лица кузнецов. Хотел сказать привычное и злое: «Ещё своё получит», «Я его уничтожу»… Но язык не повернулся — понял, что это будет ложью. Я не чувствовал сейчас той пылающей ненависти, что сжигала час назад. Говорил скорее по инерции, поэтому остановил себя.

— Похоже, что так. Буду работать с ним.

Почувствовал укол досады за то, что во мне нет той страсти, которая двигала раньше. Я стал… расчётливее? Или просто холоднее?

Гуннар вновь вымученно улыбнулся.

— Правильно… — прошелестел старик. — Уж лучше ты… чем…

Мастер закашлялся, тело сотрясла дрожь.

«Чем кто?» — подумал я. — «Чем он сам? Или чем кто-то из этих кузнецов?»

— … уж лучше ты будешь в Горниле, чем этот зверь там, в одиночестве, — закончил мысль Гуннар. — Он не выдержит соревнования с тобой, парень — проиграет.

Я тяжело вздохнул — разговор оставил пресный осадок. На душе неспокойно и пусто, словно выгорело всё, что могло гореть. Видимо, отсутствие Огненной Ци и запредельная усталость наконец-то взяли своё. Посмотрел на обступивших нас кузнецов.

— Пусть мастер отдохнёт, — сказал тихо. — Отнесите его в казарму и воды дайте.

— Да, давай, мужики, навались… Осторожнее, голову держи… — засуетились мастера, подхватывая тело.

Бросил на Гуннара последний взгляд. Крепкие руки подхватили старика и потащили наверх, по ступеням.

Оставшиеся мастера ещё стояли и глядели на меня. Может, ждали ещё одной вдохновляющей речи? Ждали, что снова зажгу сердца? Но говорить не хотелось. Слова кончились — в голове билась только одна мысль: «Нужно закончить топоры. Тридцать пять штук. Иначе всё зря».

— Ну что, мужики… По местам? — посмотрел на них просто, без вызова — голос был сиплым от усталости. — Я встану вместо мастера на проушины. Ци использовать не буду, пуст я. Просто буду ковать руками.

Обернулся к Ульфу — детина сжался в комок, но заметил, что уже не дрожал. Ко всем потрясениям последних дней парень начал привыкать.

— Побудешь моим молотобойцем, старина? — спросил его.

Ульф судорожно сглотнул, а затем решительно закивал головой.

— Кай говорит — Ульф бьёт.

— Добро.

Больше не говоря ни слова, направился к наковальне, за которой ещё недавно стоял Гуннар. Слышал за спиной семенящие шаги друга и сиплое дыхание остальных кузнецов. Видимо, те и правда ждали какого-то знака, напутствия, но теперь стояли в растерянности.

А мне было всё равно — просто хотелось, чтобы кузнецы пошли на места и начали работать без слов и пафоса. Не маленькие, в конце концов. Чувствовал внутри какую-то новую, холодную злобу — противоположность огненной ярости, что двигала мной раньше. Злоба человека, который понял: чтобы выжить, нужно стать твёрже стали.

Глава 19

На наковальне лежала незаконченная работа Гуннара — грубая заготовка, отдалённо напоминающая топор. Нужно пробить идеальную проушину и вытянуть шею для будущего лезвия.

Ульф подошёл и встал напротив, сжимая кувалду, вглядываясь в тёмный металл. Слышно, как остальные мастера молча подтягивались к местам. В голове всё ещё клубился туман — руки налились тяжестью.

Чувствовал, как воздух дрожит от напряжения после ухода Брандта, но гнал мысли прочь.

Взял заготовку клещами и бросил в тлеющие угли горна. Сам подошёл к рычагу заслонки и дёрнул — гул под землёй усилился, и струя сжатого воздуха, свистя, ворвалась в очаг. Угли вспыхнули, окрашиваясь из тёмно-вишнёвого в яркий оранжевый. Я стоял и смотрел на огонь, но не чувствовал с ним родства — тот был просто инструментом.

Когда металл налился нужным цветом, выхватил и перенёс на наковальню. Взял ручник Гуннара — тот был тяжелее моего, рукоять неудобная, слишком толстая и отполированная чужим потом. Решил работать им, сам не знаю почему. Примерился и нанес удар, показывая молотобойцу, куда целиться.

— Бей!

Ульф обрушил кувалду.

Без Огненной Ци металл казался тугим — молот не отскакивал сам, его приходилось поднимать усилием. Нет того огня и лёгкости, когда танцуешь с заготовкой, но появилось что-то новое — движения стали скупыми и тяжёлыми, но основательными. Я не спешил — бил редко, но каждый удар ложился точно в цель, вбивая металл в форму не яростью, а весом.

— Бородок!

Мы пробили отверстие — Ульф работал чётко, несмотря на усталость.

Параллельно начал слышать, как оживает цех. Сначала — одиночные удары, потом — ритмичный перестук, а затем и общий гул. Мастера втягивались без криков и без речей. Сама магия общего дела увлекала их — слышал, как кто-то хмыкнул, как в Третьем ряду раздался одобрительный возглас: «Во, пошла жара!». Как Томас зычно скомандовал подносчикам.

Смешки, жаркие и короткие переговоры: «Левее держи!», «Ещё разок, для верности!».

Вытер пот со лба и вдруг почувствовал глубокий покой — я больше не герой на пьедестале, а просто часть процесса — шестерёнка, которая крутится в такт с другими, и это хорошо.

— Ещё! — скомандовал я, и мы продолжили, сливаясь с ритмом «Кузни».

Работа шла своим чередом — чувствовал, как старина Ульф устал, движения стали тяжелее, дыхание — хриплым. Молотобоец вытирал пот, льющийся градом, опускал кувалду, чтобы перевести дух, а затем вновь, без жалоб и стонов, по команде взмётывал инструмент вверх и осаживал металл с силой гидравлического пресса.

Осталось всего десять топоров

До конца смены ещё было время. Понимал: всё работает — машина, которую запустил, крутится, но так и не видел финальных топоров — тех, что уже прошли закалку — наверняка качество там ниже, чем с Ци… Процентов пятьдесят, не больше, но почему-то не спешил идти проверять — просто не хотелось. Я растворился в собственной задаче — сделать идеальную проушину без магии.

[Анализ: Неравномерная толщина стенки справа.]

[Корректировка: Удар под углом 15 градусов.]

Система подсказывала, но и сам теперь видел: здесь металл пошёл туго — значит, нужно бить резче, а здесь — остыл быстрее, надо греть. Голова работала ясно и холодно.

Привычно передал готовый топор дальше по цепочке. Вытер лоб, опёрся о наковальню, чтобы перевести дух и подготовиться к следующему. И вдруг понял, что всё — больше ничего не придёт.

Оглянулся — кузнецы из Первой группы, которые готовили болванки, уже не работали, сидели на ящиках с углём или стояли, привалившись к наковальням, молча вытирая руки грязными тряпками — лица уставшие, но спокойные.

Выходит, закончили нашу часть — вот так просто, без фейерверков и страстных речей — просто сделали это.

Окинул взглядом задымлённый цех — в конце цепи, у бочек, ещё слышалось шипение закаливаемой стали и звон молотков Третьей группы, дотягивающих шипы. А я просто стоял — усталость навалилась свинцовой плитой, придавила к земле.

Ульф присел на корточки и покачивался из стороны в сторону, глядя в пустоту остекленевшим взглядом.

Глянул в сторону выхода — в тени у лестницы неподвижно стоял Йорг Бык, но теперь тот казался не статуей, а просто уставшим человеком — плечи осунулись, поза стала какой-то слабой и потерянной. Даже надзиратели устают смотреть.