Княжна Екатерина Распутина (СИ) - Токарева Ольга "molishna"

Завидев любимую, Павел расцвел улыбкой, словно подснежник, пробившийся сквозь снег, и, не замечая никого вокруг, устремился к нашему столику. Его взгляд, как магнит, был прикован к ней, единственной и неповторимой.

— Присаживайся, — предложила я, когда он, наконец, оказался рядом. — Рассказывайте уже. Обо всем.

— О чем? — в унисон удивились они.

— Да обо всём! Кто вы? О чём мечтаете? Какие планы строите? Любопытство — мой порок, а сегодня у меня, ко всему прочему, день добрых дел. Вдруг смогу чем-то помочь? — подбодрила я, сознавая всю нелепость своего предложения, но сгорая от желания узнать их историю. Ведь люди, как книги, — порой за самой простой обложкой скрываются целые миры.

Всё оказалось до оскомины просто и пропитано горечью. Рыжеволосые официантки, словно две осенние рябинки, оказались сестрами — восемнадцати и девятнадцати лет. Семья их — три души, младший брат еще. И светятся от счастья, что удалось ухватить работу в таком, по их меркам, приличном месте. Нина и Павел знакомы с колыбели, сплетают мечты о свадьбе, когда накопится звонкая монета. У Павла домишко свой, небольшой, да только сиротливый. Родители рано ушли в землю. Был еще брат, старший, да бес попутал — спустил в карты ремесленную мастерскую. Дело было зимой. С горя брат залил глаза, упал в сугроб, да так и остался там, замёрз навек. Павел, оставшись без ремесла, пошёл на завод, гнёт спину и каждый месяц отдаёт кровные, чтобы долговая расписка на мастерскую не ушла в чужие руки.

Пока он говорил, хозяйка заведения сверлила нас взглядом, полным нескрываемого раздражения, но возразить не посмела. Как бы ни грезили молодые о будущем, расцвеченном светлыми красками, я уже видела перед собой совсем иную картину. Чуяло сердце, что настанет день, когда хозяйка продаст девчонок бандитам, околачивающимся здесь. И тогда, опозоренные, сломленные, они навеки останутся в этом кабаке, прислуживая ей до скончания дней.

— Осмелюсь спросить, сколько тебе уже удалось собрать на выкуп закладной?

— Тридцать рублей, — с горечью признался он, опуская взгляд. — Осталось еще шестьдесят…

Виноватая улыбка тронула его губы, когда он взглянул на невесту.

— Вы с сестрой не имеете никаких долгов перед этим заведением? — спросила, бросив взгляд на тучную особу, которая, казалось, приклеилась ухом к нашему столику.

— Ни единого! — с вызовом ответила девушка, словно сбрасывая с плеч невидимое бремя.

— Превосходно, — с этими словами я поднялась и, ласково махнув рукой, позвала вторую официантку. — Эй, красавица… Подойди-ка сюда на минутку!

Я изучала девушку, когда она приблизилась, и меня поразила хрупкость ее красоты, словно цветок, чудом распустившийся среди камней. Наверное, их оберегал какой-то незримый ангел, раз они до сих пор оставались в этом гадюшнике чистыми и непорочными.

— Как я уже говорила, сегодня у меня день добрых дел. Предлагаю вам уйти из этого места. Увидев испуг, плеснувшийся в глубине их зеленых глаз, поспешила набросать эскиз их будущего: — Я добавлю нужную сумму на выплату долга, помогу с раскруткой вашей мастерской. И, вдобавок, дам вам обоим деньги на свадьбу и приданое. Поймите, я, может, и моложе вас, но вижу недобрые мысли, которые хозяйка заведения питает к вам. Если вас некому защитить, вас в любой момент могут использовать как инструмент, выжать все соки и выбросить. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.

— Что вы! — воскликнула Нина. — Светлана Никифоровна — душевнейшая женщина, всегда платит вовремя.

— Да-да, и поэтому вы ходите полуголодные, готовые упасть в обморок, — съязвила я.

Девушки покраснели и обменялись виноватыми взглядами.

— Я давно тебе говорил, что нужно бежать отсюда, — поддержал меня Павел.

Слава богу, хоть у него хватает ума понимать, к чему эта работа может привести.

— Но почему… Почему вы хотите нам помочь? — в голосе старшей звучало неподдельное изумление.

— Вопрос по существу, — отозвалась я с печальной улыбкой. — Сама сирота, понимаю, каково это — столкнуться с бездушием мира. Не могу просто пройти мимо, когда вижу зло и несправедливость. Считайте это моим маленьким капризом, если хотите. Бегите, одевайтесь. А я пока поговорю с любезнейшей Светланой Никифоровной и компенсирую ей ваши… Э-э… убытки от внезапного ухода. Хотя, по справедливости, это она вам должна заплатить за часы, отработанные сегодня.

Лицо хозяйки вспыхнуло багровым пламенем гнева, когда я отрезала, что девушки больше не станут здесь работать. Но пламя тут же погасло, не найдя топлива для возражений. Бросив ей на стол одинокий рубль, я вальяжно махнула рукой на прощание и, не оглядываясь, поспешила к выходу, где меня с нетерпением поджидала моя троица.

С вихрем восторга мы пронеслись по торговым рядам, облачив жениха и невесту в праздничные наряды, и помчались к церкви, словно на крыльях любви. Священник встретил нас с отеческой улыбкой, совершил обряд венчания с благоговением и пожелал новобрачным долгой и счастливой жизни, да пятерых детишек в придачу! От этих слов щеки молодых вспыхнули румянцем, словно спелые яблоки в саду. Таинство проводилось безвозмездно, но я незаметно скользнула сторублевой купюрой в карман батюшки, и мы, окрыленные радостью, разошлись, храня в сердцах тепло этого незабываемого дня.

Выйдя за церковную ограду, я увидела Володю, прислонившегося к нашей машине. Он махнул рукой в приветствии, но, заметив окружавшую меня троицу, лишь дернул бровью и вздохнул с красноречивым укором — мол, опять я ввязалась во что-то сомнительное.

— Знакомьтесь, — обратилась я к новым знакомым. — Это Володя Серый, своего рода мой фамильный телохранитель.

В двух словах обрисовав ему ситуацию, я увидела, как он окинул молодых людей пытливым взглядом.

— И каковы ваши дальнейшие планы? — спросил он у них, словно вынося решение.

Заметив их замешательство, я поспешила вмешаться: — Если у Павла есть дом, думаю, будет лучше, если к нему переедут не только невеста, но и ее сестра с братом.

— Я и сам собирался это предложить, — поспешно вставил он.

— Вот и прекрасно. Тогда собираем вещи и перевозим их в твой дом.

Возражений не последовало. Мы уселись в машину и через десять минут уже помогали переносить небогатый скарб в багажник. Оказалось, девушки снимали лишь одну комнату в доходном доме.

Младшего брата сестер звали Егором, и был он под стать им — таким же рыжим и зеленоглазым. Мальчишка, словно угорелый, метался по комнатам, не веря в перемену участи, пока мы таскали вещи. К моему немалому удивлению, дом Павла оказался каменным, добротным, в два этажа. Первый этаж занимала мастерская с запахом кожи и клея, царство обувных колодок и швейных машинок, перемежающееся с хозяйственными помещениями и просторной кладовой, где можно было хранить припасы. На втором этаже располагались три жилые комнаты, просторный зал и светлая кухня. Имелся и санузел — скромная роскошь с ванной и туалетом. Все удобства, как говорится, для человеческой жизни. Я отметила, что мебель, хотя и потемнела от времени, но хранила следы былого лоска и добротности. Павел жил один, но в доме царила чистота, каждый предмет знал свое место.

Положив на стол две сотни рублей, я без обиняков обратилась к хозяину: «Это обещанные. И называй адрес, где твоя закладная находится».

Он назвал улицу и дом. Названия эти мне ни о чем не говорили, а вот Володя заметно напрягся, недовольно дернув носом. Явно знаком с тем, кто не гнушается сорвать куш с местного люда.

Хромус настаивал поехать одному, но я даже слушать не стала его доводы. Уселась на переднее сиденье и безапелляционно заявила: «Трогай». Привез он меня в другой конец города. Дома здесь были куда презентабельнее жилища Павла, хотя до уровня аристократических особняков им было далеко.

Мы вышли из машины и приблизились к добротным деревянным воротам. На калитке висело тяжелое железное кольцо, явно предназначенное для вызова хозяина. Володя и воспользовался им.

На стук вышел хмурый детина, больше напоминающий разъярённого медведя, только что выбравшегося из берлоги. Такой же лохматый и свирепый.