Тьма. Том 8 (СИ) - Сухов Лео

Мы снова замолчали. Я молчал потому, что надоело говорить. Да и пить уже хотелось, а напитков мне не предложили. Ну а Проскурятин, видимо, опять искал убедительные аргументы против.

Увы, из памяти Андрея я знал, что доброму и совестливому человеку действительно тяжело поверить, что не все вокруг такие. Для него это будто шаг с мостика морали — и сразу в бездну.

Как будто шагнув вниз, он рухнет туда же, где сидят его противники. А ведь это тяжело — покидать счастливый мир добрых и совестливых людей. И только когда бездна сама прыгает навстречу, появляется осознание ошибки.

Но обычно в этот момент уже слишком поздно.

Так что я даже не пытался убедить Проскурятина. Я его очень приземлённо и бессовестно запугивал. Но подводил к этому медленно и осторожно.

— В тот момент, когда они решили убивать, Тихон Игоревич, они перешагнули преграды, которые мешают вам осознать глубину их падения. Мораль, жалость и сострадание… Всё это они уже отбросили, посчитав слабостью. Если бы не отбросили, просто не взорвали бы ту бомбу. И когда они поймут, что вы «слабы» тем же, чем были они… Вы этот кровавый потоп не удержите, Тихон Игоревич. И ваш единственный способ спастись — разобраться со всеми подрывниками раньше, чем они с вами и горожанами. Смиритесь.

Проскурятин покачал головой, явно не соглашаясь с моими словами. Но что толку-то несогласно молчать? Впрочем, это позволило поставить жирную точку в нашем разговоре:

— Ну так что, Тихон Игоревич… Вам нужна моя помощь в решении вопроса, или я пойду?

— Нужна… — поспешно согласился голова.

— Тогда излагайте быстрее, в чём суть! — кивнул я.

И вот уж чудо из чудес! Мой приказной и весёлый тон, вкупе со страхом за себя и близких, развязал голове язык:

— Мы прошлись по вашему и нашему списку… — проговорил он. — И часть точек оказалась пуста.

— Та, что в вашем списке была, полагаю… — кивнул я, даже не спрашивая, но по реакции Проскурятина понял, что не ошибся. — А на тех точках, которые я добыл?

— Тоже не везде их люди были! — с лёгким злорадством поджал губы голова. — Но на одной мы нашли упоминание старого исследовательского подземелья, Фёдор Андреевич…

— А вот тут поподробнее, пожалуйста! — решил я. — Знаю, что когда-то здесь располагалась исследовательская точка, а подробностей не знаю.

— Да тут и рассказывать особо нечего… «Точка 100» и «точка 101» занимали эти здания, где мы сейчас сидим, ещё шестьдесят лет назад. «Точка 100» занималась вопросами связи в перенасыщенной тенькой области. «Точка 101» — вопросами сохранения теньки в различных материалах. После нападения ромеев обе точки перенесли, куда не знаю. А постройки передали нашей общине, которая жила неподалёку.

— Поэтому город называется Стопервым, а радиоволна «100»? — уточнил я.

— Да, в своё время Степан Иванович Никитин, будущий главный редактор радио, много времени провёл, исследуя местные подвалы. Вы же не думаете, что основные здания научных точек были на поверхности? — хмыкнул Проскурятин. — Нет… Самые большие помещения под землёй. Мы их пытались исследовать, да только… Знаете, там после учёных такое осталось… Жутко там. И опасно до сих пор.

— Дайте догадаюсь. А эти ваши любители свободы, видимо, туда лезть не побоялись. И пусть часть этих ребят там же, скорее всего, и сгинула, но остальные нашли себе убежище под землёй? — усмехнулся я.

— Всё верно, судя по записям, которые мы нашли… — смущённо кивнул Проскурятин. — Они проникли в отделение «сверхплотной энергии»… То ли подобрали коды доступа, то ли раскопали где-то подсказки… Так или иначе, как началась облава, мы выяснили, что они забились под землю.

— А чём сложность их оттуда выковырять? — уточнил я.

— Вот, извольте, ваше благородие! — достав церу, Проскурятин вывел на неё какие-то не слишком, на первый взгляд, понятные схемы. — Вот это самое отделение, где они сидят. Как видите, оно заглублено почти на двести метров под землю. Учёные там работали над способами уплотнения энергии. А тенька такого не любит. Чуть не рассчитаешь, и взрыв. Чуть не досмотришь, и прорыв теньки… Вот и делали это отделение прямо-таки на совесть. Внешняя броня, толстенные перегородки, своя вентиляция… И даже генератор электроэнергии.

— Прелесть какая! Чтоб всем так жить! — оценил я.

— А когда ромеи напали, там-то главная беда и случилась! — не отвлекаясь на мои ремарки, пояснил Проскурятин. — Пробили учёным какой-то кокон, куда те теньку закачивали. Давление такое было, что разом плеснуло во все стороны. Люди в миг изменялись… Что наши, что ромеи. Будто в зверей превращались. Кидались на тех, с кем вчера друзьями были. А дальше и пожар начался, и всё остальное бедствие… И там, вероятно, до сих пор плотность теньки в десятки раз выше, чем и в Серых землях, и в землях Тьмы. Вам-то, двусердым, это только в радость. А вот обычному человеку без защиты тяжело.

— А ваши любители свободы ходят там в защитных костюмах и свято блюдут технику безопасности… — усомнился я.

— В том-то и дело, что не блюдут!.. — мрачно ответил Проскурятин. — Я, откровенно говоря, решил вас к этому привлечь только потому, что они уже трупы, просто об этом не знают. Но заодно и мы тут, наверху, можем ноги протянуть. Этот отдел шестьдесят лет назад, говорят, едва удалось запечатать…

Он понизил голос и чуть наклонился ко мне:

— Больше ста царских ратников полегло, чтобы добраться вниз и двери закрыть!.. И наложенная ими защита теньку изнутри почти не пропускает. Не пропускала, то есть… Да и со временем уровень, конечно, должен был понизиться… Но эти придурки ведь, как оказалось, вскрыли двери и ходят туда-сюда… И боюсь я, что, когда первые из них начнут изменяться, остальные побегут, а двери оставят открытыми.

Я хотел было спросить, давно ли измеряли уровень теньки в Стопервом… И понял, что вопрос, на самом деле, глупый. Мне-то для этого никаких приборов не нужно. Переключился на теневое зрение и оценил сам.

На глаз выходило, что если плотность и стала выше, то несильно. Особой разницы с другими поселениями Серых земель не ощущалось. Но про Стопервый часто говорили, что для «изменышей» тут будто мёдом намазано. Лезут и лезут.

Возможно, убежище с высоким содержанием теньки и раньше «сифонило»… Последние, скажем, два или три десятка лет.

— Ладно, предположим. А что же именно вы хотите от меня? — кивнул я.

— Мы, когда вчера зачистку проводили, загнали часть этих молодых дурней в боковой проход, который ведёт к другому отделу. Они там столкнулись с «изменышами» и заперлись в одном из отделений. Среди этих, отбившихся, трое человек знают, как двери открыть. Только сделать всё надо быстро. По нашим сведениям, чтобы сменить коды, понадобится дней пять, так как приходится обходными путями действовать. Ну, то есть, уже четыре. А рассчитывать стоит на три. Даже если мы к ним прорвёмся, даже если возьмём нужных людей, как из них сведения-то тянуть? На допросы ведь несколько дней надо…

— И мы ведь с вами пришли к тому, с чего начали, Тихон Игоревич… — заметил я. — Обратите внимание: стоило только этим вот людям, которые ещё могут исправиться, загнать и себя, и вас заодно, под угрозу, и мои методы перестали казаться такими уж нехристианскими, верно?

— Так это ведь для доброго дела, Фёдор Андреевич! — помотал головой Проскурятин. — Для спасения!

— Без моих методов вы и не узнали бы, что вас спасать надо! — вздохнул я. — Ладно, я вас услышал. Но судя по тому, что я услышал, один я там не справлюсь. Да и с вашими люди вместе не справлюсь.

— Только прошу, не рассказывайте цесаревне! — испугался голова.

— А у вас есть десяток двусердых, которые могут мне помочь? — удивился я.

— Они на стенах нужны… — выдавил из себя Проскурятин.

— Значит, придётся рассказывать, — вздохнул я. — К тому же, я ведь исчезну больше чем на день. Как вы ей это объясните? А как я это жене объясню? Да и врать я Александре не стану, когда она напрямую спросит. Так на так, придётся ей во всём признаваться.