Тьма. Том 8 (СИ) - Сухов Лео

— Как видите, почти все отрастили дополнительные конечности! — с энтузиазмом прокомментировал Никитин, который, похоже, «горел» подземельями не меньше, а то и больше, чем своей радиоточкой. — Рост каждой особи достигает от трёх до трёх с половиной метров. Головы… Головы стали усыхать за ненадобностью! Чем они думают, мы не знаем. Но головой, вернее, её остатками, похоже, только едят и глядят.

— Говорят, в Рязани пироги с глазами… — тихонько проворчал Давид. — Их едят, а они глядят…

— Мы сумели выделить закономерности в изменениях. Их пять основных. Если учесть, что области обитания каждой чётко определены, а разные виды изменённых не слишком-то друг друга любят, мы подозреваем, что общность изменений зависит от… — Никитин замялся, но всё же продолжил: — От того, кем они были до изменений.

— Что⁈ — не поверила Саша.

— Да-да, вы не ослышались. Первая разновидность — учёные, они занимают больше всего областей. Их места обитания — бывшие отделы исследовательской точки, — пояснил Никитин. — Всего этих отделов десять. И учёные разделились на десять, скажем, племён… К слову, это единственная разновидность, которая использует в быту подручные средства.

— А эти племена, извините, между собой общаются как-то? — заинтересовался я.

— Да, через вентиляцию, — кивнул Никитин. — У них, как можно заметить, довольно тонкие тела, а на руках и ногах — мощные присоски, позволяющие держаться за гладкие вертикальные поверхности. Рук целых три пары вместо одной. А ноги больше похожи на руки. Очень опасные существа: быстрые, ловкие… Действительно неприятный противник. Между собой племена учёных почти не воюют, а вот помощь друг другу прислать могут.

— Даже знать не хочу, откуда вы это всё знаете… — мрачно буркнула цесаревна.

— Бывшие охранники — вторая разновидность! — не обратив внимания на её бурчание, продолжил Никитин. — Массивные, глупые, но очень сильные. Постоянно враждуют со всеми другими разновидностями изменённых. Больше всего не любят учёных. А те отвечают им взаимностью. Охранники занимают область основной шахты и соседних с ней помещений. Все они подчиняются одному лидеру.

Я посмотрел на снимки «охранников» и поморщился. В них человеческого осталось совсем мало. Эдакие качки на коротких ножках, с огромными ручищами и практически вросшей в тело головой. А по всему телу растут какие-то крупные шипы.

— Третьи — это бывшие ромеи! — между тем, не прерывал рассказ Никитин. — Самая малочисленная, понятное дело, разновидность. Всего около трёх десятков. Низкорослые, гибкие, способны просочиться в любую щель. Скрываются от других разновидностей в дальней части шестого отдела, который раньше занимался вопросами тенькопроводимости материалов. Там заклинило противопожарную переборку, вот и осталась узенькая щель. Никто пролезть туда, кроме греков, не может.

— Есть вопрос! — подняла руку Авелина. — А они только тенькой подпитываются… Или что-то ещё едят?

— В рацион изменённых людей, кроме теньки, входят местные изменившиеся мхи, лишайники и грибы, — пояснил Никитин. — Ещё там крысы водятся, тоже изменённые. Черви всякие, насекомые… В общем, им есть, чем питаться. Но предпочитают они, само собой, людей.

— Ясно, спасибо, — Авелина поморщилась и зябко поёжилась.

— Разбойники — четвёртая разновидность изменённых! — кивнув, продолжил объяснение Никтин.

— А откуда эти там взялись? — удивился я.

— С греками пришли, — вставил слово Синякин. — Те, прорываясь, их использовали как мясо.

— Разбойники охотятся на ромеев, — продолжил Никтин. — Очень неплохо сотрудничают с охраной, не жалуют учёных. Они, как видите, выродились в длинноруких, клыкастых, когтистых и поросших шерстью гоминид. Облюбовали среднюю часть вспомогательной шахты и предбанники отделов. Про них могу сказать, что самая никчёмная разновидность. Зато многочисленная.

— Они, кстати, как там видят-то? — спросил я. — Там же темно…

— Светящиеся мхи дают чуть-чуть света, — вмешался Александр Пискарёв. — Но греки и охрана — слепые. А разбойники, учёные и ратники зрячие.

— Ратники⁈ — удивилась Саша.

— Последняя разновидность изменённых людей, — кивнул Никитин. — Остатки ратников, закрывавших отдел «сверхплотной энергии». Всего около десяти особей. Как и следовало ожидать, самые опасные. Хитрые, быстрые, сильные, двигаются почти бесшумно. Вообще они обитают неподалёку от восьмого отдела, того самого, куда нам надо. И редко себя проявляют. Так что их изображений у меня нет. Но и это ещё не всё!

— Что, там ещё кто-то есть? — округлила глаза Саша.

— Техники есть, но мы их в отдельную разновидность не выделяем, — пояснил Никитин. — Каждый техник — сам по себе чудовище, заточенное под область обитания. Они остались в тех областях, где их застало изменение. Про них мы вообще мало что знаем, потому что редко пользуемся техническими помещениями. Те, кто туда ходил, почти не возвращались.

— Из-за техников? — догадался я, но, как оказалось, неверно догадался.

— Из-за двусердых, — пояснил Никитин. — Это местная страшилка. Не дай Бог с ней столкнуться. У нас нет их описаний, нам неизвестны их возможности. А о том, что они существуют, мы знаем от шести сумасшедших, которым повезло уйти от изменённых двусердых, но не повезло сохранить разум.

— И вот с этим вы, Тихон Игоревич, хотели по-тихому разобраться? — удивился я, повернувшись к городскому голове.

— Идея был моя… — вместо него принял удар главред радио «100», Никитин. — Если будем действовать правильно, то ни с кем, кроме наших свободолюбцев, разбираться не придётся. Изменённые люди проводят большую часть времени в спячке. Этакий, знаете, экономный сон. Просыпаются они редко. И мимо них можно пройти, если знать, как. Опасно может быть только во время спуска — шуметь будем. И когда свободолюбцев будем брать.

— А есть у вас схема этого хозяйства? — спросил я.

— Есть в электронном виде, — кивнул Проскурятин. — Мы покажем. Она, понимаете, трёхмерная, да и неполная. Что смогли, из терминалов вытащили, что-то мы сами уже добавляли…

Схему нам тоже показали. Что представляла собой подземная часть исследовательского предприятия? Эдакое дерево, проросшее вниз. Память Андрей подсказывала, что если надо что-то под землёй построить, то и в другом мире так делали.

Стволом «дерева» выступал шахтный ствол, внутри которого ходили подъёмники, а также были протянуты провода и трубы. Имелась там, кстати, и основная лестница. Рядом пролегал дополнительный ствол с запасными лестницами и подъёмником. А от стволов в стороны расходились, будто ветви, отделы. Всего десять штук.

Расположены они были не друг над другом, а наподобие ступеней в винтовой лестнице. Это позволяло к каждому протянуть особые технические шахты для вентиляции. А заодно и отдельные линии проводов и труб. Это же были резервные ходы на случай, если основная система откажет.

Вдоль каждого отдела шли технические отсеки. По словам Пискарёва и Никитина, внутри были производственные мощности, мастерские для починки оборудования, склады, служебные зоны для работников… Все эти ходы опутывали основные помещения, как кокон.

— Всегда хотел спросить, ваше высочество… А как это вообще тут построили? — не удержался от вопроса Пискарёв.

— Каком кверху, — мрачно ответила Саша. — Думаете, я в такие тонкости посвящена? Нагнали какую-то особую технику, привезли строительные материалы… На том, кстати, и спалились перед греками. Они всё это как-то отследили.

— Накладные, счета, сопроводительные документы, — перечислил я. — Чего там отслеживать-то?

Ответил на автомате, заслужил нечитаемый взгляд от цесаревны и тут же прикусил язык. Как говорится, любой попаданец палится на мелочах. Простой мальчик Фёдор подобных тонкостей знать не мог — ни в девятнадцать лет, ни в сорок, ни в шестьдесят.

— А почему бы это всё не взорвать? — внёс разумное предложение Давид, разглядывая схему. — И почему сразу не взорвали?

— Всё не так просто… — вздохнул Проскурятин. — Шахта прямо под городом. Как и отделы. Некоторые из них обладают внешними стенами такой прочности, что взрыв, скорее, уничтожит город на поверхности, чем их пробьёт.