Новый горизонт (СИ) - Хай Алекс

— Мне необходимо кое-что вам передать, — сказал он. — Это важно.

Я взял конверт, повертел в руках. Плотная бумага, дорогая. Печать изображала герб Майделей — щит, меч и геральдического ястреба.

— Приглашение от моего отца, барона Антона Яковлевича фон Майделя, — пояснил Эдуард. — Он желает встретиться с вами. Если возможно — как можно скорее. Мой отец настоял на том, чтобы я лично доставил приглашение…

В голосе незваного гостя сквозило лёгкое смущение. Я вскрыл конверт, развернул лист.

«Барон Антон Яковлевич фон Майдель просит господина Александра Васильевича Фаберже оказать честь посетить его в особняке по адресу Английская набережная, 28, дабы обсудить вопрос величайшей важности…»

— Согласен, — ответил я, складывая бумагу. — Когда?

Эдуард смущённо скользнул взглядом по часам.

— Боюсь, сейчас…

Мы с Леной удивлённо переглянулись.

— Не поздно ли для визита? — холодно улыбнулся я.

— Боюсь, моего отца не волнуют такие мелочи, — вздохнул Майдель.

Я устал — встреча с Дядей Костей, возвращение украденных ценностей, свёрток с изумрудом всё ещё за пазухой. Хотелось лечь спать, а не тащиться к барону-самодуру.

Но…

Аристократическая спешка означала серьёзность дела. Долг жизни тяготил семью Майделей. Сын считал себя обязанным человеку, спасшему его от смерти. Для дворян это было невыносимо.

Хотят разделаться с этим как можно быстрее.

А я хотел знать, что предложат.

Любопытство и деловая хватка перевесили усталость.

— Хорошо, — кивнул я. — Дайте мне пять минут. Сменю одежду.

Майдель облегчённо выдохнул:

— Благодарю. Буду ждать вас на улице.

Едва он вышел, Лена непонимающе уставилась на меня.

— Саша, может, утром?.. Ты же устал…

Я покачал головой:

— Всё в порядке, Лен. Вряд ли эта встреча продлится долго.

Я быстро прошёл в свою комнату. Достал ключ от сейфа, открыл тяжёлую дверцу. Аккуратно уложил свёрток с ценностями внутрь, затем сменил костюм и вышел в холл под укоризненный взгляд Лены.

Машина барона стояла у подъезда — роскошная, лакированная, с гербом на дверце.

Мы ехали молча. Эдуард смотрел в окно, наблюдая за ночным городом. Снег продолжал падать, покрывая улицы белым одеялом. Редкие прохожие спешили по своим делам.

Неловкое молчание тянулось всю дорогу. Наконец, машина остановилась.

Я выглянул в окно. Над нами возвышался четырёхэтажный особняк в стиле неоклассицизма с видом на Неву. Строгие линии, колонны у входа, балконы с коваными решётками. Во многих окнах ещё горел свет.

— Прошу, следуйте за мной, — сказал Майдель, выходя первым.

Мы поднялись по ступеням к массивной входной двери. Она открылась, впуская нас в просторный холл.

Мраморный пол был отполирован до зеркального блеска. Перед нами раскинулась парадная лестница с резными перилами, а хрустальная люстра искрилась под потолком.

На стенах висели портреты. Но их было немного — всего пять или шесть. Недавно приобретённое дворянство не могло похвастаться длинной родословной.

Горничная в чёрно-белом платье подошла, взяла моё пальто. Майдель кивнул ей и сразу же повёл меня на второй этаж. Мы поднялись по лестнице, прошли по коридору с картинами и вазами и остановились у массивной двери из дуба.

Эдуард постучал:

— Отец, господин Фаберже прибыл.

— Пусть войдёт, — донёсся голос изнутри. Твёрдый, властный. Этот человек явно привык отдавать приказы.

Майдель-младший открыл дверь и отступил в сторону:

— Прошу, Александр Васильевич.

Я оказался в просторном кабинете с высокими потолками. Тёмное дерево везде — на стенах, полу, мебели. Книжные шкафы тянулись до потолка, забитые томами в кожаных переплётах, большинство из которых, судя по всему, ни разу не брали в руки.

Массивный письменный стол из красного дерева стоял в центре. За ним — камин, в котором ярко горели поленья. На каминной полке — часы, статуэтки, какие-то безделушки.

На стене висел портрет императора. Рядом — охотничьи трофеи: оленьи рога, чучело кабана, скрещённые сабли.

Пахло дорогими сигарами, кожей переплётов и коньяком.

Роскошь была везде. Но без вкуса. Всё слишком демонстративно, слишком нарочито. Словно владелец старался доказать всем вокруг: «Смотрите, я богат! Я аристократ!»

У камина стоял барон Антон Яковлевич фон Майдель собственной персоной.

Около пятидесяти лет, высокий, представительный, с аккуратной бородкой и цепкими тёмными глазами. Хоть и без мундира, но военная выправка чувствовалась сразу. Он был облачён в дорогой домашний халат из тёмно-синего бархата поверх белой рубашки.

Да уж. Встречать гостя в халате… Это многое говорило о его отношении к гостям.

Он обернулся ко мне и вцепился оценивающим взглядом. От меня не укрылось лёгкое презрение.

— Господин Фаберже, — произнёс он. — Наконец-то прибыли.

Сесть он не предложил.

Барон снова окинул меня взглядом с головы до ног. Оценил костюм, обувь, выражение лица.

— Итак, — сказал он, пригубив коньяк из бокала, — вы тот самый ювелир, который спас моего сына.

Слово «ювелир» он произнёс с лёгким, едва уловимым пренебрежением. Я промолчал. Ждал, что будет дальше.

Барон поставил бокал на каминную полку и направился ко мне.

— Полагаю, следует выразить благодарность.

Говорил он так, словно выполнял неприятную, но необходимую обязанность вроде визита к зубному врачу.

— Мой сын считает себя в долгу перед вами. — Он скрестил руки на груди. — Что, разумеется, недопустимо для нашей семьи.

Барон прошёл к письменному столу, достал из ящика плотный конверт и положил на стол передо мной.

— Примите эту благодарность. Десять тысяч имперских рублей.

Он вопросительно посмотрел на меня, словно ожидая восторженной реакции.

— Полагаю, для человека вашего… положения… это весьма щедрая сумма.

Тон был покровительственным, высокомерным. Словно он бросал кость собаке. Я не шелохнулся и продолжал смотреть на старшего Майделя.

Барон продолжил:

— Вы, конечно, понимаете — дворянская честь требует… — Он начал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. — Дурной тон быть должным кому-либо… особенно недворянину.

Слово «недворянин» он произнёс с особым ударением. Словно речь шла о чём-то недостойном. Сам, небось, ещё помнил, как хлебал пустые щи в казарме, а сейчас строил из себя потомственного аристократа.

— Примите эти деньги, и мы сочтём долг погашенным. — Майдель остановился передо мной. — Вы ведь купец. Вам понятен язык денег.

Да уж, благодарность, которую было легко счесть за оскорбление.

Полтора века назад я был придворным ювелиром императора. Создавал артефакты для царской семьи. Мои работы хранились в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца.

И этот выскочка смел смотреть на меня свысока?

Я посмотрел на конверт. Потом на барона.

— Верно ли я понимаю, ваше благородие, — я улыбнулся я, — что вы оцениваете жизнь своего единственного наследника в десять тысяч имперских рублей?

Мой тон был вежливым, но сарказм — очевиден.

Барон нахмурился:

— Что вы хотите этим сказать?

Я пожал плечами:

— Ничего особенного, барон. Впрочем, это ваше дело.

Я развернулся к двери, сделал несколько шагов, но остановился на пороге.

— Я спас вашего сына не ради денег. И уж точно не ради того, чтобы выслушивать лекции о дворянской чести от человека, который и сам лишь недавно стал дворянином.

Лицо барона начало багроветь.

— Пожалуй, я пойду, пока вы не уронили своё достоинство ещё ниже. Благодарю за приглашение, ваше благородие.

Я вышел.

За спиной взорвался крик:

— Как вы смеете? Что вы о себе возомнили, Фаберже⁈

Я шёл по коридору. Голос барона догонял меня:

— Вы пожалеете! Я не позволю какому-то купчишке…

Я спустился по лестнице в холл. Эдуард ждал внизу. Увидев моё лицо, он сразу понял — разговор не задался.

— Господин Фаберже… Я…