Тьма. Том 9 (СИ) - Сухов Лео

Гостей тут, конечно, никто не ожидал. Однако и в этом мире у всех ведущих держав имелись космические группировки. И пусть Серые земли съёмке поддавались неохотно… Но было бы желание и терпение. Это с землями Тьмы подобная разведка не годилась. А тут по-разному случалось.

К тому же, никто не отменял возможности запуска какого-нибудь аэростата с камерой. Конечно, в этих краях подгадать направление ветра сложно из-за близости ледника. Да и далеко такой аэростат не улетит — рано или поздно не сожрут, так понадкусывают.

И все же нельзя забывать, что из мелких случайностей происходят большие беды. Именно такая судьба постигла некогда два научных предприятия, одно из которых было предшественником «точки 101». И тоже ведь местоположение вскрылось благодаря череде случайностей. Вот охрана нынче и перестраховывалась.

Путь под землю оказался неблизким. Судя по нашей скорости и прошедшему времени, ехали мы что-то около полутора километров. Ожидая конца пути, я пытался прикинуть ещё и глубину, на которую мы спустились… Ну или хотя бы вывести дельту. Однако понял, что базовых знаний по геометрии для этих вычислений не хватит.

Как бы то ни было, наш путь закончился в огромном подземном зале. Видимо, что-то вроде ангара, где размещалась местная техника: вездеходы, грузовики. И даже вертолёт имелся: стоял со сложенными лопастями, скромно ютясь на длинном прицепе.

Места в помещении хватило и нашей колонне. Выгрузка началась почти сразу, едва броневики с грузовиками затормозили. Несколько десятков бойцов из числа местной охраны активно помогали, указывая дорогу нашим дружинам.

Не прошло и часа, как мы с Авелиной оказались в отдельных покоях, обставленных, как в фантастических фильмах из мира Андрея. Белые стены, белая мебель, тёмные вставки из похожего на кожу материала. А ещё тёмное постельное бельё на двуспальной кровати. И встроенные экраны в стенах, на которых сменялись разные пейзажи.

— Ничего так обстановочка! — присвистнул я.

— Так живём здесь безвылазно, ваше благородие! — отозвался молодой военный, помогавший нам добраться до жилья. — И ещё долго жить будем!

— Да? А долго — это сколько? — заинтересовался я, пока Авелина с интересом обходила по кругу футуристичную гостиную.

— У меня договор до самого пенсиона! — признался парень.

— До пятидесяти? — не поверил я.

— Не, до сорока, ваше благородие! — весело ответил солдат. — У нас условия считаются вредные…

— А сколько тебе было, когда договор заключал? — спросил я.

— Двадцать, — улыбнулся мой собеседник.

— Вся жизнь здесь, получается?

— А чего мне терять, ваше благородие? — солдат снова улыбнулся. — Самое важное, что мог упустить — это семья. А я и так семейный! Недавно отцом стал!

— Отцом? — ещё больше удивился я. — Поздравляю. Здоровья маме и малышу!

— Спасибо, ваше благородие!

— А сюда, получается, только семейных берут? — продолжал расспрашивать я.

— Ага. Или неисправимых холостяков. А ещё пожилых людей, кому «там», на Большой земле, ловить больше нечего, — добавил парень. — Оно, в любом случае, грех жаловаться, ваше благородие… Платят отлично, еда и жильё — за счёт государства. Школа есть, развлечений хватает. Правда, связи с Большой землёй нет. Ну так сюда и подыскивают тех, кому связываться «там» особо не с кем.

— Выходит, будто не жизнь, а сплошная радость! — улыбнулся я.

— Да нет, конечно! — засмеялся военный. — Всякого и здесь хватает. Общество-то маленькое, люди скучают иногда… Бывает, что и гадят друг другу по мелочи. Да и на службе-то каждый день одно и то же, одно и то же… У нас вон, в прошлом году, какая история случилась: нашего сотника пыталась одна научница охмурить. А он женат, да и она замужем. Дело чуть до разводов не дошло, хоть грехом и не кончилось. Пришлось менталисту поработать… И мозги всем участникам вправлять, и память чистить. Теперь все четверо ничего про это не помнят. А мы и не напоминаем, чтобы самим по шапке не прилетело.

— Менталисту? Память чистить? — удивился я здешним методам решения проблем.

— Ради общественного благополучия. Ну и семейных ценностей, — серьёзно кивнул парень. — Мы здесь все согласие подписывали. Мне, если что плохое случится, тоже подчистят память… А, может, и уже чистили. Я же, если что, не вспомню!

— О-хо-хо… — только и смог выдавить из себя я, чуть прикрыв глаза. — Какое у вас интересное общество… Всеобщего счастья.

— Издержки службы, ваше благородие! У нас же закрытое маленькое общество, где все, как на ладони. Иначе в таких условиях нельзя: головы друг другу отгрызём рано или поздно. Но если уж честно… А где бы я на Большой земле мог получать по тысяче в месяц? Да ещё чтобы не волноваться, что в семье мир и покой, а дети хорошее образование получат? — солдат развёл руками. — Я бы и после сорока продлил срок службы, да нельзя…

— Понимаю… — покивал я. — Спасибо за разъяснения.

— Пожалуйста, ваше благородие. Я вот тут оставлю вам: это важные сведения, — парень вытащил из кармана сложенный плотный лист и положил на столик у двери. — Ознакомьтесь, пожалуйста.

Я снова поблагодарил его и попрощался. Солдат отправился дальше нести службу, а я открыл послание.

— Странно… — едва слышно заметила Авелина, глядя парню вслед. — Их тут заперли, выйти не дают, в мозгах копаются… А он и рад.

— Его можно понять, — покачал я головой. — Об условиях, как здесь, простому человеку можно всю жизнь мечтать, но не получить. А так, отслужишь двадцать лет, ещё и с удобствами, а потом свободен. И выйдешь отсюда богатым и счастливым.

— Но это же почти тюрьма! — закусив губу, обняла себя за плечи жена. — Пусть и удобная, но… Ещё и под землёй.

— Думаешь, человеку для счастья много нужно? — поглядев на неё с хитрым прищуром, спросил я. — Ему с его семьёй здесь всего хватает.

— Но всю жизнь в четырёх стенах… Не увидеть моря, леса, гор… Двадцать лет под землёй! –вздохнула Авелина, явно вспомнив свои годы вынужденного затворничества.

— Так он, может, и наверху ничего не увидел бы… — я улыбнулся. — Ты, пока за меня не вышла, тоже в четырёх стенах сидела. А люди, кто небогат, вечно сидят в четырёх стенах дома и в четырёх стенах на работе. И тоже не видят ни леса, ни моря, ни гор… Ни просвета в жизни. А здесь никому даже о хлебе насущном заботиться не надо.

— Опять ты всё перевернул! — шутливо надув губы, признала своё поражение жена. — Ты ещё скажи, Федь, что в тюрьме хорошо.

— Между прочим… Многие лихие люди нарочно преступают закон, чтобы снова за решётку сесть! — сообщил я. — Привыкли в заключении, вот и не хотят на свободу. Их в тюрьме кормят-поят-одевают. И даже есть, с кем пообщаться. Вот и не нужно больше ничего.

— Ты сейчас не выдумал это? — удивлённо округлила глаза Авелина.

— Если бы… У нас сосед был, Игорь. Сел в пятнадцать лет на пять. Потом еще десятку поймал, — рассказал я, заодно перетаскивая Тёму на кресло, а наши вещи поближе к шкафу. — Потом ещё четыре года… Вышел… А куда себя деть, не знает. Работы нет, есть нечего, одежда изнашивается… Маялся-маялся. А потом договорился с одной семьёй. Отдал им даже те деньги, какие были припасены. Семейство поехало родственников навестить, а он их дом ограбил у всех на глазах. Чтобы, значит, полицию вызвали и сдали его с гарантией. Получил ещё пять лет. Такой счастливый был, когда его в наручниках уводили!

— Какой кошмар! — покачала головой жена. — Зато теперь вижу: ты и вправду был простолюдином! А я, между прочим, с юности мечтала, чтобы меня какой-нибудь нормальный Емеля похитил, как царевну из башни…

— Федя, просто Федя… — иронично склонил я голову, будто при знакомстве. — Но для вас, прекрасная девица, могу побыть и Емелей.

Авелина внимательно поглядела на меня… А потом её глаза заблестели, губы порозовели, а грудь начала часто вздыматься в такт дыханию.

Хорошо ещё, кровать оказалась не скрипучей, а кот мирно спал на кресле…

Научное предприятие было местом технологичным. В листе, который солдат оставил для изучения, содержался, по сути, один совет: обратиться к терминалу за подробными объяснениями. А уж терминал выдал и план этажа, и расположение помещений, и список жильцов… Правда, конечно, без личного кода фиг бы я эти данные получил.