Системный Кузнец. Трилогия (СИ) - Мечников Ярослав

– Чтоб вас всех – просипел он, глядя на сломанную ножку с вселенской усталостью.

К моему горлу подкатил нервный смех. Сжал зубы так, что заходили желваки, напрягая все мышцы лица, чтобы не заржать. Мгновение назад боялся за свою жизнь, а теперь этот грозный медведь сидел на полу, побеждённый собственной рухлядью. Если бы я засмеялся, Гуннар бы убил меня голыми руками.

Он так и остался сидеть. Просто сидел, тяжело пыхтел и смотрел на утоптанную землю, в этот момент перестав быть грозным кузнецом. Просто уставший и сломленный мужик.

– Здесь всё на соплях держится, – прохрипел сквозь зубы. И в голосе была не злость, а бессильная ненависть ко всему вокруг: к этой ветхой кузнице, к сломанной табуретке, к своей собственной жизни. Эта ножка стала последней каплей.

Помолчал, а потом тихо, что я едва расслышал, добавил:

– Ладно.

Не слово, а выдох.

– Будут тебе мехи.

Сердце забилось чаще. Получилось!

– Не мне, мастер. Нам, – поправил быстро, но без дерзости. Эти слова вырвались сами, из самого сердца. В этот нелепый момент, когда тот сидел на полу среди обломков, впервые почувствовал, что мы можем быть заодно.

Гуннар поднял взгляд из‑под сальных волос.

– Что требуется? – просипел кузнец беззлобно, как мне показалось с искрой надежды в голосе.

Поверить в происходящее было трудно – этот упрямый садист только что сдался. Часть меня хотела переспросить, убедиться, но взрослое сознание взяло верх. Нельзя давать старику времени передумать, нужно действовать.

Быстро окинул кузницу, оценивая фронт работ. Старые мехи, пустующее пространство рядом. Балка на потолке, которую можно использовать как опору. План мгновенно выстроился в голове.

– Сперва нужно разобрать старые. Я сам всё разберу, можете не беспокоиться, – сказал деловито. – Затем пойду к Свену. Нам нужна прочная дубовая рама, несколько шкивов и, самое главное – тяжёлый маховик. После этого – к кожевнику, заказать новую кожу для мешков, прочную и без трещин.

Пауза, давая осознать масштаб.

– Пока мастера будут готовить детали, нужно выковать всё металлическое, не помню точно как называются некоторые детали, но знаю, как выглядят. Работы много, но всё можно сделать. Ну а дальше… – посмотрел на Гуннара, – дальше нужно будет только оплатить их труд.

Закончил речь, глядя на сидящего на полу огромного кузнеца. Мужик выглядел разбитым, но стало заметно, как внутри него что‑то сдвинулось. Огромный айсберг недоверия дал первую трещину.

– То есть ты, щенок, хочешь, чтобы я сидел на жопе и ждал, пока ты тут командуешь?

Любой намёк на то, что пытаюсь его подсидеть, и всё рухнет. Я сглотнул, судорожно соображая, что ответить старику, и честно говоря, захотелось сесть, чтобы быть на одном с ним уровне. Показать ему, что не претендую здесь на полноправное хозяйство, кузнецу ничего не угрожает – мы делаем одно дело.

Огляделся, нашёл участок стены, не заставленный хламом, подошёл, опёрся о неё спиной и медленно сполз на пол, сев напротив Гуннара. Теперь я не смотрел на него сверху вниз.

– Это неважно, мастер, – сказал тихо, глядя ему в глаза. – Как вы решите, так и будет. У меня просто есть чертёж в голове. Вот и всё.

Мой ответ, лишённый вызова, кажется, достиг цели. Громила смотрел на меня взглядом, в котором не было ничего, кроме бездонной усталости. Но я разглядел нечто большее – застарелую боль. Откуда она? Что гложет этого огромного, сильного мужика? Неизвестно. Но вдруг показалось, что если сейчас неосторожно коснуться этой раны, он просто сломается, расплачется, как потерявшийся ребёнок. Никогда не видел ничего подобного в его глазах.

Кухнец тяжело вздохнул, втягивая сырой воздух кузницы, и этот вздох прозвучал как стон. Плечи, до этого напряжённые и готовые к бою, опустились. Затем он едва заметно кивнул.

– Делай, – прохрипел. – Оплату мастерам я занесу.

Помолчал несколько секунд, а потом добавил, не глядя на меня:

– Если с ковкой помощь понадобится – позовёшь. Главное, металл не испорти.

После этих слов он с кряхтением поднялся на ноги, отряхнул штаны от пыли и, не снимая фартука, побрёл прочь из кузницы, на улицу, где уже чувствовалось холодное дыхание приближающейся осени.

«Скоро холода», – мелькнула мысль.

Я остался один в тишине, и победа, которой добился, стала горькой на вкус. Старик не просто ушёл, а сбежал как раненый зверь, уходящий в берлогу зализать раны.

И снова, как в тот день, когда оплевали его мечи, в груди появилось то же чувство. Простая жалость к человеку, что в первый же день пытался меня утопить.

Странная штука – жизнь.

Поднялся на ноги. С минуту стоял, стараясь отойти от этого напряженного и очень непросто разговора. Победа над упрямством Гуннара шокировала, но нужно думать о насущном. Ещё раз окинул взглядом место, где встанут новые мехи, и постарадся переключить на главную проблему – деньги. Вернее на то, где их прятать.

Пятьсот шестьдесят медяков выжигали дыру в мешке и в мыслях. Воровство в Оплоте, конечно, каралось изгнанием, но все знали, что это не останавливает отчаявшихся. Особенно, когда речь о бесправном сироте, который вдруг необъяснимо разбогател. Оставлять деньги в дырявой лачуге, которая даже не запиралась, было чистым безумием.

Зарыть их? Не вариант. У меня даже лопаты не было, да и каждый раз раскапывать тайник – неудобно и рискованно. Значит, нужно найти тайник здесь, в кузнице. Место, куда Гуннар точно не сунется. Рискованно, да, но временно сойдёт – пока не выкую для своей лачуги настоящий замок.

Взгляд упал на старый верстак. Подошёл, отодвинул тяжёлый ящик с ржавым хламом и обнаружил за ним то, что искал – глубокую расщелину в глиняной стене у самого пола. Примерился. Мешок с монетами, туго скрученный, с трудом, но протиснулся внутрь. Скрепя сердце задвинул ящик на место. Оставлять здесь весь свой капитал, заработанный потом и кровью, было тревожно, но выбора нет.

Желудок свело от голода. Гуннар снова ушёл, забыв или не пожелав оставить еды. Раньше я бы просто терпел, ожидая его милости, но не сейчас. Шахта научила простой истине: если тебе что‑то нужно, ты либо берёшь это сам, либо требуешь. Я понял, что даже с кузнецом можно и нужно говорить – больше отмалчиваться не собирался.

Но вместо того, чтобы идти искать его, меня посетила другая идея – впервые в жизни этого тела захотелось поесть в таверне. Не просто набить желудок, а сделать первый шаг в мир людей. Осмотреться, понять, кто есть кто, кто здесь сидит, о чём говорит, может, даже завести полезное знакомство.

Снова вытащил мешок, отсчитал пять медяков и сунул их в карман штанов. Ощущение твёрдых кругляшков было приятным. Убрав тайник на место, вышел из кузницы. Прохладный ветер ударил в лицо, приятно холодя кожу. Закрыл за собой тяжёлую дверь и, чувствуя в кармане вес денег, зашагал вверх по улице.

Подъём в гору был лёгким, почти незаметным. Прошёл мимо женщин, стиравших бельё в деревянных корытах прямо на улице, мимо визжащей ребятни, гонявшейся друг за другом в попытках дать поджопник, мимо наглых кур, бросавшихся под ноги. Наверху холма, возле дома старосты, на главной площади оплота я увидел построение ополченцев. Около двух десятков мужчин стояли молча, переминаясь с ноги на ногу, на них были кожаные, явно поношенные от времени доспехи, шлемы не по размеру, и длинные деревянные копья с металлическими наконечниками. Деревня готовилась к худшему.

И вот, наконец, добрался до цели – длинного дома из толстых брёвен. Таверна «Хромой Вепрь», из‑за закрытой двери которой доносился негромкий гул голосов – до вечерней попойки было ещё далеко.

На мгновение замер, собираясь с духом. Для Кая это место было запретной территорией, для меня же – новым фронтом. Осторожно потянул на себя тяжёлую, окованную железом дверь и заглянул внутрь.

В нос ударил густой запах – смесь пролитого эля, кисловатого аромата мокрого дерева, дыма от очага, жареного лука и чего‑то мясного. Внутри царил полумрак. Свет пробивался лишь через два маленьких, затянутых бычьим пузырём окна и падал на сколоченные из досок столы. Воздух был плотным от дыма, который поднимался от большого очага в дальнем конце зала к закопчённому потолку.