Эллая посмотрела на меня с таким сочувствием, что я едва не разрыдалась. Она осторожно уточнила:
— Кем она была тебе?
— Подругой, — призналась я, чувствуя, как слёзы жгут глаза. — Мы вместе росли в Доме Целлианы. Она была мне как сестра…
Эллая вздохнула, её голос опустился до шёпота:
— Нет, она не исчезла. Она… погибла.
— Как? — вырвалось у меня, и я сама не заметила, как сжала кулаки.
— Умерла в родах. Её не спасли. Да, думается мне, и не спасали… — сдавленно добавила Эллая.
Райли сжал моё плечо крепче, и я почувствовала, как он пытается передать мне свою силу, своё тепло. Но я была в таком ужасе, таком горе, что едва держалась. Мирина… Моя Мирина… Такая живая, такая светлая, и вот её нет. И не было уже столько лет. А я даже не знала…
Я сглотнула ком в горле, заставляя себя собраться. Нельзя было раскисать, не сейчас. Я должна была знать всё. До конца.
— А её ребёнок? — спросила я, стараясь, чтобы голос не сорвался. — Тоже погиб?
Эллая покачала головой, её глаза наполнились болью.
— Младенец выжил, — сказала она. — Я хоть и не видела его, но слышала детский плач. Но затем ребёночка куда-то забрали. То же самое произошло и с другими. Всякий раз роженицу тщательно охраняли. Великий Митроил позаботился о том, чтобы при рождении не присутствовало никого лишнего. Всё в строгой секретности.
— А вы пытались как-то помочь? — выпалила я, чувствуя, как ярость закипает внутри. — Что-то выяснить?
Эллая опустила голову, её пальцы дрожали, сжимая плащ.
— Любая попытка могла стоить мне жизни, — призналась она с горечью. — Но я пробовала, дитя, в меру своих сил пробовала. Вот только с тобой и вышло… И мне показалось, что я смогла уплатить долг…
— Долг? — переспросила я, чувствуя, как холод пробирает меня до костей. — Какой долг?
Эллая молчала, её взгляд метался, будто она боялась, что сами тени сада подслушивают нас. Райли шагнул ближе, его голос был низким и твёрдым:
— Что значит долг, Эллая? О чём речь?
Она подняла на нас глаза, и в них было столько боли, столько вины, что я невольно затаила дыхание. Наконец она заговорила, и каждое её слово падало, как тяжёлый камень:
— За то, что не уберегла истинного правителя Торесфаля.
Мы с Райли переглянулись, оба в равной степени ошеломлённые. Истинного правителя? Что она имела в виду? Я хотела спросить, но Райли опередил меня:
— О ком вы говорите, Эллая?
Она снова надолго замолчала. И всё же её губы дрогнули, и она заговорила, тихо, но с какой-то внутренней силой:
— Меня взяли во дворец, когда я была совсем юной, вместе со старшей сестрой. Тогда Годфер Влассфор был женат на Вайдерии Блоффор. Они ждали наследника. Вайдерия была на сносях, и ей нужна была помощь, вот мы с сестрой и приглядывали за молодой женщиной. Всё случилось в ту самую ночь, когда начались роды. Годфера не было во дворце — он уехал по делам, какими-то важными, о которых никто не говорил вслух. Роды принимали служительницы Храма, а мы с сестрой помогали, чем могли. Родился мальчик — Ронар. Ронар Влассфор. И тотчас выяснилось, что он сильнейший дракон. У него была особая метка, которая в момент рождения сияла ярче звёзд. Это была огромная радость, но… радость недолгой.
Эллая снова замолчала, её руки дрожали, и я видела, как ей тяжело продолжать. Но я не могла её позволить ей остановиться.
— Что случилось потом? — тихо спросила я.
Она тяжело сглотнула:
— В ту же ночь, когда Вайдерия отдыхала, а младенец спал, в покои ворвались люди. Я не знаю, кто они были — лица их скрывали маски. Они пытались забрать мальчика. Мы с сестрой кинулись защищать его. Нам удалось бежать, унести Ронара из дворца. Мы боялись, что малыша подстерегает опасность, и решили, что лучше укрыть его где-то далеко, в безопасном месте. Мы разделились. Сестра забрала мальчика и отправилась в Храм Целлианы, а я осталась, чтобы связаться с Годфером. Я отправила ему послание с гонцом, умоляя вернуться. Он примчался, но… когда мы вернулись во дворец, дракарию доложили, что Вайдерия мертва, и младенец тоже, и нянька, что была с ним. Их всех, мол, убили повстанцы.
Я почувствовала, как Райли напрягся рядом со мной. Его рука, всё ещё лежавшая на моём плече, сжалась чуть сильнее. Я сама едва дышала, пытаясь осмыслить услышанное.
— И что было дальше? — спросила я.
Эллая покачала головой, её глаза наполнились слезами.
— Годфер был страшно подавлен. Он винил себя, винил всех вокруг. Но Великий Митроил настоял, чтобы он не отчаивался, а взял новую жену. И вскоре Годфер женился на Дардэлле. Позже у них родился Тирам… А я так и не узнала, что стало с моей сестрой и маленьким Ронаром. Действительно ли их настигли и убили, или это была очередная ложь. Я молилась об их здравии, но… в глубине души понимаю, что скорее всего так и случилось. Я не уберегла ни сестру, ни истинного правителя Торесфаля. И это мой великий грех, который я всегда мечтала искупить, но… уже вряд ли искуплю. Все мертвы, и я тоже вскоре уйду за невозвратную черту и предстану пред Оком Целлианы.
Я молчала, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Эллая стояла перед нами, маленькая, сгорбленная, но в её словах была такая сила, такая боль, что я невольно ощутила, как её груз ложится и на мои плечи. Райли молчал, но я видела, как его лицо застыло, будто вырезанное из камня.
— Спасибо, Эллая, — наконец выдохнула я, стараясь собраться. — Спасибо, что рассказали. Это… это многое объясняет.
Она только кивнула, её взгляд был пустым, будто она уже отпустила всё, что держала в себе столько лет.
— Будь осторожна, Киора, — тихо сказала она. — И ты, Райли, — она посмотрела на Райли. — Этот дворец… он пожирает всех, кто осмеливается искать правду. Берегите себя.
Я хотела ответить, но Райли мягко сжал моё плечо, давая понять, что пора уходить. Мы попрощались с Эллаей, и вскоре она растворилась в тени сада, будто её и не было.
Глава 97.
Утро отбытия выдалось холодным, с низким серым небом, которое, казалось, придавило Асериз своей тяжестью. В воздухе витал запах сырости и конского навоза, а над площадью перед дворцом Влассфоров гудел ветер. Мы с Райли и Санной стояли у огромной повозки, запряжённой двумя крепкими лошадьми, чьи бока лоснились в утреннем полумраке. Повозка была нагружена бочками с соленьями и вареньями, аккуратно укрытыми рваными холстами, чтобы всё выглядело так, будто мы — обычные бедствующие странники, а не курьеры опасного груза. Великий Митроил, конечно, позаботился, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Всё было продумано до мелочей: потёртые мешки с провизией, старые одеяла, несколько мятых котелков, будто подобранных на обочине. И всё же я чувствовала, как тревога сжимает грудь, словно холодная рука.
Санна, закутанная в свой серый платок, подпрыгивала на месте, её глаза блестели от нетерпения. Девочка то и дело тянула меня за рукав, шепча: «Ну когда уже поедем? Когда?». Её энтузиазм был заразительным, но не мог разогнать мрак, что поселился в моей душе. Райли, напротив, выглядел так, будто собрался на увеселительную прогулку: лёгкая улыбка, небрежно расстёгнутая рубашка, волосы растрёпаны ветром. Он с удовольствием похлопал одну из лошадей по крупу, будто старого друга, и бросил на меня взгляд, полный привычной насмешки.
— Ну что, милая, готова покорять Мятежные Горы? — спросил он, подмигнув.
Я только хмыкнула, не находя в себе сил ответить с той же лёгкостью.
В голове крутились слова Эллаи, её рассказ о пропавших детях, о Ронаре, о Вайдерии, о Мирине, о лжи, что пропитала дворец, как сырость — эти каменные стены. Мой ребёнок… Где он? Жив ли? И что за тайны скрывает этот груз, который мы везём? Я знала слишком много и слишком мало одновременно, и от этого становилось только тяжелее.
Шаги за спиной заставили меня обернуться. Из дворца вышли трое: Тирам Влассфор IV, его мать Дардэлла и, конечно, Великий Митроил, чья алая мантия колыхалась, будто живая, а Око Дракона на его шее сверкало холодным светом. Их появление заставило воздух вокруг сгуститься, и даже лошади, кажется, зафыркали неспокойно.
