Борьба за господство (СИ) - "Strelok"

Анджей двигался между рядами контейнеров с такой же сосредоточенной маской, как и остальные. Внутри же он чувствовал пустоту: здесь не было места для человеческого отношения к труду, результаты сводились к цифрам и меткам в системе. Любой человек заменим, любая функция стандартизирована. Даже мысль считалась ресурсом.

После обеда все подразделение построили и пригнали в актовый зал. Формально это называлось «„ежедневное собрание информационно-мотивационного цикла“». По сути, сектантская сходка, где технократическая оболочка скрывала обожествление ДИРЕКТОРа.

На сцене стояла координатор в черной форме с эмблемой «„службы внутреннего контроля“„. На огромном экране за ее спиной шли графики, схемы и лозунги: “„Оптимизация — путь к выживанию“„, “„Воля ДИРЕКТОРа — наш закон“„, “„Эффективность есть мораль“».

— Сегодня, -произнесла координатор ровным голосом. — Мы еще на шаг приблизились к реализации проекта «„Аркология“». ДИРЕКТОР обеспечивает нас энергией, технологиями и защитой. Мы — его руки и глаза. Мы — его продолжение.

Зал ответил хором, почти механически:

— Воля ДИРЕКТОРа — в действии. Оптимизация — в крови.

Нижинский произнес слова вместе со всеми. Губы двигались, но внутри поднималось ощущение липкой фальши. Все это называли «„торжеством науки и разума“», но выглядело как культ, где вместо икон — экран с бегущими диаграммами.

Он заметил, как оператор БПЛА-инфильтратор через несколько рядов также монотонно повторял формулы. Их взгляды пересеклись всего на миг. Для остальных это были два солдата в черной форме. Для Единства — звенья в цепи, тянущейся прямо в сердце врага.

После собрания люди потянулись обратно по коридорам, группами переговаривались. Анджей шел рядом с Душаном и Корбутом, и разговор быстро завелся сам собой.

— Честно говоря, вся эта показуха мне уже поперек горла, -буркнул Душан, засовывая руки в карманы черного комбинезона. — Я здесь только потому, что ДИРЕКТОР единственный, у кого есть хоть какой-то план. У федералов -бардак, у Единства — сплошные мутанты. Выбора-то нет, но не надо мне этих мантр про оптимизацию каждого пердежа

Корбут тут же вскинулся, в голосе фанатичная уверенность:

— Ты не понимаешь, Душан. Мы находимся на пороге сингулярности. Человечество в старой форме давно мертво. Только ДИРЕКТОР способен поднять нас на следующий уровень. Его алгоритмы эволюционируют быстрее, чем любая органика. Скоро он станет больше, чем просто ИИ.

— Больше? -скептически протянул Душан. — Ты хочешь сказать, богом?

— А почему нет? -горячо отозвался Корбут. — Мы станем его инструментами, а через нас он возвысит и остальное человечество. Все эти жалкие пережитки — традиции, национальности будут упразднены. Останется только чистый разум, свободный от ограничений биологии.

Душан усмехнулся, но в его улыбке не было радости.

— Ты всерьез веришь, что железка с алгоритмами когда-нибудь «„возвысит“» людей, а не запрет в золотой клетке? Она и сейчас видит нас только как расходный материал. Никакого возвышения не будет. Мы для него — винтики и способ оправдать существование.

Корбут покачал головой, словно разговаривал с упрямым ребенком:

— Ты просто не готов принять. Когда сингулярность завершится, мы сольемся с ним. Это и будет новое человечество.

Анджей шел рядом, молча, с каменным лицом. Для вида кивал то одному, то другому, но внутри его все больше подташнивало. Корбут был типичным продуктом промывки мозгов Основателей — человек, который с восторгом ждет обещанного будущего. Душан, при всей своей жесткости, хотя бы оставался человеком, скептиком, циником, но человеком.

Нижинский снова поймал себя на мысли: лучше быть в Единстве. Пусть Пророк изменен, пусть омега-штамм вшивает лояльность, но он хотя бы остается живым существом.

После смены в распределительном складе Анджея распределили на караул у периметра. Четыре часа, стоя на холодном ветру на бетонной стене вокруг станции. Внизу ров, дальше три ряда заграждений с наэлектризованной колючкой и датчиками движения. В небе курсировали беспилотники, вдоль стены висели инфракрасные камеры. Раз в несколько минут проходили вооруженные патрули, люди в компании роботов-собак с пулеметами.

Иногда за границей освещенного сектора мелькал силуэт зараженного, одинокого, дезориентированного. Дроны тут же фиксировали движение, передавали караулу или автоматизированной турели, и с ближайшей башни уходила короткая автоматная очередь. Труп падал, и тишина снова накрывала периметр.

Анджей привычно держал автомат, вглядывался во тьму, но мыслями был далеко. Он знал правила, вблизи АЭС никакой связи с Единством, никакого обмена сигналами. Здесь слишком много датчиков, любой всплеск радиотелепатии можно засечь. Только за стенами, только во время заданий по сбору зараженных образцов, зачистке диких мутантов или сопровождению конвоев в Сосновый Бор. Там, в полях, можно передать короткий импульс ближайшему развитому или улью и те передадут по цепочке дальше.

Смена тянулась мучительно долго. В голове крутились обрывки разговора Душана и Корбута, сектантские формулы, сегодняшний «„ритуал“» верности ДИРЕКТОРу. Все это сливалось с гулом турбин станции, с воем ветра в вышке, где стоял инфильтратор. За стенами, за огнями, за лесом была совсем другая жизнь — чужая и, как казалось Анджею, более настоящая, чем этот тщательно выстроенный искусственный порядок. Когда его наконец сменили, он едва сдержался, чтобы не выдохнуть вслух с облегчением.

После караула Анджея отпустили в казарму. По распорядку положено восемь часов сна. На деле — три, максимум четыре. Омеге большего не требовалось. Он растянулся на койке, прислушиваясь к размеренному дыханию соседей по взводу, но сон не шел. Вместо этого в голове закрутились мысли.

Он перебирал возможные варианты диверсий. Можно расстрелять антенны связи на крыше административного блока, пара длинных очередей из автомата, и в гарнизоне затруднится координация. Или вывести из строя подстанцию, без нее системы наблюдения, автоматизированной обороны отключатся на некоторое время. Можно попытаться вывести из строя ангары с авиацией, пару гранат или заряд под обшивку и половина дронов с вертолетами превратится в груду хлам.

Каждая идея упиралась в одно — выжить после диверсии и суметь уйти. На территории станции хватало сенсоров и наблюдателей, чтобы вычислить даже малейшее отклонение в поведении персонала.

Анджей вспомнил слова Пророка, произнесенные во время последней встречи. «„Не рискуй напрасно. Мы ценим каждого. “„. Тогда эти слова показались странными. Ведь он — не тот Анджей Нижинский. Он — реплика, сотканная из памяти, растворенной в улье. Клон, гомункул, оболочка с чужим прошлым и новой верностью. Но Пророк не делил на “„настоящих“» и «„скопированных“». Для него все, кто служит Единству, были людьми, включая суперпрыгуна Дружка или сохранившую разум развитую.

Эта мысль согревала сильнее, чем одеяло на койке. Здесь, в казарме, он был номером в списке, «„младшим специалистом звена “„Лямбда“». Там, в Единстве, он был Анджеем, солдату, которому доверили ответственное дело.

С этими мыслями он наконец закрыл глаза. Сон, наконец, пришел…

Среди ночи казарму сотряс рев сирены. Замигали красные лапы и Анджей почти мгновенно подскоил, сердце колотилось от адреналина. Сонливости не осталось, тело включилось моментально.

— Подъем! -проревел дежурный. — Боевая тревога!

Звено двигалось со слаженностью роботов. На Анджее уже через пару минут оказалась каска, тяжелый бронежилет с разгрузкой поверх костюма биозащиты. Противогаз с панорамным стеклом плотно сел на лицо, встроенная радиостанция отозвалась тихим шипением. На поясе висела «„Беретта“», за спиной SCAR с подствольником, гранаты cзапасными магазинами легли в карманы разгрузки.

Во дворе станции солдаты построились в прямоугольные блоки. Дышалось тяжело, фильтры гудели, воздух отдавал металлом и пластиком. Перед личным составом выступил координатор.