В общем, местный служитель культа, не то жрец, не то шаман, не то епископ, начал монарху настойчиво в уши дудеть, что жить в лесу, молчать и шляться за травой на кладбище — самое что ни на есть ведьминское поведение. А жениться на ведьме так себе идея. Она, мол, ваше наивное величество приворожила, стопудов. С чего это вам лысые бабы вдруг нравиться начали? «Ой, да отвали, зануда, — отмахивается король. — Ваши фрейлины в вонючих париках с блохами ничуть не лучше. От этой хоть травой приятно пахнет, и сразу видно, что вшей нет». Однако капля камень точит, и в конце концов король решил за Лиарной проследить. А она, меж тем, действительно, чуть ночь — так шасть в окно и огородами на кладбище. Крапива сама себя не надёргает. Ну и самодержец, значит, кустами за ней. Смотрит, а она там не просто трын-траву на поляне косит, а в компании одиннадцати голых мужиков. Колдовство он ей, может быть и простил бы, но это уже как-то перебор. С утра он ей предъявляет: «Так у тебя, значит, не просто гербарии с рукоделием, а групповые оргии? Я, конечно, король прогрессивный и без комплексов, но это уже за границами моей толерантности. Вот будь там одиннадцать голых баб, я бы, может, и сам присоединился, но мужики — это не мой профиль. Так что давай-ка я тебя быстренько казню, опла́чу и забуду, потому что жизнь продолжается, а баб вокруг полно. Есть что сказать в своё оправдание? Нет? Ну, я так и думал. В общем, готовься, завтра сожжём тебя как ведьму, потому что специальной казни за групповуху у нас в законе не предусмотрено».
Заперли Лиарну в комнате, пожелали спокойной последней ночи и ушли. К счастью, крапива осталась при ней, и она кинулась доплетать рубашки, благо там и оставалось доделать всего ничего. До утра плела, все пальцы стёрла, но не успела. Везут её к месту казни, в клетке, через весь город, а она всё плетёт и плетёт. Благо по случаю публичной казни стихийно образовались народные гуляния, и на дорогах пробки. Пока дрова складывали да приговор зачитывали, уже последняя рубашка пошла. И вот, как только её к столбу повели, чтобы спалить уж нафиг, с неба на бреющем валится в штурмовое пикирование эскадрилья диких лебедей. Пока народ туда-сюда, кто за вилами, кто за рогаткой, Лиарна быстренько их экипирует, и они превращаются в голых… ну, то есть одетых в крапивные рубахи мужиков. Одному только не повезло, рукав девица недовязала. Так что всё у него хорошо, но вместо левой руки — крыло. Дурацкая ситуация, ни взлететь, ни в носу поковыряться. Зато разговаривать Лиарне стало можно, и она сразу сказала: «Хрен вам, а не костёр! Невиноватая я! То есть колдовство я как раз не отрицаю, да и глупо было бы, весь город видел. А вот групповухи не было, это мои братья, а инцестом мы не балуемся». «Так что ж ты раньше не сказала!» — удивился король. «Запрет исходящих», — объяснила девушка. «Тогда совсем другое дело! Давай обратно жениться, раз уж не сожгли».
Вот так одна немая, лысая упрямая барышня обрела своё счастье, и ты не отчаивайся. Будет и на твоей улице площадь, и перевернётся на ней самосвал с голыми мужиками. А теперь давай попробуем выспаться, потому что завтра, я чувствую, придётся топать дальше.
Рождённый ползать не летает,
летать рождённый не ползёт,
вот и у нас судьба такая,
пока не пнут, не полетим…
Глава 17
Кризотютя и бродощелк
— Да, это далеко, — сказал Драган, стоя у карты. — На берегу моря, за полконтинента от этих гор. Я и не обещал, что будет легко.
— Нереально, — разочарованно ответил Ингвар. — Я летом после Катастрофы примерно такое же расстояние преодолел, но нам с Пацаном просто повезло тогда. И времени на это ушло до чёрта. По снегу мы просто не дойдём.
— Пешком — не дойдём. Но я знаю, где взять транспорт.
— Какой ещё транспорт? Дороги ещё в прошлом году замело. До Кареграда железку прочистили, допустим, но дальше-то как?
— Есть транспорт, который пройдёт. Он исправен, я проверял. Есть топливо, запчасти, всё, что нужно. Правда, в один конец и в обрез, но бензин можно поискать в Пустошах, не могло нигде не остаться. Доедем до моря, я думаю.
— На берегу пустынных волн,
стоял он тупо, как осёл… —
задумчиво сказал Ингвар. — А почему море? Другого места не нашли, поближе?
— Думаю, дело в том, что там ввод магистрального трансокеанского кабеля, который когда-то соединял континенты, — предположил Драган. — Вряд ли это просто совпадение.
— Наш континент до первой Катастрофы был периферией, — пояснила Милана. — Малонаселённая аграрная территория. Мировая столица, крупнейшие города, основная промышленность, большая часть населения, научные и культурные центры — всё было там. Да и неудивительно: Централия втрое больше по территории, ближе к экватору, там мягче климат, ровнее ландшафт, крупные залежи основных ископаемых. Колыбель цивилизации. Наш континент тогда назывался Новозём, его осваивали как продовольственный. Поля, пастбища, небольшие городки при больших агрокомплексах. Наверное, поэтому мы и пережили первую Катастрофу.
— А что стало с тем континентом? Неужели за столько лет никто туда даже не сплавал проверить? У вас же были корабли, даже самолёты, хотя и плохонькие.
— Это запрещено… Точнее, было запрещено. Теперь запрещать некому. Кораблям нельзя подходить к берегам Централии ближе, чем на двести километров. Это очень опасно, с экипажем может что-то случиться.
— Что? За столько лет там любая радиация рассеялась и любая чума выветрилась!
— Не знаю. Но бывало, что какой-нибудь корабль заносило штормом в запретную зону, а потом его находили дрейфующим без экипажа. Или вовсе не находили…
— Похоже на детские страшилки, — недоверчиво покачал головой Ингвар. — Учитывая клиническую законопослушность здешнего населения до Катастрофы, наверное, это работало. Но для меня, старого пиратского капитана, такой запрет означает: «Нам сюда!» Раз меня не хотят пускать, наверняка там много вкусного. У меня даже сейчас ручонки зачесались, хотя казалось бы… Ладно, значит, нам к морю. Надо, так надо. Надеюсь, там найдётся достаточно толстый провод, чтобы удовлетворить нашу Лысую… Что ты дерёшься? Я имел в виду пропускную способность, достаточную для твоего могучего разума, а ты что? Кстати, что это за бубнёж в коридоре? Я думал, здешние тоннельные крысы с утра отбыли в новый анклав поднимать народное хозяйство.
Ингвар распахнул дверь. Из динамиков внутренней связи доносится спокойный бесполый голос, который монотонно произносит: «Азбука, азотобаск, нанайка, панкосвод, ошолинь, онероруст, жменка, овенотрап, продосклад, лагограч, маисобэр, жрецошлаг…»
— Что это за чушь? — удивлённо спросила Милана.
«Кубокит, безотходный, кризотютя, банкозула, корзиночный, втузотюк, неупругий, бильярд…» — продолжают негромко, но отчётливо вещать динамики. Дикция великолепная, но сам голос настолько нейтральный, что производит зловещее впечатление.
— Без понятия, — ответил Драган. — Какая-то бессмыслица.
— «Хватание, биоток, пактобей, кошомох, бандеролька, пискливость, мэротиф, пучок, бродощёлк…» — обычные слова чередуются с непонятными, голос словно вворачивается в уши, не давая отвлечься и не позволяя абстрагироваться.
Лиарна болезненно скривилась и взялась руками за голову.
— «Кризотютя», «бродощёлк», — задумчиво повторил Ингвар, — почему мне кажется, что я это где-то слышал? Кто вообще включил трансляцию?
