Пока еще зомби? Ну ничего! Книга IV (СИ) - Сказ Алексей

Что-то здесь было фундаментально не так. И я должен был выяснить, что именно.

Наш поединок с Инвоком превратился в эпицентр бури, в мертвую точку урагана, где время, казалось, замедлило свой бег. Мы были как два разнополюсных магнита — отталкивались с равной силой, не в силах ни сокрушить друг друга, ни разойтись. Каждый мой удар, наполненный яростью и инфернальной мощью, разбивался о его спокойную, несокрушимую защиту. Каждый его контрудар, окутанный чистым, обжигающим светом, заставлял мою не-мертвую плоть шипеть и дымиться. Вокруг нас бушевал ад. Солдаты «Государственников» и фанатики «Церкви» сошлись в жестокой, хаотичной мясорубке, и собор наполнился грохотом выстрелов, звоном стали и предсмертными криками. Но для нас двоих существовал только этот клочок пространства, пропитанный запахом озона и горелой плоти.

Архиепископ, стоя у своего алтаря, наблюдал за нашим боем с нескрываемым, почти отеческим удовлетворением. Он видел, что Инвок, его верный паладин, его несокрушимый чемпион, успешно сдерживает главную угрозу — меня.

— Держи его, сын мой! — его голос, усиленный магией, гремел под сводами собора, перекрывая шум битвы. В нем не было тревоги, лишь холодная, торжествующая уверенность. — Твоя верность будет вознаграждена! Свет видит твою жертву! А теперь… — он повернулся к своей пастве, к сотням фанатиков, что сражались и умирали во имя него, и его лицо озарилось экстатической, безумной улыбкой. — Пришло время для финала!

Он подошел к главному алтарю и возложил на него руки. Камень, из которого тот был высечен, вспыхнул таким ярким, невыносимым золотым светом, что на мгновение ослепил всех в соборе. Я почувствовал, как эта волна света ударила по мне, заставляя отступить на шаг.

— Время пришло! — его голос превратился в рев экстаза, в проповедь безумца, узревшего своего бога. — Возрадуйтесь, ибо вы станете фундаментом нового мира! Ваши души послужат великой цели! Вы будете благословлены вечным Светом

Золотой дождь, льющийся с потолка, внезапно стал гуще, интенсивнее. Он больше не исцелял, теперь он… пожирал. Из тел фанатиков, сражающихся внизу, с тихим, сосущим звуком, словно из проколотого сосуда, начали вырываться тонкие, призрачно-голубые искорки. Это была словно их… жизненная сила? Их души, которые Свет теперь забирал в качестве платы за свою мощь. Они с тихим шипением устремлялись вверх, к алтарю, сливаясь в единый, гудящий, вибрирующий поток чистой энергии.

Я видел, как меняются люди. Их глаза, до этого горевшие фанатичным огнем, становились пустыми, стеклянными, как у сломанных кукол. Движения — рваными, дергаными, лишенными разума и тактики. Они переставали быть воинами. Они становились инструментами. Один из них, только что прикрывавший товарища щитом, вдруг развернулся и с животным рыком вонзил свой световой клинок ему в спину. Они просто бросались на ближайшего врага — будь то солдат «Государственников» или даже свой собрат, — разрывая его на части голыми руками, не обращая внимания на раны, которые тут же затягивались золотым светом. Они превращались в берсерков. В безмозглых, одержимых голодом, мертвых тварей, которых я так хорошо знал. Только эти были окутаны не смрадом разложения, а ослепительным, святым сиянием.

Поток голубых искр, эссенция их душ, вливался в алтарь. Тот начал вибрировать, гудеть все громче, и руны на нем вспыхнули нестерпимо ярко. Пространство над ним исказилось, словно раскаленный воздух над костром. А затем оно треснуло. С сухим, похожим на треск ломающегося льда, звуком в воздухе начала формироваться трещина, разрыв. Золотые врата. Из них хлынул не какой-то теплый и ласковый, а холодный, безразличный, давящий свет. Я чувствовал эту энергию. Она была другой, но суть ее была та же, что и у портала Заар-Ноха. Это был проход в другой мир. И то, что ждало по ту сторону, явно не несло мира и процветания. Это была сила, которая требовала жертв. И она их получала.

Я понимал, что должен остановить это. Прямо сейчас. Моя правая, демоническая рука все еще гудела от заблокированного удара, но я уже чувствовал, как внутри меня собирается энергия для следующего, решающего выпада. Я мог бы прорваться через защиту Инвока. Я мог бы снова использовать «Энергетический Взрыв», вложив в него всю свою мощь. Это был бы удар, способный расколоть не только его световой барьер, но и его кости. Это могло бы сработать. Но это означало бы покалечить его. Возможно, убить.

И что-то внутри, какая-то интуитивная часть меня, противилась этому. Та самая часть, что помнила не только его ник, но и то, как он всегда прикрывал мою спину в самых безнадежных катках, как он, не сговариваясь, понимал мои самые безумные тактические маневры.

Я смотрел на Инвока, на его спокойное, сосредоточенное лицо, на его до боли знакомый прищур, и не видел в нем врага. Я видел друга, который по какой-то неведомой, чудовищной причине играет в чужую игру. Его движения были идеальны, но в них не было души. Не было того азарта, той искорки, с которой он когда-то врывался в толпу врагов, зная, что мы с Митяем и Канатой всегда его поддержим. Сейчас он был похож на идеального, но бездушного бота, следующего заложенной в него программе.

И я принял решение.

Я резко сбросил концентрацию энергии. Бушующее в моей руке багровое пламя угасло, сменившись ровным, контролируемым потоком силы. Я не стал прорываться, и изменил тактику. Мой бой превратился в танец. Я перестал бить напролом, вместо этого я начал кружить вокруг него, используя всю свою скорость и ловкость. Моя бита встречалась с его световыми блоками, но теперь мои удары были не сокрушающими, а отвлекающими. Я заставлял его двигаться, реагировать, я держал его в постоянном напряжении, не давая ему ни секунды, чтобы вмешаться в происходящее на поле боя, но и не пытаясь нанести решающий удар.

Я решил довериться своей интуиции. Довериться тому, что я слишком хорошо знал этого парня. Он не мог просто так стать пешкой в руках какого-то напыщенного фанатика. За этим должно было стоять нечто большее.

Портал над алтарем наконец стабилизировался. Рваная, пульсирующая рана в ткани реальности затянулась, превратившись в сияющую, идеальную в своей геометрии золотую арку. Из нее больше не лился хаотичный поток энергии, а исходил ровный, холодный и безразличный свет, который, казалось, поглощал все звуки. Грохот битвы, крики, выстрелы — все стихло, утонув в этой давящей, священной тишине. Свет был прекрасен, как может быть прекрасна отполированная до блеска гильотина, и от его неземного сияния по коже бежали мурашки.

Архиепископ, стоя у подножия этого чуда, был в экстазе. Он забыл про битву, про врагов, про все на свете. Он рухнул на колени, простирая к порталу дрожащие руки, его лицо, искаженное блаженной, безумной улыбкой, было мокрым от слез.

— Грядет! — его голос, сорвавшийся на восторженный, почти истеричный визг, был полон фанатичного восторга. — Наш спаситель! Наш Владыка! Он здесь! Он принесет очищение этому грязному, оскверненному миру!

И из портала, из его сияющей, бездонной глубины, медленно, плавно, с неестественной, механической грацией, появилась рука. Она была будто выточена из чистого, сияющего золота, без единого изъяна, без единой жилки. Она была идеальна. Слишком идеальна, чтобы быть живой. Это был словно артефакт, произведение искусства нечеловеческого гения.

Но она не тянулась к Архиепископу с благословением. Она медленно сжалась в подобие чаши, и жрец, увидев этот жест, издал счастливый, удушенный всхлип, готовый принять дар своего бога. А затем ее пальцы, острые, как лезвия, с нечеловеческой скоростью пронзили грудь жреца.

Раздался отвратительный, влажный звук, с которым металл вошел в плоть. На лице Архиепископа застыло выражение абсолютного, недоумевающего шока. Он посмотрел вниз, на идеальные золотые пальцы, торчащие из его груди, затем снова поднял взгляд к порталу. В его глазах не было боли. Лишь вопрос. И, возможно, тень того самого очищения, которого он так жаждал.

Ну что же… почему-то меня уже не удивляли подобные повороты в этой проклятой игре. И Архиепископ… он на удивление не закричал от боли. Он издал протяжный, полный невыразимого, почти непристойного наслаждения стон.