Дубль два (СИ) - Дмитриев Олег

Подошедшая Алиса потянула руки за сыном. По ней было видно, что жизнь удалась — лёгкая улыбка, плавная походка и мягкий, умиротворённый свет в глазах. Ничего общего с той ошпаренной кошкой, что убегала с парковки только что.

— Подожди, Лис, — я не спешил передавать Павлика, отчего сестра вскинула на меня глаза с тревогой, — попробуй услышать, о чём он думает. Я понимаю, что по-идиотски звучит, но попробуй, пожалуйста!

Она вздрогнула, вскинула брови. Ресницы затрепетали часто-часто, а глаза стали, кажется, наполняться слезами. Этого только не хватало! Сейчас-то с чего бы?

— Что? — непонимающе спросил я.

— Лис… Меня только папка так звал. Голоса у вас похожи… — ну вот, теперь у неё ещё и губы задрожали.

— Ну так ничего удивительного, сестрёнка. Мы немножко родственники с ним, на кого мне ещё быть похожим? — я говорил убедительно, стараясь успокоить её. Что-то подсказывало, что рыдать сейчас — вообще не ко времени.

— А ты зато, когда смеёшься, совсем как он нос морщишь, — вспомнилось внезапно.

— Мама тоже так говорила, — попробовала улыбнуться она. Поморгала немного, закинув голову. Почти помогло — слёзы практически ушли, лишь веки были чуть припухшими, и белки́ глаз краснее обычного.

Я передал ей на руки сына, что смотрел на нас с живым интересом, словно пытаясь понять — пора ли ему тоже плакать вместе с мамой, или пока рано?

— Лис, прозвучит глупо, я сразу предупреждаю. Но представь, что ты в сказке. Мы, я не знаю, в тридевятое царство шли, да с пути сбились. А Павлик — наш клубочек золотой. Он пытался мне что-то сказать, но я, видимо, детского не знаю совсем, и поэтому плохо понял. Попробуй ты!

Да, для совершенно пустой автомобильной парковки посреди дремучего «хрен знает где» — самый подходящий разговор. Но уж как смог.

Я положил ладони на ножки и голову племянника, там, где не мешали руки Алисы. Она смотрела в глаза сына, который начал чмокать губами. Проголодался?

— А-а-ать! — вдруг отчётливо произнёс он, глянув на меня странно.

Не будь ему год и три — сказал бы, что взгляд у него стал острым. Цепким даже. А я внезапно отчётливо понял это слово целиком. Как и предыдущие три. И всю фразу полностью. Именно ей я привычно среагировал недавно на то, как пробило подвеску на очередной яме. И тут же вспомнилась комедия, где парень-медбрат приехал знакомиться с роднёй будущей жены, отец которой оказался отставным разведчиком. Там был момент, когда главный герой совершенно случайно, внезапно и не со зла, а по нелепому стечению обстоятельств научил племянника новому слову. Беды было две: это оказалось первое слово, что малыш запомнил и произнёс. И вторая — такие слова решительно не стоило говорить при детях, конечно. В кино с правильной озвучкой смотрелось забавно, как белоголовый ангелочек вытягивал трубочкой губы, старательно произнося второй слог. Я, кажется, покраснел.

Алиса посмотрела на меня с подозрением. Но ничего не сказала. Вот бы не услышала. Или решила, что показалось.

— Где дядя, Павлик? Которому больно — где он? — Отлично. Просто замечательно. Теперь нас в брянском лесу стало двое таких, кто пытался выведать дорогу к тайному штабу у молчавшего по объективным причинам «языка».

Малыш поднял ладошку, и, помогая себе второй рукой, положил её на глаза. Да уж, Паш, кроме «фейспалма» и новых словосочетаний, я бы тоже вряд ли смог чем-то поделиться.

— Хлоп. Глазки. Темно, — внезапно «перевела» сестра.

Я вытаращился на неё, совершенно вопреки услышанному. Но в голове вновь прозвучали те же самые слова, и после них померещилось «чудила». Не уверен, правда, был в первой букве. И в том, что этот термин входил в стартовый набор элементарной, базовой, родовой первой Речи, о которой утром говорил Шарукан. Наверное, это само додумалось. Понимание пришло чуть позже. Догадавшись, что всё-таки хотел сказать мне Павлик, я закрыл глаза.

Меня словно рывком подняло над лесом. Извилистая дорожка и непонятная до сих парковка посреди леса остались внизу. Справа показалась какая-то деревенька на десяток дворов. За ней дорога уходила на северо-восток, огибая выступающий кусок леса. Через какое-то расстояние влево уходила еле заметная тропа меж двух деревьев, берёзы и осины, переплётших ветви настолько, что они казались сплошной аркой на двух опорах — белой в пятнах и серебристо-зеленоватой. А дальше вдоль дороги, по правую руку, высился какой-то крест, стояла часовня, а за ней — странные монументы, много. Оттуда так фонило болью и ужасом, что, казалось, этой волной меня едва не сбило с высоты на землю.

— Не туда. Ближе. Торопись, — прозвучали в голове чьи-то слаборазличимые мысли. И, кажется, вовсе не Павлика.

Вспышка. Арка из осины и берёзы. Тропка. Ручей. Налево — топь, нельзя. Ствол дерева с берега на берег. Сосна, смолистая, крепкая, хоть и не широкая совсем. Вьётся заросшая тропинка-стёжка. Высокий плетень, уходящий в обе стороны, будто выпрыгивает навстречу из леса. Над ним тянет шею колодезный журавль…

— Славка, время! — гаркнул внутри голос дяди Мити.

Я открыл глаза. Вокруг была та же самая парковка. Рядом, чуть пощёлкивая, остывала Нивейка. Напротив меня Алиска держала на руках сына. Но глаза у неё были больше обычного минимум втрое. Это ещё что за брянское аниме?

— А это кто сейчас говорил? И как мы в небе оказались? — выдохнула она.

— Считай, что это нам видео прислали, с маршрутом. Погнали, нет времени! — я посадил и пристегнул их на переднем, качать туда-сюда спинку было некогда.

Машина ушла с парковки с буксом, еле поймал её на гравийке перед крутым поворотом направо. Будто она тоже видела одинокий и тревожно-тоскливый силуэт «журавля» за плетнём

Деревню проскочили махом. Кажется, справа кто-то что-то крикнул. А слева из окон крайнего дома почудился чей-то внимательный взгляд. И курицу на самом въезде чуть не переехал — еле успел резко рвануть руль в сторону и тут же вернуть обратно. Круглые глаза Нивы тоже наверняка стали больше в размерах, когда она едва не перепрыгнула бегущий через дорогу вопящий комок рябых перьев.

Нужное место чуть было не пропустил. Чудом, иначе не скажешь, заметил еле различимо разнящиеся оттенки в листве слева и рванул ручник, опасно кидая не самую устойчивую в мире машину в занос. Но повезло, чудеса продолжались. Едва капот указал туда, куда мне было нужно — отпустил рычаг и утопил педаль газа. Не имея ни малейшего представления, сколько оставалось до места, где от болота нужно забирать правее.

Алиса, умница, сразу всё сделала правильно. Правой рукой вцепилась в ручку над головой, тем же локтем упёрлась в стекло, что успела поднять, пока позволяли обстоятельства. Левое колено прислонила к панели рядом с рычажками «печки», правый кроссовок поставила на «бардачок», чуть катнув вперёд сиденье, по которому сползла ниже. Да, ей с этого положения вряд ли был хороший обзор. Но это явно оказалось к лучшему — я бы в некоторых моментах и сам с удовольствием зажмурился бы. А ещё лучше — вышел. Зато у Павлика получилось что-то вроде капсулы из рук, ног и тела матери, что защищали его со всех сторон от твёрдых поверхностей Нивы, которые точно решили сегодня всех нас покалечить.

Нива скакала так, будто была заправлена ракетным топливом, адски крепким кофе, убойным алкоголем или чем-то ещё более динамичным. Будучи при этом матёрым быком Эль Торро Браво, звездой родео, которого обходили, опасливо крестясь, самые отбитые ковбои. Что отплясывал под зажигательные латиноамериканские мелодии и ритмы, африканские танцы, лезгинку и что-то из раннего клубного, крайне ритмичного. Сидеть внутри при этом было, мягко говоря, некомфортно.

Руль будто не мог определиться, чего ему хотелось сильнее — вырваться из рук и отправится в свободный полёт или выбить мне зубы. Сиденье то пропадало куда-то, то пинало в спину, будто взбесившаяся лошадь. Капот то исчезал, то перекрывал весь обзор, как нос корабля в сильнейший шторм. Опыт был, конечно, неожиданным, но интересным. Повторять его не хотелось бы, конечно.