Значит, что она всё ещё в теме.
Ну а мне ещё многое нужно сделать… в Президентском номере.
***
Пересадка в Майами – час тридцать четыре минуты. Когда впервые увидел это в билете, даже как-то встрепенулся: "ого, целый час!" Почти полтора. Даже чуть больше. Почти как маленький отпуск между двумя взлётами. Почти как возможность выбраться на улицу, вдохнуть влажный, тяжёлый, настоящий воздух, не климатизированный внутри стеклянного желудка международного терминала.
Но потом – блоги. Советы. Предостережения.
"Час тридцать четыре? Вы с ума сошли, это ж на грани провала!" – писал один.
"В Майами можете спокойно потерять и два часа только на границу, если не повезёт." – вторил другой.
"Никаких пляжей. Даже не надейтесь. Успеть бы на рейс!"
И тут доходит. Не "ого, целый час". А всего-то час с копейками. И это – международный рейс. Со всеми проверками. Пограничный контроль. Паспорт. Таможня. Биометрика. Очередь. Люди, которые торопятся и те, кто наоборот – в первый раз, всё фотографируют. Потом опять очередь, уже на следующий рейс. И бег, с рюкзаком, с выдыхающимся багажом за плечами. И взгляд на табло, где рейс уже "Final Call", а ты только мчишь по бесконечному коридору, петляя между магазинами дьюти-фри и очередными постами контроля.
Так что – всего!
Никакого тебе Майами. Ни кубинских сэндвичей, ни зажигательной сальсы на набережной, ни даже возможности банально протянуть ноги у фонтана. Всё, на что ты можешь рассчитывать – это пластиковый стул в зале ожидания, кофе из автомата и возможность посмотреть в окно на небо, которое ты не потрогаешь.
Может, на обратном пути, мелькнула мысль. Хотя тоже – сомнительно. Всё будет так же. Или ещё хуже. Потому что обратно – снова международный. Снова погранконтроль. Снова штампы. Снова "добро пожаловать в США", как будто ты ушёл надолго, а не просто через океан махнул по делам.
Промежуточных пространств не существует. Есть только пункты прибытия и пункты отбытия. Всё остальное – суета. Такова плата за отказ от "окна".
Меня такая логика всегда раздражала. Хочется же – в промежутке. Протянуть себя в щель между мирами. Словно дух на таможне между жизнями. Прогуляться между строк. Но нет. Здесь нет между. Только – вперёд. Быстрее. По прямой. Без вариантов.
Майами – не город, не место, а точка в логистике. Отметка на электронном билете. Строка в маршруте. Транзит.
Жаль, конечно. Было бы приятно выйти хоть на минуту – просто ради того, чтобы напомнить себе: ты не привидение между перелётами. Ты всё ещё человек, с ногами, которые касаются земли, с кожей, чувствующей ветер. Даже жаркий, липкий, но живой. Не искусственный бриз климатической системы.
Но увы.
Я проверил время посадки. Расчётное прибытие – 08:12. Посадка на следующий – 09:46. В идеальном мире – хватит. В реальном – придётся пробираться сквозь толпу, молясь, чтобы багаж не застрял где-нибудь в промежутке между системами.
Забавно, что теперь вожу с собой Камень Боли – магический артефакт, созданный на любви и предательстве, – а сам боюсь, что мой рюкзак застрянет на сортировке и не доберётся до Колумбии.
Какой странный мир.
Где вещи, сделанные из боли, надёжнее, чем чемодан с одеждой.
Сделал ещё один глоток воды. Простая бутылка, купленная за восемь кредитов в автомате. Бесцветная. Без вкуса. Но – тоже якорь. Удерживает. Не даёт провалиться в иллюзию. Помогает вспомнить: ты живой. Ты едешь. По делам. По чёртову колумбийскому делу. По следам чего-то, что может стать новым адом. Но ехать – нужно. Потому что остановиться сейчас – значит дать всему утечь сквозь пальцы. Либо ты их, либо они тебя.
***
Скоро начнут объявлять посадку. Собрал свои вещи. Перепроверил багажную квитанцию, как делаю всегда – дважды. Сел обратно, вытянул ноги. За окном шасси грузовика толкнуло тележку с контейнерами. А я снова посмотрел на часы.
Остался один час… И это – не шанс, а просто разрешение успеть.
***
- Костас Трешь? – сухо, будто на выдохе, спросил таможенник, уставившись в экран перед собой.
- Да, – кивнул в ответ, почти с облегчением. – Наконец добрался до точки, так сказать.
По-хорошему, стоило бы сказать что-то попроще, просто "да" и не провоцировать. Но, кажется, мне уже не привыкать. Голова была мутной от перелёта, в глазах стояла рябь – не от усталости даже, а от ощущения, что ты где-то между временными зонами, между часами биологическими и электронными. Впрочем, к местной погоде был готов. Богота встречала свежестью, сероватым небом и той самой устойчивой круглогодичной температурой, о которой любят писать в туристических брошюрах: "всегда весна", "приятный климат Анд". Перевод: солнце есть, но не греет. Куртка – решение верное. А зонт не нужен. Пока.
Высота – чуть больше двух с половиной тысяч метров. Воздух уже не просто тонкий, а словно фильтрованный. Он не ложится в лёгкие – он наблюдает, вдыхая тебя в ответ.
И всё бы ничего, если бы этот таможенник не уставился в мою физиономию так, будто тут контрабандой возил не что-нибудь, а орбитальную пушку в чемодане.
Я молчал, он ждал. Молчание затягивалось.
Потом, сам не понимая зачем, произнес:
- Мастер.
Это вырвалось само. Глупо, пафосно. Словно имя в легенде или вызов в суде сверхов. Но слово уже улетело. Висит между нами, как пуля, не долетевшая до цели, но уже запущенная. Как когда-то сказала Лайя.
Таможенник прищурился.
- Какой ещё к чёрту Мастер?! – отрезал он резко.
Даже мышкой по столу щёлкнул так, будто хотел ударить меня.
- Из Мастерской, – пожал плечами, отвечая.
Всё ещё не улыбаясь. И не двигаясь. Он явно не понял. Потому взял лист бумаги с его стола. Чистый. Бумага рассыпалась надвое, как перерезанная лента. Сухой срез. Одно из следствий точного телекинеза, хоть и слабого, возможность резать предметы. Не сказать, чтобы мне это давалось легко, но произвести впечатление давало.
Он побледнел.
И стоял, медленно меняясь в лице, будто в голове у него что-то соединилось. Пазлы. Строки в досье. Какие-то воспоминания, слухи, может, отчёты.
- Значит, Мастер из Мастерской? – переспросил он теперь уже осторожнее.
- Да, – подтвердил, чуть тише.
- А кто тогда такой Костас Трешь? – спросил он, и на его лице появилась тень торжества. Словно поймал. Словно "Ага!".
Не стал делать паузу. Не стал думать. Сказал, спокойно, не глядя ему в глаза:
- Костас… Костас – это кровавый маньяк-убийца.
В ответ тишина. На ближайшей линии кто-то рассмеялся. Видимо, услышал только часть фразы. Или подумал, что это шутка. А он – нет. Он молчал.
- И… вы шутите? – спросил он после паузы, понизив голос.
- А вы как думаете? – отозвался лениво. – Прилетел бы он на рейсе эконом-класса, через Майами, с пересадкой в один час тридцать четыре?
Он издал звук, похожий на хмык и кашель одновременно. Похоже, эта часть аргумента убедила его больше, чем всё остальное. Он отпустил взгляд, щёлкнул пару раз в системе, потом поставил электронную подпись.
- Всё. Проходите, Мастер.
Не "Костас". Не "Трешь". "Мастер".
Интересно, что он там себе надумал. Может, принял за сверх. Или за кого-то вроде консультанта для таких, кто только играет в сверхов. Мне-то не привыкать – у меня лицо не запоминается, но ощущение оставляет. Словно лампа без света, но со странным гудением.
Прошёл через створку, и она не пискнула. Видимо, Камень Боли не считался оружием. Если они вообще знали, что это на самом деле такое и насколько может быть опасным в умелых руках.
Но погрузиться в толпу не успел… в меня выстрелили из автомата.
