В Россию с любовью (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич

— Что я его сын?

Матушка тоскливо возвела очи к потолку.

— Господи, дай мне сил не грохнуть этого шалопая прямо здесь…

После чего мне стало ПЛОХО. Очень плохо! Придавивший груз был чем-то похож на то, что могла вытворять мама, но в сто, в тысячу раз пакостнее! Ибо меня выворачивало изнутри. Болело всё! А ведь тело у меня ещё не отошло от вчерашнего-позавчерашнего! Я шёл сюда, переставляя ноги, с каждым шагом преодолевая остаточную боль в теле. Кажется, от такого удара повело, и я даже со стула грохнулся — стул отлетел в сторону.

Давление спало. Я приподнялся, чувствуя, что хлюпаю носом. Кровь. А удар был не физический, ментальный! Сильная, сучка!

Но страха не было. Лишь осознание-подтверждение, что я всё это время сидел не перед добренькой бабушкой, угощающей тебя домашней выпечкой, а суровой и беспощадной убийцей, выполняющей свой Долг перед миром и отечеством. Именно, Долг с большой буквы — а что ещё может выполнять патриарх единой церкви огромной разделённой на кланы и потому разрозненной страны? Она мне просто напомнила, что не надо забывать — я в мире сильных женщин, ягнёнок среди львиц. Однако хотели бы львицы — давно бы схарчили, и рефлексировать сейчас, и тем более бояться Ягусю– глупо.

— Вы тоже мне дороги, матушка, как и я вам, — ехидно усмехнулся я, как ни в чём ни бывало ставя стул и садясь на место, наклоняясь, чтобы кровь из носа капала на пол, не задевая одежду.

— На. — Она бросила мне полотенце, и я был ей благодарен. — Извини. — Раскаянием в её голосе и не пахло, но она признавала, что такое давление — уже лишнее. Особенно с учётом моего на него полного в ответ равнодушия.

— То есть мама трахалась с ним, и даже бегала к нему зачать нас, но была не в курсе, что он — попаданец? — более чётко сформулировал вопрос я.

— Она не бегала к нему, — покачала матушка головой. — Он уже два десятка лет как мёртв. Погиб на своей любимой войне. Так бывает — ты можешь выжить сотне сложных операций, но тебя убьёт случайная пуля или случайный осколок в простой. Именно после этого я оставила дочку и ушла в семинарию.

— Оставила дочку?

— Ну, по сути-то её не бросала, — замялась Ягуся. — Но посвятила себя богу. Анечка это понимает, и не обижается на меня. А сан с постригом и отказом от всего мирского приняла не так уж и давно, когда она выросла и сама пошла по жизни.

— А должность патриарха — вообще недавно?

— Именно. И двух лет нет. Я самая молодая мать-патриарх за последние три столетия.

— И с самым сильным ментальным даром, — усмехнулся я. — Что вкупе с ментальным даром боевой подруги, и одновременно царицы…

— Правильно понимаешь, — без тени улыбки кивнула собеседница, и глаза её на мгновением сверкнули холодным довольным светом — бог весть на что им пришлось пойти, чтобы пропихнуть на такую должность царицыну подругу. — А ты б на её месте так не поступил?

— А я разве сказал, что осуждаю, матушка? — сделал я круглые глаза. — Я полностью за! Я ж её сын, если вы не забыли. Мы ненавидим коррупцию и кумовство только пока нам не заносят, и пока некуда пристроить наших оболтусов. Как только это меняется, мы становимся главными проводниками оной в массы. Люди во все времена и во всех мирах люди. Наверное, это и называется «воля божья»?

Довольная улыбка — хоть тут я её не разочаровал. После чего матушка-патриарх решила вернуть беседу в исходное русло.

— Знаешь, Саш, — многозначительно помолчав, произнесла она, — проблема в том, что в отличие от некоторых, настоящий мужик, и я вкладываю в это слово ТВОЁ понимание, а не наше, никогда не раскроет себя вот так глупо, по-дурацки. Ибо вокруг настоящего мужика всегда война. Даже дома. Даже в тылу. И особенно если он потерял память. Мы, мелкие ссыкухи батальона, в котором проходят армейскую практику выходцы из «древних» фамилий, то есть непростой у нас был батальон, и девочки информированные, свято верили в то, что он — обычный. Самый что ни на есть нормальный, из наших мужчин. Просто приютский, жизнь его потёрла, вот и стал таким жестоким, что ушёл в поисках себя полевые войска. Да плюс потеря памяти — это до нас было, но про то весь батальон знал и не обращал внимания. Ну, не помнит человек детство, так ему, приютскому, может так даже лучше? Что хорошего было в том приюте-то? И мы все бегали за ним, он был общим кумиром. Кумиром, Саш, а не юродивым! Всегда на виду, его жизнь все под микроскопом знали. И никто и подумать не мог, что с ним что-то не так!

— Он закрутил с вами всеми, — констатировал я. — Точнее выбрал из имеющихся троих лучших.

— В общем, да. Ирку мама Ира прикрыла хорошо, даже комбат не знала, кто она. Я — всегда была самой сильной одарённой в батальоне, да и дар специфический, для диверсионных операций подходил лучше всех. А Настя — рукопашница от бога, и стреляла всегда лучше всех, самая громовая из нас, как боец. Так что да, самых лучших он выбрал, но то закономерно — параллельная эволюция, мужчины всегда тянутся к самым сильным женщинам для защиты… Думали мы. А на самом деле ему просто нравились суровые и опасные женщины, а наша троица считалась самой опасной как бы не в дивизии, если не в корпусе. Это я узнала уже потом. Сильно потом. Он игрался с нами, а не мы с ним, и это, повторюсь, для Насти с Ирой и сейчас сюрпризом станет.

— Тётку Настю он тоже того… Полюбил? И она его?

— Нет, — матушка покачала головой. — Настя всегда пристяжной была. Наша подруга, член стаи, всё на троих делили. От таких подруг не отказываются, и если стаей находишь мальчика, и делится такой на всех членов, без глупостей вроде ревности. А вот Ирка в него влюбилась. Вот там страсти были — сериалы отдыхают! Я не отставала, и мы даже чуть было не поссорились. Но договорились, что не будем драться и делить, а лучше берём его в окружение и плен всей компанией, а спим по очереди. Тебе сложно понять, но здесь, у нас, это нормальная практика, особенно среди сильных одарённых. Не скомпонуешься с другими хищницами, погрязнешь в мелочной взаимной вражде — вообще без мужика останешься. Мы тогда очень дружные были, ближе никого, и все нас прекрасно поняли и одобряли.

— Пока не узнала бабушка, мамина мама, и… — понял я. Ибо моя бабушка — царица Ирина Третья.

— Ага, — подтвердила матушка. — И узнав про её похождения, что она замуж собралась, сказала дочери возвращаться. Хватит пыль Уйгурии собирать, когда в стране дел невпроворот, которые может решить только наследница.

А мы в тот момент, словно чувствуя тучи, ему открылись. И признались, что у царицы должен быть только один муж. Нет, в смысле муж и так только один, но у него может быть только одна жена, собственно царица. Двое. Чета. Любовниц у них обоих — не регламентировано, сколько угодно, но супружеская у главы государства может быть только ПАРА.

— И он отказался, выбрал тебя? — понял я иронию и представил злость мамы.

— Да, — довольно заулыбалась эта Ягуся, и я почувствовал её искреннее тепло — она любила, была любима, и в забеге за любовь смогла победить будущую царицу, что многого стоит. — Так и сказал, я не создан сидеть на троне. Да и мама Ира, в смысле твоя бабушка, наконец, вмешалась и донесла и до нас, и до дочери, что её воля — оженить наследницу с представителем германского дома, так надо для мира. Чтобы очередная война не началась — мы с Европой тогда в более… Жёстких отношениях были. И вежливо попросила его свою дочь оставить, пока она добрая и просит вежливо, и даже готова потомственное дворянство дать сразу, в первом поколении, авансом. Боярыня Толстая, её спецпредставитель, прочла нам лекцию о политическом обострении на международной арене, и если он будет противиться воле государыни — превратится в мёртвого снайпера уйгурского корпуса, а она, шмакодявка, идущая против воли матери, должна трижды подумать, кто она, и хочет ли быть и далее наследницей?

— А он к тому моменту как раз и выбрал тебя, и она «нехотя подчинилась»?

— Именно. Получается, с одной стороны как бы он и сам выбор сделал, а с другой мать не дала сделать выбор ей, побороться, настоять на своём. Ирка была девочкой умной, истерить не стала, расстались мы все мирно, а мы с нею так дружить и не переставали (это ж его выбор был, я от подруги не отказывалась). Но уверена, она и сейчас по ночам, когда особо тоскливо, его имя в подушку шепчет.