В Россию с любовью (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич

— М-да, — констатировал я, чувствуя, что кровь перестала идти и убрал полотенце. Вот такие страсти в казалось бы простой бесхитростной пусть и царской семье.

— Так что расстались мы мирно, — повторилась Ягуся. — Она уехала в Москву — быть царевной, на носу её собственный брак был. Я осталась там, и мы поженились, прямо в полковой церквушке у капелланы. Настька уехала с Ирой — она до сих пор с нею, функции Цербера так и выполняет, какой была с юности. Потому ни она, в смысле Ирка, ни тем более Настёна не знают его истории. Да и мне он хоть и доверял, но рассказал всё только когда Анечка родилась. Кто он. Откуда. Что в голове словно два него, и ему стоило больших трудов помирить их и заставить сотрудничать. Есть его «я», есть пришлое, но он создал себя самого, как третьего, которого эти двое слушаются. Это кстати мой тебе совет, что делать. Ибо чувствую, отрок, на сём фронте у тебя и будут главнее бои.

— А вот за этот подгон низкий поклон, матушка… — склонил я голову, и был искренен. — И всё же… Настолько не доверял, что даже супруге не рассказал?

— А что супруга, — грустно хмыкнула матушка. — Расписались, поеб… Пожили вместе. А завтра поняли, что не сошлись, да пока детей нет разбежались. Особенно если вокруг война — там и не такое бывает. Мать-церковь давно уже на подобное сквозь пальцы смотрит и бездетным бракам разводы не глядя подписывает. А дочка — это наше общее солнышко!.. — Она растеклась юшкой от умиления. — Всё, она родилась, и между нами уже не просто отношения. Теперь мы — семья! Сила! Единство! Даже если что-то случится, я никогда не предам его, ибо как могу предать отца своей девочки? Как и он более никогда меня не предаст. Другую жену взять в дом может, я разрешала, но он сам не хотел, говорил, одной меня за глаза «выше крыши». Но и другая как родит — куда от нас денется?

Тяжёлый вздох.

— Но не срослось. Погиб он. Глупо погиб, не то, что подвиг совершил, а так, при возвращении группы, обыденно…

Помолчала, а я не торопил.

— Вот так я и осталась одна с этим секретом. Что такое развал страны. Что такое Афганистан — проклятая земля, и у вас там тоже постоянная война, как и у нас. Что такое Босния, Предательство с большой буквы. И многое-многое другое, чего не было и не будет, что существовало где-то так далеко, что только фантасты и сумасшедшие в это поверят.

Она собиралась с силами, я буквально это почувствовал. И, когда набралась, меня снова вдавило ментальным прессом:

— Вот так, Саша, поступают настоящие мужчины. А ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ, ЮРОДИВЫЙ?!!

— Ч-чего? — смог хоть немного сопротивляться я.

— Говорю, что ты творишь, жалкий червяк? Ты хоть понял по этим отчётам, что бывает с такими? Понял, что не одинок, и куда они деваются?

Стало стыдно. Не перед нею — пред собой. И правда дурень!

— Ты не один такой прекрасный, и вас не двое и не трое! — разорялась патриарх. — Имя вам — легион! Хочешь, давай эксперимент проведём и сделаем турне по всем психушкам страны? Может ещё кого обнаружим, из твоих соплеменников? И ты туда же попал бы, и плевать всем на брак с Кармен. Обосновали бы. Аринка с руки Иркиной ест, от неё команду «фас» получает, а Ирку я придержала за узду. А ЧТО БЫЛО Б, ЕСЛИ МЕНЯ НЕ БЫЛО, псих?

— Я-а-а-а…

— Головка от места, которым ты думаешь! Ты чего ведёшь себя как юродивый? Да ладно, если б просто так, на Руси слабоумных не обижали. Но ты при этом начал доказывать, какой мужЫк! С яйцами! Охотник на мамонтов мать твою, прости, господи, мне сквернословие! Ты вообще с дуба рухнул, обалдуй эдакий?

Я опустил голову, и… Всё, меня нет. Ибо разгром по всем фронтам, и виноват в этом сам и только сам.

— Я как от Ирки про твои симптомы услышала, сказала консилиум собрать. И строго-настрого запретила тебя трогать. И Аринке сучке ходу не давать, а то тебе в её клинике уже палату приготовили. Как могла прикрыла, как могла защитила, но если ты и дальше будешь вести себя, как яйцетряс, а не мужик — даже я ничего не сделаю, Сашенька! Церковь не та, что раньше, а моё положение в ней от дружбы с царицей зависит, ты и сам это понимаешь. Не подставляй меня, юродивый!

— Я не юродивый! — вскинулся я. Смог. На последней капле уважения.

— Да? А как тебя иначе назвать? «Внемлете мне, местное было, я обладаю сверхзнанием! Мне Богородица явилась/святой Пётр/святой Андрей/святая Екатерина/архангел Гавриил, нужное подчеркнуть; я знаю и понимаю то, что знать и понимать не должен! И вы все тут — дерьмо на палочке, и только я знаю, что в мире должно быть и как!» Не так, Саша, крестничек мой милый? Что молчишь? Скажи, что эта старая мегера не права, ошибается.

— Много нас… Было? — вместо этого спросил я.

— Официально нашли пока двух, те девы. Плюс Паша, про последнего кроме меня, и теперь тебя, никому не ведомо. Но мы только начали поиски, копаем. Сложностей много — юродивых на Руси было пруд пруди, и кто из них из твоих — разбираться надо, это долго. А абы кого я на это послать не могу — с преданных нельзя спрашивать, как с умных, а умным не всё доверить можно. А ещё второй момент — мы, церковь, фиксировали только тех, чьи слова имели вес. Боярские семьи, дворяне, государевы люди. Или из своих, духовных. А сколько на Руси было дурачков деревенских, ради которых никто комиссию из епархии вызывать и не подумает? Дурачок и есть дурачок, блаженный! Ходит, лопочет что-то, лишь бы не буйный был. И таких куда больше, чем государевых. А сейчас, в наши дни, они если и есть, то уже сказала, к Аринкиным коллегам попадают, не к нам. И отыскать их ещё сложнее. Тебе просто очень, очень-очень сильно повезло, крестницек, что я оказалась рядом, что мы с Иркой с детства подруги — не разлей вода, и что она к моему слову до сих пор прислушивается. А ведь могла тогда зло затаить, и или меня б рядом не было, или б советоваться со мной не стала…

— Да уж… Спасибо, матушка Елена, что глаза раскрыли. — Я встал и низко, в пояс, поклонился.

— Сядь, Саш, — устало проговорила она, и по лицу её пробежала морщина. — Хорошо, что ты, наконец, понял. Но этого мало. Главный вопрос на повестке так и остался: а делать нам что?

— А какие варианты? — усмехнулся я. — Жить. Предупреждён — вооружён.

— Ирка тебя сыном не считает, — медленно покачала хозяйка этих мест головой. — Меня послушалась, с плеча не рубит, но не сын ты ей. Что с царевнами язык нашёл — тебе в плюс, без этого и я б тебя защитить не смогла. Даст бог — теперь продержишься. Но с матерью тебе придётся отношения с нуля выстраивать, и полезность свою лично ей, как и преданность, тоже лично ей, делом доказывать.

Я пожал плечами.

— Значит, докажу.

— Вот-вот. Вопрос, как? Чем заниматься будешь? От этого всё и зависит. Как ты уже понял, если станешь типичным местным яйцетрясом, прожигателем жизни — дорога тебе в дом с жёлтыми стенами не за горами. Но и если по отцову пути пойдёшь — тоже ничего хорошего. Нет здесь таких мужчин, выродились они. Параллельная эволюция. А юродствовать более не надо — не привлекай внимания.

— Матушка… Поясни про отца. Я ж Карлович! Сын немецкого художника. «Слава богу не австрийского…» — добавил я про себя. — Если б я им не был, испанки б меня за свою дочь не отдали бы. А мой волос или кусок кожного покрова раздобыть не запредельной сложности задача.

— Эх, Саша-Саша… — вздохнула она. Скажи, что сыну от отца передаётся в полной мере, вообще без вариантов изменения, как есть «под ключ»?

— Ну… — Я нахмурился, подождал «просветления», но чакры не открылись. Честно признался. — Не знаю.

— Игрек-хромосома, Сашенька! — посмотрела она на меня, как на неумного. — Сколько их у тебя?

— Так, одна?..

— Одна-одна! Во-от! — И правда неумный. Тут такое, наверное, дети с пелёнок знают. Один я как лосось пассатижный. — И её ты полностью получаешь от биологического папочки. А вторая половая хромосома у тебя какая?

— Икс же? — Кажется, «я» был не настолько силён в генетике, но память Саши посчитала, что это правильный ответ. — И она… С маминой… Комбинируется? — не то ответил, не то уточнил я. Ибо не был в правильности уверен.