Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович

Вот эти Львиные земли оказались полнейшим дерьмом. Ничего тут не было приличного: ни птиц, ни цизелей, ни толковых водоемов — все разбежалось и попряталось. В смысле, водоемы не попрятались, а загадились падалью. Рейдовики впервые встречали хищников, словно нарочно затаскивающих объедки в ручьи и озерца. Лично Верн полагал, что да — специально так и делают, но начальник штаба требовал не одушевлять хищников, ибо «тварь — она лишь тварь». Ну да, нужно же себя как-то успокаивать.

Две деревни, мимо которых прошли рейдовики, были разорены. Судя по запаху разложения и костям у изгородей, случилось это не так давно. Селяне явно пытались защищаться: колючие изгороди были достаточно высоки, связки ветвей разумно уложены и стянуты воедино ремнями и веревками, но это не помогло. Ламы в загонах, куры и козы — все было убито, разодрано ударами когтистых лап, и брошено. И смотреть на жертвы, и дышать здесь было очень сложно.

На убитых людей смотреть было еще тяжелее. Львы неизменно вырывали вкусные желудки, частенько сжирали бедра бедолаг. Оценивая покойника, найденного первым, Вольц сказал:

— А я, господин ботаник, полагал, что ваш «Бестиарий» привирает.

— Я тоже так думал, — невнятно признался научный консультант, защищая нос рукавом камзола. — Кто мог знать, что львы такие садисты?

— Вряд ли звери садисты, — сказал Верн. — Они сначала убивают, потом жрут. Полагаю, они попросту выбирают самые мясистые и мягкие части. Добычи-то у них хватает, могут привередничать. Хотя это довольно странно: зачем им столько красного мяса? С потрохами понятно, но бедра… Это не характерно для наших львов.

— Ты замечательно хладнокровен, — заметил Фетте. — А меня выворачивает.

— Это от голода, — предположил Верн и был обруган товарищами.

Иногда приходится быть каменно жестоким. Иначе можно дрогнуть.

Львы атаковали отряд дважды. Первый раз крупными силами, при переходе ручья. Но там — у брода, довольно наезженного, даже лодкана берегу лежала, видимо, на случай высокой воды — рейдовики были особенно настороже. Выскочивших, словно по команде, из-за вершины прибрежного холма хищников встретил залп трех арбалетов, большой «маузер» был у Верна, обер-фенрих неспешно опустил стрелковую маску, взял на прицел крупную светло-желтую, почти белую львицу, подпустил ближе… пуля пробила лоб огромной красавице, напрочь вынесла заднюю стенку черепа. Длинное тело покатилось по склону, хвост еще хлестал по траве, лев, несшийся рядом, ошарашенно отпрыгнул в сторону. Другие львы уже набегали на строй щитоносцев — Немме, освоивший щит весьма поверхностно, стоял в середине, ученый что-то нервно взвизгнул, но копье не опустил. Начальник штаба со свойственным ему хладнокровием положил ствол «курц-курца» на кромку щита, безупречным выстрелом свалил прыткого молодого льва с пышной, вставшей дыбом гривой…

И в этот миг раздался РЕВ…

…Позже Верн весьма удивился, что в этот момент не обделался, но тогда, видимо, был слишком сосредоточен на аккуратной перезарядке «маузера». Патроны оставались считанные, тут любая царапина гильзы способна сглазить выстрел…

…Поэтому льва-генерала Верн увидел позже товарищей.

Львиный генерал явно предпочитал командовать подчиненными, наблюдать и координировать, а не носиться во главе своего войска. Разумное поведение. Вот размеры — неразумные…

Рейдовики видели Генерала лишь издали и краткий момент — на пару секунд гигант показался у вершины холма и тут же исчез. Был этот лев вдвое крупнее, а может и втрое, других самцов. Холка выше роста человека, хотя где там холка, с такой-то громадной гривой, сдери ей башку, не совсем очевидно. Но в целом это уже не лев, а какой-то… живой танк — в самый раз вспомнить название того древнего и легендарного боевого механизма.

…Низкий рев еще звучал в ушах, а львы уже исчезли. Отступили, явно по приказу предводителя. Только два трупа валялись на склоне у дороги, да уползал, волоча кровавый след, схлопотавший два точных арбалетных болта самец.

— Нет, таких львов не бывает! — пробормотал Фетте, подразумевая явно не издыхающего представителя врага.

— Действительно, нам, видимо, показалось. Таких огромных львов быть не может, он же не способен прокормиться, — сказал, утирая пот, научный специалист.

— Что за жалкие самоутешения⁈ — возмутился начальник штаба. — Всем нам одновременно показаться не могло, это исключено. Перед нами был реальный лев-великан.

— Да это вообще не лев! Это — мамонт! — не преминул блеснуть историческими знаниями Немме.

— Это лев — Дьявол! — дал свою версию порой не в меру романтичный Фетте.

— Это Генерал. Он командовал, он планировал атаку, он четко понимает, что означают огнестрельные выстрелы. Явный генерал, — сказал Верн.

Кличка была не особо яркой, зато точной. Личный состав это оценил. Ламы не оценили — они были в жутком шоке. Вот что значит настоящее чутье — сразу заподозрили, что дело совсем плохо.

Отряд трижды пытался оторваться от львиной стаи. Попытка уйти к берегу моря оказалась неудачной — здесь берег был плоским, гряды невысоких камней серьезной защитой служить не могли, а вот столкнуться среди камней нос к носу со зверем — это запросто. Уйти по руслу реки, «утопив» запах следов, тоже не удалось — собственно, особой надежды на это и не имелось, чересчур узковата река. У болота обмануть преследователей опять не удалось, зато ламы временно приобрели «корко-кирасы» как сформулировал начальник штаба, что впрочем, животных совершенно не утешило.

Львы настойчиво шли следом, регулярно напоминая о себе злобным рыком. Иной раз этот рев слышался с флангов или впереди, но к этому рейдовики быстро привыкли. Противник пытался запугать и посеять панику, но атаковать в лоб на «маузер» и «курц-курцы» не решался. Это слегка утешало. Хуже было то, что отряд начал голодать, даже ламы недоедали — и охотиться, и пастись в подобных условиях было крайне сложно. Отряд шел уже прямиком на юг, запутывать следы смысла не имело. Постоянное напряжение изматывало. Днем, в жару, львы слегка отставали, рейдовики тоже позволяли себе отдых, ограничиваясь одним часовым, подкрепленным чутким нюхом лам. Но ламы беспокоились практически постоянно — разведчики львов подбирались с наветренной стороны, и явно делали это не случайно. На глаза хищники не показывались, явно опасаясь попасть на прицел. Изредка часовой успевал рассмотреть крадущуюся желто-рыжую, практически сливающуюся с выжженной солнцем травой, тень.

Да, ночами было намного хуже. Останавливаться приходилось еще засветло, тщательно выбирая место не только с хорошим обзором, но и с возможностью собрать достаточное количество топливо для костров. Веток и сухой травы нужно было много: приходилось поддерживать три костра, разложенных вокруг сбившихся в кучу лам. Ночь казалась бесконечной, рев чудовищ раздавался совсем близко. Утром Верн, как и все, чувствовал себя крайне обессиленным и обреченным. Недоедание изматывало не меньше близости хищников.

— Нам придется кого-то сожрать, — улучшив момент, шепнул начальник штаба. — Для начала кого-то из лам. Иначе мы ослабеем, и тогда сожрут нас всех.

— Еще пара дней. Кончина одного из ламов в наших желудках гарантированно подорвет моральный дух остальных четвероногих, — напомнил Верн.

Начальник штаба лишь вздохнул.

Львы приближались и отдалялись, попыток нападения не было, но рык напоминал — они здесь, они рядом, они выжидают.

На шестой день рейдовики рискнули остановиться в погибшей деревне. Выбрали двор на окраине: небольшая хижина из скрепленныхглиной камней, дворик, символически обозначенный невысокой оградой, сломанный загон (судя по запаху, козий). Вот рядом с этим пахучим загоном дышалось полегче, а так хоть рот и нос себе шейным платком натуго повязывай. В самом доме недоеденных мертвецов не было, но от центра деревни так и накатывали волны удушающего смрада смерти.