Бисквит - Сонми Ким

– Раз уж ты ездил учить английский, то должен хоть немного знать этот язык.

Когда мама, внимательно наблюдая за моей реакцией, предложила ходить на курсы английского, я не стал возражать. Как матери, ей было важно сохранить свою репутацию, поэтому я изо всех сил старался быть примерным сыном. Разве не лучше так, чем видеть ее отчаявшейся? Поэтому в тот четверг я пошел на курсы английского.

Перед выходом из дома я воткнул наушники, на тихой громкости включил классическую музыку и почувствовал, как отрываюсь от всего мира. До сих пор пользуюсь проводными наушниками-вкладышами. Они идеально подходят по форме моим ушам и хорошо блокируют внешние шумы. Именно поэтому, когда меняю наушники, мне сложно привыкнуть к слегка изменившемуся звуку. Медленным шагом я направился в школу, которая находилась в трех остановках от дома. Я чувствовал легкость и в то же время одиночество. Удобнее было бы доехать на автобусе, но не хотелось сталкиваться с другими людьми, поэтому все же пошел пешком.

Когда я разблокировал телефон, чтобы поставить музыку на повтор, мимо с грохотом пронеслась группа мотоциклистов. Рев двигателей сразу пяти моторов пронзил мои барабанные перепонки. Им эта дорога принадлежит, что ли? С трудом я пытался сдержать порыв последовать за ними и отомстить, пока внутри меня что-то закипало.

Придя в школу, я купил в автомате колу и вошел в класс. Докхван – мой лучший друг, с которым я вместе учусь с детского сада, – приветственно поднял руку. Он был примерным учеником и ни разу не становился бисквитом. По оценкам он входит в тройку лучших по всей школе, что делает его присутствие в ней явным. К тому же Докхван сам признает свои способности и любит себя, поэтому, скорее всего, ему никогда не стать бисквитом.

Я сел рядом с ним, вынул наушники и тут же услышал скрежет стульев по полу. Это был плохой знак. В местах скопления большого количества людей возникновение различных шумов неизбежно. Но даже с учетом этого школа поистине представляла собой сборище раздражающих звуков. В классе, где все должны сидеть тихо и быть сосредоточенными, обычные звуки вроде тихого скрипа стола или стука распахнувшейся двери превращаются в раздражители. Больше всего я не выношу щелканье ручкой. Из-за такого пустякового действия – повторяющегося нажатия на кнопку, бывает, теряю над собой контроль.

Если это неосознанная привычка, я бы предложил заменить ее на то, что не будет мешать окружающим – например, грызть ногти или накручивать на палец прядь волос. В особенности это касается того парня во втором ряду, похожего на бонобо – карликового шимпанзе. Не прошло и пяти минут с начала занятия, как он начал щелкать ручкой и продолжал так делать минут тридцать. Такое безразличное по отношению к окружающим поведение можно было проигнорировать, только выйдя из класса. Даже Докхван, которого, по всей видимости, тоже раздражало щелканье, громко прокашлялся, пытаясь привлечь внимание, но Бонобо не остановился.

«Постараюсь не обращать внимания, лучше сосредоточусь на произношении учителя. Все же он носитель», – чем сильнее я пытался убедить себя в этом, тем мощнее шум от ручки вонзался в мои барабанные перепонки и бил по вискам. Как назло, стоило начать воспринимать щелчки, до меня тут же принялись доноситься и другие звуки. Кто-то вертит ручкой, кто-то сглатывает слюну, даже смех учителя – все это стало раздражать. В отчаянии я набрался терпения и сдержал желание немедленно выбежать из класса.

Наконец, наступил перерыв, и с громким скрежетом стула Бонобо встал со своего места. Я занервничал, когда по пути к выходу он начал толкаться с парнем, похожим на орангутана. В итоге, потеряв равновесие, Бонобо задел рукой термокружку, стоявшую на задней парте. Напиток пролился, а растерянный владелец парты поспешно отодвинулся.

– Чего? Здесь кто-то был? Когда ты тут успел оказаться? – Бонобо усмехнулся и вышел из класса, даже не извинившись. Владелец парты остался стоять в одиночестве. Класс снова наполнился гомоном, будто ничего и не произошло. С покрасневшим от смущения лицом парень с последней парты достал носовой платок и принялся вытирать брюки и пол. Нахмурившись, я не сводил с него взгляда – его образ был размытым.

– Ты чего?

– Там бисквит.

Докхван поправил очки, прищурился и посмотрел в сторону того парня.

– Кто? Вон тот? Это он бисквит?

– Да.

– Странно. Ты же тоже его знаешь. Он ходил с нами в одну среднюю школу.

– Вообще, не помню. Он и в старшей с нами учится?

– Нет, выбрал другую. Кажется, далеко отсюда. Его ведь сильно травили в средней. А теперь он бисквит – не ожидал такого.

Я понимал удивление Докхвана. Этот парень не стал бисквитом, даже когда из-за издевательств в средней школе его самооценка рухнула до предела. Видимо, в старшей школе его травят еще сильнее.

– Какая стадия?

– Первая.

Большинство бисквитов остаются на первой стадии. Предполагаю, что, если хотя бы один человек в семье, школе или обществе регулярно уделяет бисквиту внимание, эта связь позволяет ему сохранить силы на защиту себя. Даже если он подвергается травле в школе или на курсах – при поддержке близких бисквит не перейдет на вторую или третью стадию. Поэтому так важно не дать погаснуть искре самооценки на первой.

– Собираешься отвести его в наше убежище?

Убежище – своего рода секретная база, которую мы создали, чтобы помогать бисквитам восстанавливать их самооценку. Привести бисквита в убежище – значит, дать обещание помогать ему до тех пор, пока его состояние не стабилизируется. Поэтому мы старались не делать этого без необходимости.

– Нет, пока понаблюдаю.

Я натянул капюшон на голову. У меня не было намерения тут же помогать тому парню. Вместо этого хотелось слегка отомстить Бонобо за шум и грубое отношение к бисквиту. Когда я сказал, что неважно себя чувствую и собираюсь уйти, Докхван, обернувшись, ответил:

– Сон Джесон, месть – подлое дело, – и вышел из класса. Он уже догадался о моих планах и освободил для меня путь.

Проходя между рядами, я стал якобы поправлять рюкзак и столкнул им вещи с парты Бонобо. Учебники и ручка с глухим стуком упали на пол. Я аккуратно сложил учебники обратно на парту и оставил рядом свою недопитую колу. Ручку, которой щелкал Бонобо, я взял с собой и вышел из класса.

Я заметил Бонобо с его четко разделенным пробором. Вместе с Орангутаном и еще тремя незнакомыми парнями он стоял в коридоре, смеясь во все горло и подбрасывая в воздух ключи от мотоцикла. Их широкие, как у спортсменов, плечи выглядели угрожающе. К счастью, рядом с Бонобо оказался мусорный бак. Я подошел к нему, демонстративно крутя пальцами ручку, которую взял из класса.

«Можешь с ней попрощаться».

В момент, когда наши с Бонобо взгляды пересеклись, я выкинул ручку в мусорный бак, не забыв слегка улыбнуться этим нелепым типам, и про себя пожелал:

«Накопи денег и купи себе нормальную ручку. Перьевую, например. В следующей жизни не мешай другим учиться своим безответственным поведением».

Почувствовав себя гораздо лучше, я спустился по лестнице, даже не оглянувшись. Теперь, вспоминая об этом, понимаю, что все же должен был обернуться и лучше запомнить черты лица Бонобо в тот момент. Я не осознавал, что эта мелкая месть – оставленная на столе недопитая кола и выброшенная ручка – создаст с ним такую неразрывную связь. Откуда мне было знать, что враг будет мстить в ответ? И что я сам был таким вызывающим. Поэтому, не подозревая о неприятностях, которые произойдут всего спустя несколько дней, я вышел на улицу, полагая, что, отомстив, смогу спокойно спать этой ночью.

Я подумал, что возвращаться домой, прогуляв курсы, будет не очень честно по отношению к маме, поэтому просто бродил по улице до самого вечера. Подгадав время, когда занятия должны были уже закончиться, я уверенно открыл входную дверь и, к своему удивлению, увидел в гостиной тетю.

– А вот и мой красотуля-племянник. Уже вернулся? Как же я рада, что тебя выписали, могу теперь чаще видеть твое миленькое личико! – Тетя произносила вызывающие смущение слова и пылесосом собирала осколки от рамки со свадебным фото родителей.