Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1 (СИ) - Батуридзе Женя

Откачав около сто пятидесяти миллилитров, я аккуратно извлек иглу.

— Состояние стабилизировалось. Готовьте его к переводу в кардиореанимацию. Дальше им займутся специалисты.

Я снял перчатки и бросил их в лоток. В приемном отделении стояла гробовая тишина. Все молча смотрели то на меня, то на спасенного старика. А я смотрел на этого сварливого деда, который каких-то несколько часов назад называл меня недотепой. И в голове пронеслась лишь одна мысль: «Ну что, старый ворчун. Похоже, этот "сопляк" только что спас твою жизнь. Не суди книгу по обложке».

Тишину, нарушаемую лишь мерным писком кардиомонитора, разорвал громкий вздох облегчения. Интерн, которого я довольно резко отстранил, смотрел на меня так, словно я только что на его глазах превратил воду в сакэ. А старшая медсестра, женщина с боевым опытом, прошедшая огонь, воду и, судя по выражению ее лица, не одно поколение бестолковых и бесстрашных ординаторов, медленно покачала головой. Именно она не растерялась и подала мне все необходимые инструменты. Я с благодарностью и почтением ей поклонился, она чуть склонила голову в ответ.

Старик на каталке просто дышал, не глядя ни на кого. А потом его глаза прояснились, и взгляд нашёл меня. Я ожидал чего угодно: ругани, вопросов, может, даже запоздалого возмущения. Но он молчал и просто смотрел на меня, и в глубине его морщинистого лица боролись упрямство, стыд и, кажется, толика искреннего изумления. Наконец, он с трудом приподнял руку — не ту, что сжимала грудь, а другую — и неуверенно показал мне большой палец. А затем его губы шевельнулись, и до меня донесся едва слышный хрип:

— А мандарины оказались… дрянь.

Я усмехнулся.

— Значит, не зря вернули вас с того света. Будет повод купить другие.

Прежде чем он успел ответить, его уже увозили в сторону лифтов, ведущих в реанимацию. Я проводил его взглядом и только потом осознал, что за моей спиной материализовалась фигура, чье присутствие ощущалось физически, как падение атмосферного давления перед бурей. Профессор Тайга.

Он стоял, сложив руки на груди, в своем как всегда идеально чистом халате, и его лицо было абсолютно непроницаемым. Тайга окинул взглядом опустевшую каталку, брошенные перчатки, шприц с откачанной жидкостью и, наконец, остановил свой взгляд на мне. Затем покачал головой.

— Херовато, ко мне в кабинет. Сейчас же.

И он развернулся и пошел, не дожидаясь ответа. Я обреченно вздохнул. Опять. Этот «ковер» в кабинете начальника становился для меня уже почти таким же рутинным ритуалом, как утренний кофе. Тайга молча сел за свой стол и жестом указал мне на стул напротив. Я сел. Он взял со стола историю болезни, которую ему уже успели принести, и начал читать.

— Перикардиоцентез в условиях приемного покоя, — наконец произнес он, не поднимая глаз от бумаг. — Без старшего хирурга.

Я молчал. Профессор, ну что вы опять? Мне кажется, я уже успел доказать, что совсем не дурак. Сами же каждый день меня гоняете по теории, так думаете, что в практике я полный дурак? Однако ничего из своих мыслей я не сказал и лишь продолжил молчать.

— Ты осознавал риск? — продолжил Тайга. — Одно неверное движение — и ты бы проткнул ему правый желудочек. Внутреннее кровотечение, экстренная операция, которую было бы уже некому проводить. И в итоге — труп в приемном покое и скандал на всю префектуру. Твоя карьера закончилась бы, не успев начаться.

— Я осознавал другой риск, профессор, — все-таки не выдержал я, встречая его серьезный взгляд. — Риск бездействия. У него была тампонада. Без пункции он бы умер в течение пяти, может, десяти минут. Вероятность летального исхода при бездействии — сто процентов. Вероятность при моих действиях была... вполне приемлемой.

Профессор Тайга откинулся на спинку кресла. Он долго смотрел на меня, и я не мог понять, что творится у него в голове.

— Приемлемой, говоришь? — он хмыкнул. — Ты играл в рулетку с чужой жизнью, Херовато. И с репутацией этой больницы.

— Профессор, вы и так уже поняли, что я никогда не играю с жизнями, — серьезно ответил я. — Иначе не проверяли бы меня на каждом обходе. Вы и так знаете, что это в моих силах, но все равно отчитываете меня, как нашкодившего котенка.

— Ты наглец, Херовато, — после долгой паузы все-таки сказал он. — Невероятный, самоуверенный наглец и дурак. Но… — он снова взял в руки историю болезни, — но я все равно не могу понять, как из неуча ты вдруг стал высококлассным хирургом. Ты не можешь судить меня за сомнения.

И он был прав. В такое тяжело было поверить. Я даже не знал, как бы я поступил, если бы вдруг в моем отделении вдруг появился какой-нибудь Вася Пупкин с еле законченной вышкой, а потом показал навыки мастерства. Тут бы я либо засомневался в ВУЗе, либо в своем рассудке. Либо и в том, и в том.

— Танака и остальные продолжат заниматься бумажной работой и изучать теорию, — вдруг сказал Тайга, отодвигая от себя карту пациента. — Кажется, у них это получается лучше, чем стоять столбом в критической ситуации. А вот у тебя, Херовато, с завтрашнего дня новое расписание.

Я напрягся.

— Ты будешь моим первым ассистентом. На всех операциях. Без исключений. Теперь я буду следить за тобой круглосуточно, Акомуто-кун.

Я ошарашенно кивнул.

— А теперь иди, — махнул он рукой. — Твоя смена уже закончилась. И постарайся никуда не вляпаться.

___________________________________________________

Справка:

Анамнез в медицине - это совокупность сведений о пациенте, полученных при медицинском обследовании, обычно путем опроса самого пациента или его близких, а также из медицинской документации.

Фонендоскоп — это своего рода усовершенствованный вариант стетоскопа. Его активно используют для прослушивания легких, бронхов и сосудов. Хоть и присутствует небольшой шум, устройство все равно эффективнее, чем стетоскоп.

Острый перикардит - это воспаление перикарда, внешней оболочки сердца, которое начинается внезапно и может сопровождаться болью в груди, одышкой и другими симптомами.

Глава 11

Похоже, в этой больнице существовало негласное правило: если ординатор Акомуто Херовато провел день без того, чтобы оказаться на ковре у профессора Тайги, этот день считался прожитым зря. А если он вдобавок не стал героем новой, еще более бредовой сплетни, то можно было смело вычеркивать его из календаря и требовать возврата денег за подписку на жизнь. Что сказать, моя репутация в этом заведении была настолько же устойчива, как холодец на солнцепеке, поэтому с каждым днем моя скромная персона становилась все более обсуждаема, и чаще всего не с хорошей стороны.

Я сделал большой глоток остывшего кофе, который на вкус напоминал грязь с нотками жженого пластика. Иногда мне казалось, что какая-то из уборщиц решила, что кофеварка — это отличный способ утилизировать вчерашние окурки, оставленный особо недобросовестными пациентами.

Я стоял, прислонившись к стене, и вполуха слушал какую-то особо захватывающую историю Танаки. Прошло еще несколько дней с того самого нашего разговора с профессором Тайгой, и теперь моя жизнь в больнице стала чуточку краше. Теперь я иногда имел честь присутствовать на операция, но, к сожалению, чаще всего в роли обычного зрителя. Профессор, несмотря на те его слова, пока еще не доверял мне проводить вместе с ним операции. В первые несколько дней так вообще приказал лишь смотреть, а потом на оставшуюся часть смены отправлял в ординаторскую тренироваться шить на мандаринах, так любезно подаренных мне семью того самого деда. Я закатывал глаза, бухтел и внутренне возмущался, но слушался. Так что еще через время он позволил мне заканчивать за ним работу, делать незначительные швы и тому подобная дребудень.

Тут вдруг из-за угла просунулась голова медсестры Аяки. Той самой основоположницы самой первой теории обо мне. Она принесла какие-то карты, бросила те на стол, но взгляд ее был все время прикован исключительно ко мне. В нем плескался такой интерес и трепет, будто она узрела не помятого ординатора с кругами под глазами, а как минимум золотую статую Будды, сошедшую с небес. Я выдержал ее взгляд, чуть приподнял бровь и одними губами произнес "Привет". Аяка, к моему удивлению, тут же вспыхнула, пискнула что-то нечленораздельное и вмиг испарилась.