В зале воцарилась тишина. Даже служанки, протиравшие пыль с ширм, замерли на месте.
— Барабаны? — переспросила Ранья, явно ошарашенная. — Ну… есть церемониальный барабан у входа, чтобы отгонять злых духов. И несколько маленьких, для ритмического сопровождения во время выступлений…
— Идеально, — кивнула Лань, и в её глазах зажёгся странный огонёк, смесь паники и азарта. — Мелодичная музыка цитры — это, конечно, прекрасно. Но иногда душе требуется… нечто иное. Нечто, что бьёт прямо в сердце. Ритм. Чёткий, мощный, первобытный ритм.
Мэйлинь смотрела на неё, как на сумасшедшую.
— Ты хочешь… барабанить? Как уличный зазывала? Или как шаман перед боем?
— Я хочу создать нечто новое, — заявила Лань с таким достоинством, будто объявляла о новой государственной политике. — Танец Вихря. Танец Огня и Земли. А для него нужен не шепот струн, а голос барабана.
Сяофэн смотрела на сестру с восхищённым ужасом. Фэн Ранья, постучав пальцем по столу, на её лице медленно расползалась задумчивая, почти заинтригованная улыбка.
— Барабаны… — протянула она. — Ну что ж. В моём заведении ещё не было… шаманок. Это может привлечь внимание определённой клиентуры. Любопытно. Очень любопытно. Покажи мне, что ты имеешь в виду, дитя моё.
В зале Шуи воцарилась тишина, полная скептицизма. Фэн Ранья с интересом наблюдала, служанки притаились в углах, а Мэйлинь и Сяофэн смотрели на Лань, как на человека, который собрался есть суп вилкой.
Лань подошла к маленькому барабану яогу*, с деревянным корпусом и натянутой кожей. Она провела по нему пальцами, будто знакомясь. Память Снежи услужливо подсказывала: «Это как кахон, только круче выглядит». Она взяла две легкие палочки.
Сначала ритм был медленным, почти медитативным. Негромкие, глуховатые удары, отдающиеся в тишине зала, как сердцебиение спящего дракона. Лань закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. А потом она запела. Её голос был низким, чистым, не поющим, а скорее произносящим заклинание. Слова лились странные, никому не ведомые, полные торжественной мощи:
Laudate omnes gentes laudate
Magnificat en secula
Et anima mea laudate
Magnificat en secuala
Это звучало как древняя молитва забытой богини. Фэн Ранья перестала улыбаться. Её брови поползли вверх. Это было… неожиданно глубоко. Мистично. Мэйлинь фыркнула было: «Что за варварская тарабарщина?» — но замолчала под тяжелым взглядом Раньи. Сяофэн же смотрела, завороженная. Она видела, как изменилось лицо сестры — оно стало сосредоточенным, отрешенным, властным.
И тут ритм резко переменился. Из медитативного он стал ярким, упругим, залихватским. Барабан застучал быстрее, отбивая чёткий, пойманный бит. Лань открыла глаза, и в них вспыхнул огонёк Снежи, той самой, что танцевала на дискотеке до упаду.
И её тело пришло в движение. Это не были плавные па дворцовых танцовщиц. Она начала покачивать бёдрами, плавно и соблазнительно, как змея, выбирающаяся на солнце. Но главным были её плечи. Они двигались резко, отрывисто, в такт барабану — то поднимаясь к ушам, то отводясь назад, создавая иллюзию ломаной, гипнотической волны, бегущей по её рукам и спине. Каждое движение было отточенным, острым, зачаровывающим.
А потом она снова запела. Но теперь её голос звенел дерзкой радостью:
Happy nation living in a happy nation!
Where people understand!
And dream of the perfect man!
Залихватский ритм, странные, бодрящие слова на абсолютно непонятном языке и этот гипнотический, «змеиный» танец с резкими плечами — всё это создавало эффект разорвавшейся бомбы. Мэйлинь стояла с открытым ртом, её критика застряла в горле. Она просто не могла найти категорий для того, что видела. Это было дико, неприлично, но… чертовски захватывающе.
Сяофэн ахнула, поднеся руку к губам. Её план с «загадочной принцессой из степей» оказался пророческим, но реальность превзошла все её ожидания. Она видела, как клиенты Шуи, случайно заглянувшие в зал, застывали у дверей с глазами, полными изумления.
Фэн Ранья сидела неподвижно. Её чай остыл. На её лице застыла смесь шока, профессионального интереса и чистого восхищения. «Это гениально, — пронеслось в её голове. — Никто не уйдёт равнодушным. Одни будут в ужасе, другие — в восторге. Но платить будут все».
А танец Лань набирал обороты. Она кружилась, её струящееся платье взметалось, а резкие движения плеч и бёдер создавали ощущение неукротимой энергии. И вот, в самом апогее, когда она выкрикнула: «For mankind brotherhood!»*, её глаза, обычно холодные, внезапно вспыхнули пронзительным, ледяным голубым светом, как два осколка полярного неба.
И в зале пошёл снег.
Мелкий, искрящийся, нежный снегок, который тут же таял, едва касаясь пола и одежды зрителей. По залу разлилась волна ледяной, невероятно свежей прохлады, смывая сладкую духоту благовоний.
Музыка смолкла. Лань замерла в изящной позе, грудь вздымалась от усилий. Голубой свет в её глазах угас. Снегопад прекратился так же внезапно, как и начался.
В зале стояла гробовая тишина. Затем Лань медленно выпрямилась, вскинула одну бровь с видом опытного режиссёра, оценивающего свой трюк, и тихо, как бы про себя, произнесла:
— Если плох в сценарии, добавь спецэффектов.
Мэйлинь, наконец, нашла дар речи. Она прошептала, бледнея:
— Ты… ты что, пробудила магию предков? Ледяную длань Лэн Шуан?
Сяофэн просто медленно опустилась на пол, не в силах стоять.
Фэн Ранья медленно поднялась с места. Её глаза блестели как у дракона, нашедшего сокровище. Она подошла к Лань и взяла её за руки.
— Дитя моё, — сказала она голосом, дрожащим от сдержанного восторга. — Забудь про чай и про подавание фруктов. Забудь про все остальные амплуа. С сегодняшнего дня ты — наша Звезда. Наша Таинственная Снежная Богиня с Огненным Ритмом. Мы сделаем тебя легендой.
Примечание
Яогу (腰鼓, буквально «поясной барабан») — традиционный китайский барабан среднего размера.
Текст песни «Happy Nation» (Счастливая нация) группы Ace of Base
Глава 85
Император Цан Синь просыпался ровно в пятый утренний час под звук гонга, от которого вздрагивали даже стражники у дверей. Его спальня была огромной, пустынной и невероятно одинокой.
Его день начинался с доклада главного евнуха о состоянии небесных светил. Цан Синю было глубоко всё равно, благоприятствует ли сегодня Суйсин* земледелию, но он кивал с подобающей важностью, думая о том, под каким созвездием спит она.
Завтрак — двадцать семь блюд, каждое из которых пробовал чаншань гуань*. Цан Синь ворочал палочками рис, с горечью представляя, что ест она. Краденую лепёшку? Сухую солонину? Эта мысль заставляла его сердце сжиматься так, что он едва мог глотать. Он бы с радостью променял все двадцать семь блюд на одну чашку простой похлёбки, разделённую с ней в бедной хижине.
Затем наступало время бесконечных докладов. Цан Синь восседал на троне, чувствуя его холодную тяжесть. Чиновники, сгибаясь в поклонах, были для него не советниками, а живыми преградами на пути к ней.
— Ваше Величество, в провинции Цзинхуэй нашествие саранчи!
— Выделить средства на покупку уток, — отвечал он автоматически, в уме рисуя карту: «Аньцюань… где это? Севернее. Две недели пути на быстром коне…»
— Ваше Величество, посол из империи Хэванджэ прислал десять возов женьшеня!
— Пусть министр ритуалов составит достойный ответ, — говорил император, мечтая не о женьшене, а о том, чтобы его собственные разведчики привезли весточку. Всего одну весточку. Что с ней всё в порядке.
Его пальцы тайно сжимали заколку у него под одеждой — не императорскую печать, а безделушку, которую он поднял пна полу её темницы. Это была его единственная тайна и единственная связь с Тан Лань.
Советы о «проблеме беглых принцесс» были для него особой пыткой. Сидя в кресле, вырезанном в виде дракона, пожирающего собственный хвост, он был вынужден слушать, как её, его Лань, называют «смутьяньей» и «осквернительницей».
