Свадьбе быть! Свекровь бонусом! (СИ) - Паршуткина Надежда

Когда она улыбнулась, мне показалось, что трескается само время. Ее губы растянулись слишком широко, обнажив идеально ровные, слишком белые зубы.

— Наконец-то, — прошептала она.

Ее голос. Это было самое ужасное. Он звучал как мой собственный, но… искаженный. Будто десятки моих отражений в кривых зеркалах заговорили одновременно.

Страж за спиной заревел — звук, от которого задрожали стены лаборатории. Я почувствовала, как по моей спине пробежали мурашки. Но когда я обернулась, то увидела нечто невероятное.

Огромное каменное существо пятилось.

Его кристальные клыки, которые минуту назад сверкали в готовности разорвать меня, теперь были прикрыты каменными губами. Глаза-угли сузились. Он делал шаг назад, затем еще один — и вдруг резко бросился вперед!

Ведьма Крови даже не повернула головы. Она просто подняла руку — изящное, почти небрежное движение, будто отмахивалась от надоедливой мухи. Воздух взорвался. Ударная волна ударила меня в грудь, отбросив к стене. Я вскрикнула, когда голова ударилась о камень, и на секунду мир помутнел. Когда зрение вернулось, я увидела. Стража, вмурованного в противоположную стену. Его каменная грудь была вдавлена, будто кто-то ударил гигантским молотом. Трещины расходились от его тела по всей стене. Из пасти вырывались клубы сизого дыма.

— Ты не готова, — сказала Ведьма, поворачиваясь ко мне.

Ее слова обжигали. Не метафорически — буквально. Каждое слово оставляло на моей коже маленькие ожоги, будто падали раскаленные угольки.

— Но у тебя нет выбора.

Ее рука протянулась ко мне. Пальцы — длинные, слишком длинные, с ногтями, похожими на осколки обсидиана — приближались к моему лбу. Я пыталась отпрянуть, но тело не слушалось. Казалось, я приросла к полу.

Когда ее холодный палец коснулся кожи между бровей, мир взорвался.

Визуальный шквал образов обрушился на меня. Я видела себя — но не себя — стоящую над поверженным золотым драконом. Мои руки (но не мои — эти пальцы были длиннее, украшены перстнями с кровавыми камнями) сжимали окровавленный кинжал. Чешуя дракона (Марка? Это был Марк?) мерцала в последних лучах заката.

Город. Наш город! Но разрушенный до основания. Башни лежали в руинах, улицы были завалены телами. Воздух дрожал от криков и плача.

И снова Марк. Его человеческая форма. Он стоял передо мной, глаза (такие знакомые, такие любимые) полные невыносимой боли. Его губы шевелились, но я не слышала слов. Только видела, как по его щеке стекает слеза. Она испарилась, не достигнув подбородка — так горяча была его ярость.

— Нет! — мой крик разорвал видение. — Я никогда! Я не…

Ведьма не отпускала моего лба. Ее улыбка стала шире. Неестественно шире. Уголки рта порвали кожу, потянувшись к ушам.

— Это будет, — прошептала она, и каждое слово прожигало мне душу. — Если ты не примешь правду. Если не станешь той, кем должна быть.

Я задыхалась. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот разорвет грудную клетку. По щекам текли горячие слезы — они испарялись, едва касаясь кожи

— Я не хочу этого! — я билась в ее невидимых путах, чувствуя, как магия вырывается из-под контроля. Фиолетовые искры сыпались с моих рук, оставляя на полу обугленные следы.

— Ты должна.

И в этот момент, дверь взорвалась. Не просто открылась — разлетелась на тысячу щепок, которые тут же вспыхнули в воздухе. В проеме, окутанный дымом и пламенем, стоял Марк.

Но не тот Марк, которого я знала. Это был Марк во всей своей драконьей ярости. Его золотые чешуйки светились изнутри, крылья (огромные, великолепные) были расправлены так, что заполнили весь дверной проем. Глаза горели как два солнца.

— Отойди от нее! — его голос гремел, заставляя дрожать землю под ногами.

Ведьма медленно повернула голову. Ее шея изогнулась под невозможным углом. Она рассмеялась — звук, от которого у меня пошла кровь из носа.

— Он твой, — прошептала она, поворачиваясь ко мне в последний раз. — Но выберешь ли ты его, когда узнаешь правду?

Я хотела ответить. Хотела крикнуть, что всегда выберу его. Но тьма уже смыкалась надо мной — густая, липкая, неумолимая.

Последнее, что я увидела перед тем, как погрузиться в пучину — это Марк, бросающийся вперед, его когти, сверкающие в полумраке… и улыбку Ведьмы, растворяющуюся в воздухе. А потом — было только падение.

Глава 17

Виктория

Я падала. Бесконечно. Бездонно. Безвременно.

Воздух (если это был воздух) гудел в ушах, плотный и тягучий, как расплавленный янтарь. Мое тело казалось чужим — онемевшим, невесомым, распадающимся на молекулы. Лишь Камень в моей ладони оставался якорем реальности, его пульсация совпадала с ударами сердца — нет, сильнее, чаще, будто внутри меня билось второе, чужеродное сердце.

Тьма говорила со мной на языке видений. Не голосами. Не словами. Целыми жизнями, врывающимися в сознание, как приливная волна. Я не просто видела — я чувствовала.

— Ритуал Связывания. Холод мраморного пола под босыми ступнями. Запах ладана и драконьей чешуи. Дрожь в руках, держащих серебряный кинжал. И голос (мой? Не мой?) произносящий слова клятвы, которые обжигают губы, как крепкий алкоголь.

— Предательство. Внезапную боль между лопаток. Теплую струйку крови, стекающую по позвоночнику. Ошеломляющее непонимание в глазах золотого дракона (Марка? Это был Марк?), когда он видит кинжал в моей (не моей?) руке.

— Себя. Но не себя. Другую Викторию в другом времени. Ее (мои?) пальцы, сжимающие рукоять меча. Его (Марка?) кровь на лезвии. И всепоглощающую пустоту, наступающую после.

— Нет!

Мой крик потерялся в безвоздушной тьме. Я судорожно сглотнула, ощущая, как фиолетовые искры вырываются изо рта вместе с отрицанием. Но тьма лишь сгустилась вокруг, как бы отвечая: Это было. Это будет. Это — ты.

Удар.

Я рухнула на колени, ощутив жгучую боль в надкостнице. Воздух ворвался в легкие, обжигая, как ледяной ветер. Когда я открыла глаза (когда я успела их закрыть?), передо мной предстал храм — но преображенный.

Стены, некогда покрытые патиной времени, теперь сияли первозданной белизной. Фрески дышали свежестью красок — синие драконы и серебристые ведьмы, словно вот-вот сойдут со стен. В центре, на алтаре из черного мрамора… Книга. Фолиант, который показал мне Феникс, но теперь — целый, нетронутый веками. Его переплет переливался золотом и пурпуром, а страницы светились мягким сиянием, будто между ними заточили лунный свет.

«Ты должна вспомнить.»

Голос. Женский. Мой, но не мой.

Я подняла голову (какой тяжелой вдруг стала голова!) и увидела Ее.

Ведьму Крови. Мою предшественницу. Но теперь ее черты не пугали — лишь печалили. В уголках глаз лучились морщинки усталости, а в изгибе губ читалось сожаление.

— Кто я? — прошептала я, и мой голос прозвучал хрупко, как тонкий лед.

Ее улыбка стала теплее.

— Ты — последнее звено. Последний шанс. Последняя, кто может переписать то, что мы испортили.

Я поднялась, ноги дрожали, как у новорожденного олененка, делая шаг к алтарю. Книга сама раскрылась передо мной, страницы перелистывались с тихим шелестом, пока не остановились на последней странице.

Три слова. Всего три слова, написанные не чернилами, а чем-то темнее, глубже:

«Выбери его снова.»

И в этот миг все стало на свои места. Пророчество. Союз. Предательство. Это не было предопределением. Это было предупреждением. Храм содрогнулся, как живое существо. Со свода посыпалась штукатурка, где-то вдали рухнула колонна.

— Они идут, — сказала Ведьма, и впервые в ее голосе зазвучала тревога. — Стражи не позволят истории измениться.

Я сжала кулаки, Камень жег ладонь, но это была хорошая боль.

— Что мне делать?

Она посмотрела на меня — и вдруг улыбнулась по-настоящему, по-человечески.

— Проснись, дитя мое.

Реальность разбилась, я вдохнула — резко, судорожно, как утопающий, выброшенный на берег. Лаборатория. Настоящая. Знакомая. Пахнущая дымом и страхом.