От слов профессора я все же смутилась, и не столько при упоминании о неожиданном «отравлении», сколько при воспоминаниях о поцелуе, причем уже случившемся и, слава богам, не случившемся, а то стыдно-то как было бы перед профессором.
— И, тем не менее… — я замолчала на полуслове, позволяя мужчине продолжить фразу, потому что вот вид его просто кричал, что ему что-то известно.
— И, тем не менее, я отправлю письмо в королевский корраль, потому что там работают выдающиеся зооцелители и, по слухам, похожей темой интересуются.
— Но Руффи ожидание ответа не пойдет во вред? — спросил Итан, поглаживая мантикору по золотистым крыльям, сложенным вдоль спины. — Она уже не в своем стабильном состоянии и размере, а тут еще ваш дисбаланс.
— Ее дисбаланс, — поправил профессор, поморщившись на слове «ваш» и принялся снова рыться в своем саквояже. Что ж там за безмерное пространство такое, что еще не все «сокровища» извлечены на свет?
— Временно предлагаю надеть на нее ошейник — он поможет стабилизировать потоки. Несколько дополнительных дней ожидания у нас будет.
Из саквояжа был извлечен тоненький кожаный ремешок с некрупной черной жемчужиной, от которой фонило целительской магией — какой-то сильный артефакт.
— Почему же вы не надели на Руффи этот ошейник сразу?
На мой закономерный вопрос мужчина ответил весьма испуганным взглядом, словно я предлагала ему надеть этот ошейник на прародителя мантикоры, вышедшем из портала несколько сотен лет назад. Я перевела вопросительный взгляд на Итана, ожидая, что он поддержит мое возмущение, а тот только сочувственно кивал в ответ на слова профессора и потирал места на руках выше запястий. Сразу вспомнилось, как исполосовала его руки и куртку свежеуменьшенная мантикора, не согласная со своим новым размером. Пожалуй, я немного поторопилась с вопросом.
— Если считаете, что это так легко, то попробуйте надеть этот ошейник сами, лэсси Миович.
Э, я? Да нет…нет же!
Глава 49
Проявление злости у животных и людей
Эдера
— Если считаете, что это так легко, то попробуйте надеть этот ошейник сами, лэсси Миович.
Руффи зашипела на ошейник и, встопорщив шерсть дыбом, стала похожа на черный пушистый шарик с золотыми крылышками по бокам — умилительно и страшненько одновременно. Но кто ж отступит, если такой вызов бросили? Одной фразой практически усомнились в моих способностях зоомага и держателя питомника.
Взяв в руки ошейник, сама зашипела, ощутив колючие искры под пальцами — не больно, но неприятно и чешется.
— Так вот что тебе не нравится, — догадалась я и осторожно отделила жемчужину от ошейника. — Давай, мы временно сделаем небольшую клетку для колючей магии — сегодня и завтра колоть не будет, а потом что-нибудь еще придумаем.
Я мурлыкала это все для Руффи, показывала, как снимаю с последней «Рошьель» золотистую обертку и на место круглой конфеты, умопомрачительно пахнущей шоколадом, помещаю черную жемчужину, которая агрессивно исколола мне все пальцы, словно я снова пыталась научиться вышивать с помощью обычной иголки. Прикрепить жемчужину к ошейнику не составило труда — раз и готово, — а вот надеть эту конструкцию на мантикору получилось не сразу.
— Посмотри сама, Ру, он перестал колоться, — уговаривала я шипящую кошку, положив перед ней кожаную ленточку. — А как красиво будет выглядеть этот шарик — он прямо под цвет твоих крыльев.
Я поглаживала животное между крыльев и даже не пыталась приблизить к ней ошейник. Про то, чтобы нацепить артефакт силой и речи не шло — перед глазами так и вставала картина исполосованной когтями кожаной куртки. В итоге, Руффи обнюхала артефакт, ткнулась в него носом, даже лизнула, после чего вытянулась на столе веревочкой и принялась тарахтеть, дав добро надеть на нее ошейник.
— Вроде, все прошло удачно, — с победной улыбкой повернулась к мужчинам, а затем невольно зевнула. Следом за мной зевнули Руффи и Шуша и, не сговариваясь, обе запрыгнули на меня — мантикора на руки, а белка на плечо.
— И мы даже знаем, кто первым будет следить за состоянием мантикоры, — хмыкнул профессор и осторожно потрепал по голове белку, прощаясь. — Буду рад снова вас видеть в гостях, уважаемая Шуша. На следующей неделе возвращается моя семья — я уверен, что вы понравитесь всем моим родным.
— Не забудьте про письмо, мэссин Лианел, — напомнил Итан, открывая передо мной дверь, а меня запоздало осенило.
— Ой, мэссин, а напишите нам, пожалуйста, разрешение находиться на территории во время комендантского часа, — попросила, осторожно перехватывая мантикору — какая-то она тяжелая стала.
Мужчина вернулся к столу, нацарапал несколько строк и приложил в углу записки большой палец, от которого тут же поднялся темный дымок, и запахло жженой бумагой — на листе вспыхнул магический вензель, состоящий из первых букв имени профессора. Дату в углу листа я не заметила, так что, скорее всего, пропуск нам выдали одноразовый — утром либо сам исчезнет, либо буквы сотрутся.
Но пропуск, к счастью, не понадобился — до общежития мы дошли без приключений и очень даже быстро…к сожалению. По дороге Итан сделал попытку забрать у меня мантикору, получил предупредительно лапой по руке и после держался немного в стороне, чтобы не злить Ру, которая, как оказалось, обиды помнила и помнила долго.
— Я утром приду, — прошептал парень мне в губы, успев запечатлеть совершенно легкий, почти неосязаемый поцелуй прежде, чем мантикора выпустила когти и обиженно зашипела.
— Ой, мы завтра рано идем в столовую, — я вспомнила, что спать мне осталось совсем мало, если Долли не забудет о своем обещании помочь с портальной безопасностью. К сожалению, она-то не забудет. — Встретимся там.
Мы одновременно улыбнулись друг другу, тепло и немного неловко, и с сожалением разошлись каждый в свою сторону — я за дверь общежития, а Итан — дальше по дорожке к одной из башен.
Я не подсматривала, разве что совсем чуть-чуть в щелку, а потом с глубоким вздохом привалилась к двери и мечтательно улыбнулась, хотя даже не смогла бы сказать, что меня так радует — просто ощущение счастья, хотя с чего вдруг? Хотелось задержаться в этом моменте, когда именно радостно и не хочется разбираться, что будет дальше.
— Экзотические блюда всегда притягивают новизной, — вкрадчиво проговорил голос от лестницы, — но постоянно такое есть не будешь — это всегда на один-два раза.
На ступенях стояла та самая рыжая девица, что вешалась на Итана не так давно и называла меня…как? Ах, да, фифой. Стояла в легком шелковом халатике, который обволакивал ее формы, не оставляя простора ни воображению, ни возможности оправдаться, что вышло случайно — каждая мелочь была на своем месте: и тонкое кружево на стратегических местах, и спустившаяся с плеча бретелька, и небрежно повязанный поясок, готовый вот-вот соскользнуть в тонкой талии. Крупный прозрачный кристалл без оправы, лежащий ровненько в ложбинке между двух прикрытых тканью полушарий, притягивал взор, сверкнув в неярком свете настенного факела. Так и хотелось фыркнуть, как это делала матушка, и, закатив глаза, с ее же интонацией, уточнить: «В Кронстоне новая мода на облачение для сна? Без артефактов даже заснуть не получается?».
От идеального облика девицы сделалось немного тоскливо и грустно, и почему-то показалось, что поджидала она в этом наряде Итана, а не меня, хотя, одно другому не мешает. А представить себя в таком облачении почему-то не получилось, вернее, получилось и очень ярко, только не так эффектно. В моем воображении бретельки бы обязательно сползли обе, оголив выпирающие ключицы и худые плечи, а кристалл провалился бы в складки халата, нигде не задержавшись. Про поясок вообще молчу — Итан бы собственноручно его затянул потуже, чтобы не вздумала оголяться дальше.
От такой картины захотелось прошмыгнуть мышкой мимо элегантной статуи, но пришлось сцепить зубы и выдавить улыбку, похожую на оскал — будем портить настроение обратно, а то вон она как сладенько и противно улыбается и еще сочувственно так смотрит, словно жалеет.
