Я не бог. Книга XXXIV (СИ) - Дрейк Сириус

Комната была просторной, но не роскошной. Простая мебель, несколько картин на стенах. У окна стояла Романова, спиной ко мне. Плечи ее вздрагивали.

— Ваше Величество, — тихо произнес я.

Она вздрогнула и резко обернулась. Лицо бледное, глаза красные от слез. Увидев меня, она отступила на шаг.

— Михаил, что вы тут делаете?

— Все хорошо, не стоит волноваться, — сказал я, медленно поднимая руки. — Позвольте поговорить с вами с глазу на глаз.

Она уставилась на меня. Потом перевела взгляд на окно, за которым бушевала битва. Потом снова на меня.

— Вы… Вы проникли в Кремль? Как?

— Это не важно. Важно другое. У вас есть шанс уйти отсюда. Прямо сейчас. Я могу вас вывести.

Она молчала. Смотрела на меня недоверчиво.

— Зачем? — наконец спросила она. — Зачем вам это?

— Потому что вы не должны умереть здесь, — просто ответил я. — Есенин рвется в Кремль. Пушкин его не остановит. И когда он прорвется… Здесь не останется камня на камне. Все, кто внутри — погибнут. Даже царь.

Екатерина вздрогнула. Обняла себя руками.

— Я… Я не могу просто уйти. Петя… Ты его плохо знаешь. Он не умрет, но будет винить себя.

— Ваш муж сделал свой выбор, — жестко произнес я. — Он развязал эту войну. Он превратил Есенина в оружие. Он несет ответственность за тысячи смертей. И он готов на все, чтобы удержать власть. Даже если это означает, что вы погибнете вместе с ним.

— Нет! — воскликнула она. — Нет, вы не понимаете! Петя… Он не такой! Он не плохой! Он просто… Он хочет лучшего для страны. Он хочет…

Она замолчала. Сама услышала, как неуверенно прозвучали ее слова.

— Вы сами в это верите? — тихо спросил я.

Екатерина отвернулась. Посмотрела в окно. За куполом Есенин и Пушкин сходились снова и снова. Вспышки света. Взрывы. Разрушения.

— Я… — ее голос дрожал. — Я не знаю. Раньше я знала. Раньше я верила в него. Но сейчас… Он изменился. С каждым днем все больше. Я уверена, что он не спит. Почти не ест. Только эти планы, эти схемы. Словно он видит что-то, чего не вижу я. Словно он играет в игру, правила которой знает только он.

Она повернулась ко мне. Слезы текли по ее щекам.

— Он хороший, просто обстоятельства, — прошептала она. — Прошло слишком много времени. И я не знаю, что у него в голове. Не знаю, на что он способен. Не знаю…

— Тогда уходите, — перебил я. — Уходите, пока не поздно. Я выведу вас отсюда. Переправлю в безопасное место. Вы не будете заложницей. Не будете пешкой в его игре. Ваш сын ждет вас! Вы же сами это знаете!

Женщина смотрела на меня. В ее глазах боролись страх, надежда и что-то еще. Любовь? Привязанность к прошлому?

Она открыла рот, чтобы ответить.

И тут Лора крикнула:

— Михаил! Петр Первый идет сюда! Тридцать секунд до прибытия!

— Черт! — я огляделся. — А чего так поздно? Где спрятаться?

— За ширмой! Быстро!

Я метнулся к углу комнаты, где стояла резная ширма. Скользнул за нее как раз в тот момент, как дверь распахнулась. Если Петр заметит меня сейчас, то вытащить Екатерину будет очень проблематично.

Царь вошел в комнату.

Я затаил дыхание. Сквозь щели в ширме я видел его силуэт. Лора подавила присутствие и убавила колебания энергии до нуля.

— Катенька, — произнес он. Голос спокойный, почти ласковый. Но в нем звучала сталь. — С кем ты разговаривала?

— Ни с кем, — быстро ответила она. — Я просто… Я была одна.

Петр медленно прошелся по комнате. Остановился у окна. Посмотрел вниз, на битву.

— Как красиво… — тихо произнес он. — Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь. Муж сошел с ума, и не знает, что делает… Прости, если тебе так показалось.

Он повернулся к ней. Лицо было бесстрастным. Почти спокойным. Но глаза… В глазах плясали огоньки безумия. Лора отнесла это к адреналину.

— Ты уверена, что тут никого не было?

— Никого, Петя, — царица сделала шаг в его сторону. — Я была одна…

— А он неплох, чуйка у него рабочая, — хмыкнула Лора.

Петр смотрел на нее. Долго. Молча. А потом вдруг улыбнулся.

— Ладно, — произнес он. — Поверю. Но знаешь что?

Он подошел ближе. Взял ее за руку. Она улыбнулась.

— Тебе нужно остаться здесь. Понимаешь? Остаться. Хотя бы до того момента, пока не прибудет подмога.

— Подмога? — не поняла Екатерина. — Какая подмога?

— Мой личный солдат, — просто ответил он. — Скоро все закончится. Есенин будет остановлен. Кузнецов не помешает. Мятежников казнят. И все вернется на круги своя. Но для этого тебе нужно быть здесь. Со мной.

— Я… Я не понимаю. Зачем?

Петр наклонился и поцеловал ее в лоб. Его движение было ласковым.

— Просто поверь, что все это для страны и семьи. Обещаю, что когда это все закончится, наступит мир.

Он отпустил ее руку и направился к двери.

— Прошу, оставайся здесь. Не выходи. Не открывай никому, кроме меня. Понятно?

Я даже удивился, с какой нежностью он это говорил. Лора подтвердила, что в его словах не было фальши и обмана. Романов действительно любит свою жену.

Екатерина кивнула. Петр вышел. Дверь закрылась.

Я ждал. Считал секунды. Лора следила за его перемещением.

— Он ушел, — наконец произнесла она. — Направляется обратно в свой кабинет.

Я вышел из-за ширмы. Женщина стояла неподвижно. Лицо белее мела.

— Вы слышали? — прошептала она.

— Каждое слово, — кивнул я.

— Что он имел в виду? Какую подмогу? Что он сделал?

Я посмотрел на нее. Потом на окно. Потом снова на нее.

— Не знаю, — честно ответил я. — Но ничего хорошего. Это точно.

На туалетном столике стояли часы, и они показывали уже половину первого. За окном Есенин выпустил очередную волну энергии. Купол Пушкина затрещал, но устоял. Однако Александр Сергеевич начал слабеть.

Насколько еще его хватит? И что произойдет, когда придет эта «подмога» Петра Первого?

— У вас все еще есть шанс уйти, — произнес я. — Последний шанс.

Царица смотрела на меня долго, изучающе, но все же покачала головой.

— Может, ну ее нахрен? — фыркнула Лора. — Фифа, блин, я ее сейчас свяжу и просто вынесем ее!

— Ты думаешь, что после такого, она даст нам извлечь из нее иглу со смертью Петра? — вздохнул я.

Здание очередной раз тряхнуло.

— Михаил, простите, что нарушила ваши планы, но я останусь с мужем, — сказала царица.

— Да ебтвою… — выругалась Лора. — Уперлась рогом…

— Ладно, пошли.

В это время снаружи.

Пушкин отступил, оставляя за собой борозду на мостовой. Кровь текла из рассеченной брови, окрашивая левую половину лица в красный цвет. Но рана моментально восстанавливалась, испуская легкое свечение. Было тяжело, но он сражался. Саша никак не мог пробить его защиту, каждый раз наталкиваясь на непреодолимую стену. Пушкин знал, что надо делать, но дури в Есенине было хоть отбавляй.

В руке по-прежнему был световой меч, которым он, как ракеткой, отбивал заклинания.

И все еще улыбался той самой высокомерной улыбкой.

— Что, Есенин? — прохрипел он, сплевывая кровь. — Это все, на что ты способен? Жалко. Я ожидал большего от сильнейшего мага современности. Жалкая пародия на Володю…

Есенин парил в воздухе в нескольких десятках метров от него. Его одежда была разорвана в клочья. На груди виднелась глубокая рана — след светового меча Пушкина. Из плеча торчал осколок мостовой, который поэт метнул в него с невероятной силой. Левая рука висела под неестественным углом.

Он выглядел изможденным. Раненым. Почти сломленным.

Почти.

— Ты… — с трудом произнес Есенин. — Ты действительно силен, Пушкин. Сильнее, чем я думал. В полдень ты… ты почти бог. Но только на минуту.

Он опустился ниже. Ноги коснулись земли. Кровь капала из его ран на разбитую мостовую.

— Но «почти» это не «полностью», — добавил он.

Пушкин напрягся. Его аура все еще пылала, но уже не так ярко. Солнце неумолимо уходило в сторону, смещаясь с зенита. Его сила медленно, но верно убывала. Каждая минута делала его слабее.