Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ) - Ютин Макар

Сердце Медея не знало пощады.

После таких слухов над засранцем станут угорать даже второкурсники. Прошлые мучения со списком кораблей покажутся Аристону приятной, расово адаптированной сказкой Диснея.

— Ах, пожалуй, первой начну с Эскулап. Заодно предложу ей подготовиться к вашему неизбежному визиту, раз вы у нас такой рассеянный, наставник Аристон. Но не волнуйтесь!

Новая улыбка радостного энтузиазма. Из самых идиотских, какие только могло изобразить отродье.

— Я обязательно спрошу совета у каждого, как именно можно помочь с вашей рассеянностью! В том числе учеников. И подробно опишу, как я пробил ваш щит.

— Да что я тебе такого сделал⁈ — в отчаянии закричал водонагреватель.

— Мне не нравится чувствовать, как все течет, все меняется из моей расколотой черепушки в окружающую среду, — проворчал Медей.

Первая искренняя фраза за все знакомство с Аристоном.

Тренер моргнул глазами. Раз, другой.

— Как ты ещё раз сказал?

Болван успел забыть все угрозы и ругательства, стоило только услышать «невероятно красивую фразу». Он доставал Медея добрых четверть часа, пока тот не закоротил его мозг долгой серией фразеологизмов со столь грязными намеками, что после них моются даже индусы.

— Я не смогу также… — расстроенно подытожил он.

По глазам тренера Медей понял, что грядет второй раунд полоскания его мозгов на предмет словесных игрулек (лучше бы в Героев наворачивал, ей-Богу), поэтому, все еще слегка шальной и придурковатый после мнимой смерти, Медей пошел в контратаку.

— Ну, мои софизмы мы уже послушали. Как насчет ваших, наставник? Я ведь знаю, вы не чужды сочинительства…

Да, он знал. К своему стыду или смеху. Память отродья сначала буксовала, но потом выдала несколько попыток Аристона. Пару лет назад тот хотел блистать стихами если не на пирах великих полководцев, то уж среди своих коллег-наставников точно.

Первые две попытки люди сидели с каменными лицами, придавленные лютой кринжатиной самозарожденной клоаки разума их обычно хмурого, надежного и немногословного коллеги. Третью, публичную попытку, кое-как остановил Алексиас. Пока его коллеги плакали от стыда, напивались до беспамятства… Или уходили в себя так далеко, что превращались в неподвижные статуи, как при тибетской посмертной медитации.

Каждый семестр-два Аристон предпринимал попытки реабилитации, на что наставники и наставницы тут же забывали обо всех склоках и вставали против него широким фронтом. Единственное, что спасало репутацию Академии — все эти стихи тренер декламировал исключительно на собраниях или каникулах, без присутствия учеников.

— Вы же знаете, у меня нет особого таланта к сочинительству…

— Ну что вы, это преувеличение, — гнусно, непередаваемо мерзко соврал Медей.

— П-правда…?

— А вы попробуйте. А то я прошлых попыток, считай, и не помню вовсе.

— Ну тогда, есть один. Про мою победу два года назад. Помните, как напали на Академию? Ну, вот… — смущенно прокашлялся Аристон и стал вбрасывать, то есть наваливать, тьфу, то есть декламировать.

— Копрофагос Демотик,

Что ж ты, гнус такой, притих?

Аристона враг упорный

Лебезит теперь покорно!

Божьих сил взалкал, аспид

И пошел на Эвелпид!

Ждал погодки, встретил вьюгу.

Доблестью разбит, с потугой!

От меня познал расплату:

В глаз трезубую лопату!

Сначала сей благородный поэт мямлил, но, когда, со скрытым напряжением и страхом, вгляделся в лицо Медея и не нашел ничего, кроме вежливого интереса… У Аристона открылось второе дыхание.

Остаток своей воинственной поэмы он говорил громко, четко, рокочущим басом, а последнюю, несомненно, самую гениальную строчку рифмы: «расплата-лопата» прокричал с доблестным, ни в коем случае не детским восторгом, прирожденного победителя.

Воцарилась маленькая, но очень неуютная тишина.

«Охренеть, он еще и сам про себя сочинил!» — мысль билась белоснежным лебедем в нефтяном пятне, а по орбите звенел подавленный хохот.

Несколько мучительно долгих секунд Медей пытался собрать мозги в кучу от злостного вражеского воздействия. Сначала подавил истеричный, кукарекающий смех, потом долгое и протяжное: «АААААААА», и лишь собравшись с мыслями, пропищал:

— Ого, как воинственно! А искренность, искренность! О, вы воспели настоящий подвиг, Аристон, — начал размахивать руками Медей, чтобы подавить лезущий из него гигантский фырк.

Фырк таких размеров, что легко мог, вместе со смехом, слюной и соплями выплюнуть ему селезенку или огненный шар из Наруты.

— М-можно и на «ты», — смутился он от похвалы, а потом воспрял, ударил по тощей спине отродья своей лопатой (спасибо Господи, не трезубой)

— Правда, неплохо?

Смущенный дылда с мордой завзятого душегуба придавал всему диалогу оттенок нереальности, будто в дурном, психоделическом сне.

— Неплохо. Даже хорошо! — вновь не поскупился на похвалу Медей, — есть шероховатости, не без этого, зато быстро, хлестко, а главное — искренне. Прям веришь!

Сказал — и закряхтел от камнедробильных объятий. А потом с ужасом почувствовал на себе

Нет, не настолько ужасное и не внизу. «Всего лишь» всхлипы. Здоровенный мужик натурально рыдал у него на плече хуже юной непорочной девицы.

«С большой силой приходит большая ответственность», — грустно подумал наставник, пока неловко похлопывал коллегу по раздутым трицепсам — выше он не дотягивался.

«О Марвел, лучше бы умер дядя Бен. И тетя Мэй. И Мэри Джейн. И еще кто-нибудь из близких человека-паука, чем испытывать такое!»

— Никто-о, — прорыдал ему в макушку Аристон, пока его новый лучший друг мучительно пытался понять, попала ли чужая сопля на волосы или обошлось, — никто ник-никогда не хвалил мо-мою ли-и-ирику. Спа-спасибо, Медей!

Он сдавил его так, словно пытался выдавить последнюю горошину из тюбика зубной пасты.

— Ну будет, будет, — прохрипел Медей.

Похлопывать он уже не мог. Только вяло махать какому-то мрачному дед инсайду из-за спины Аристона, плывущему в лодке по подземной реке, пока позади угрюмо шелестели тысячи мертвых душ.

Наконец, наставник оказался отпущен на свободу, дедан разочарованно исчез вместе со своей готической байдаркой, а тренер вытер глаза бронзовым наручем и пальцами освободил бороду от соплей.

— Это ведь новинка, да? Ты никому еще не рассказывал?

— Никому, — глухо подтвердил соплевытирате, тьфу, водонагреватель и уставился на него глазами Хатико в запое.

— Ничего, мы еще найдем момент рассказать. Я тебя всецело поддержу, — подмигнул он и Аристон расцвел, как целый сад изящных слов.

"Ну что ж, а вот и первое оружие массового поражения в моих руках. Синтезировал быстрее, чем Иран. Осталось только придумать, как и где его применить против дорогих коллег. И не передержать. А то соседи смекнут и ударят по Газам. Хотя, конечно, монстра я родил — мое почтение. Один его трезубец, в порыве вдохновения обозванный лопатой, чего стоит. И это не говоря об имени недруга.

Копрофагос, реально? Я-то думал, этому миру до современности, с двачем и любителями замужних женщин в онлайн-играх, еще переть и переть. А они, в натуре, челику дали кликуху: «говноед». Ну, или сам Аристон постарался. Что, если подумать, еще смешнее".

— Ну хорошо. Лирика мимолетна, а материальное — вечно. Посему… Где деньги, Лебовски? Гони мою половину выручки!

Пока они обсуждали творчество, а Медей отходил от воспоминаний собственной смерти, Аристон уже успел провести нечто вроде разминки после боя и успокоится достаточно, чтобы насесть на него с новыми вопросами:

— Сначала ответь, как ты догадался использовать то заклинание? Где нашел? Купил? Выменял? Я ни разу не видел, чтобы меняли магию Гинн уже после выстрела!!!

— Придумал в комнате раздумий. Пока гадил под кустом у ваших окон, наставник, — любезно разъяснил он.

— Ну, не хочешь — не говори, — проворчал он, слишком заинтригованный и по-детски восторженный, чтобы обижаться на грубость, — все равно Колхида захочет узнать подробности