Барон Дубов 11 (СИ) - Капелькин Михаил

Крепость точно уничтожат, но зато она даст нам время увести людей отсюда. Я ведь уже говорил, что тоннели тянутся далеко. А некоторые очень далеко.

— Надеюсь, Его Светлость продержится достаточно долго, чтобы мы успели как следует прочесать османов! А? Как думаете, Ваше Благородие? — шёл рядом, гулко стуча металлическими ногами, Никон в своём доспехе. — Давно я такой заварушки не видел, ой давно… Если вдруг погибну, не серчайте, Ваше Благородие. О лучшей смерти старому Быкову и не мечтать. Рядом с господином. Выполняя свой долг…

Голос Никона дрогнул. Что-то старик раскис малость.

— Приказа умирать я не давал, — отрезал я. — Умрёшь — разжалую до простого дружинника.

— Хех! — хмыкнул Никон, украдкой смахивая что-то со щеки. — Есть, не умирать, Ваше Благородие!

— То-то же…

Ещё полчаса шли молча. Сверху не утихала канонада взрывов. Дошли до поворота, где нас кто-то ждал. Не осман, этих я бы сразу заметил. Да и Альфачик, шедший в середине отряда, беспокойства не проявлял.

— Хотите уничтожить артиллерию врагов, верно? — сказал граф Мышкин, выходя на свет. Он был тусклый и жёлтый. Свет то есть, а не Мышкин. — А что, если я скажу вам, что её можно обратить против османов?

— А не помрёте, Ваше Сиятельство? — с сомнением посмотрел я на него.

— Даже если помру, барон… Я верну честь моему роду.

Так наш отряд вырос на ещё одного человека. А вскоре вышел на поверхность, за границей дубового леса. И здесь хлестал упругий ливень, а небо закрывали плотные тучи. Справа от нас, на северо-востоке, за небольшим холмом вспыхивали зарницы, а затем доносился глухой рокот залпов.

Сами мы оказались на небольшом пригорке. От вражеских взглядов с севера нас закрывала торчащая из земли скала, похожая на утюг. Плоская, толстая и треугольная. Вид с неё открывался на всю долину. Слева — крепость, по которой летели сотни снарядов, справа — огни османских дирижаблей в небе и целое поле светлячков на земле.

— Да… — протянула Агнес, выглядывая из-за камня. — Как будто всю империю сюда согнали, чтобы с нами воевать.

— Им же хуже! — рыкнула Лакросса, поправляя наручи и стягивая волосы на затылке. — Если решили угробить всех своих воинов об крепость Дубова, то сами виноваты.

И ведь не поспоришь. Я их сюда не звал. Заманивал, но не звал же!

Штаб османской армии

В это же время

Штаб османской армии представлял собой приземистое здание серого цвета, сложенное из цементных блоков британского производства. Британская Империя с радостью поставляла дорогостоящие военные разработки воюющим османам. В кредит. Втридорога. И Хасан-Пашу это бесило.

Он не раз задавался вопросом: неужели его отец не видит, к чему всё это ведёт? Только к гибели их прекрасной страны! К гибели от рук русских. Да, возможно, османы смогут ослабить Российскую Империю, но победить? Никогда. По крайней мере, не с нынешней расстановкой сил.

Однако Хасан-Паша ничего не мог поделать. Султан есть султан. Приказ есть приказ. И маленькая крепость в тылу в перспективе могла сорвать всё наступление. Если её возглавляет тот, о ком он думает (а, судя по донесениям разведки, предположение Хасан-Паши — правда) то лучше нанести удар первым. Сокрушить врага, пока русские войска не очухались, а затем вновь навалиться на них всей мощью загнанной в угол империи.

Хасан-Паша помнил взгляд русского в их последнюю встречу. Как же Хасан-Паше не хотелось делать то, что он сейчас делал. В глазах того воина он не видел ненависти, только вызов. Но не ему, а судьбе и всему миру, что столкнули их лбами. Так смотрят на боевого товарища, с которым вдруг вновь оказался по разные стороны баррикад, а не на врага.

Если бы был способ остановить всё это… Но его не было.

Хасан-Паша отринул сомнения и снова увидел перед собой узкое продолговатое окно в толстой бетонной стене. Слева от штаба стояла артиллерия и вела артподготовку, выжигая лес и пытаясь пробить защиту крепости: её стены и магический купол.

— Хасан-Паша, господин, — обратился к нему один из генералов, — если разведка не ошиблась, то там ваша сестра Айлин. Разве мы не рискуем погубить дочь султана?

— Нет, — решительно отвечал Хасан. — Не рискуем. Она будет жива. Я знаю человека, который противостоит нам. Он не даст её в обиду. К тому же в крепости находится четвёртый сын русского Императора. Возьмём его в плен и сможем диктовать условия всей Российской Империи.

— Но ведь это слухи, господин, разве нет? Четвёртый царевич… Его никто и никогда не видел. — Генерал, осман в шапке-кнопке с генеральскими знаками отличия в виде кучи золотых перьев, стоял рядом. — Откуда мы знаем, что это именно он?

Их лица озарило оранжевым сполохом. Особенно большой снаряд взорвался, ударившись о защитный барьер.

— Я не знаю, как именно эта крепость оказалась здесь, — отвечал Хасан, — но присутствие в ней четвёртого принца подтверждают сильные воины, с которыми мы столкнулись. Уже полторы недели мы ничего не можем сделать с этой крепостью. Там точно царевич. И моя сестра. Мы получим обоих, или ваши головы, генерал, я отделю от тела лично. Вам это ясно?

— Да, Хасан-Паша, — мигом побледнел генерал и пожалел, что вообще подошёл к военачальнику.

Вдруг взрывы угасли.

— В чём дело? Почему артподготовка закончилась? — спросил Хасан.

Генерал вытащил из кармана золотые часы.

— Должна идти ещё пять минут, господин… Возможно, у них сбились часы.

— Хм… — Хасан пожевал губы. — Вводите в бой передовые отряды. Начнём штурм раньше.

— Да, господин!

Из штаба не было видно во всех подробностях, как запустились двигатели танков и боевых машин, как пехота выстроилась под прикрытием брони, и как масса людей числом в десять тысяч двинулась вперёд по просеке.

Тем более не было видно, как небольшой отряд оказался у позиций артиллерии, перебил охранение и захватил в плен артиллеристов. А уже через пятнадцать минут сотни орудий развернулись и открыли огонь по огромному лагерю османов.

Хасан-Паша с генералами не сразу поняли, что происходит. Пушки артиллерии заговорили вновь, и тонны снарядов посыпались почти на их позиции. Вздымалась земля, с криком взлетали в небо солдаты. А некоторые взлетали молча, потому что кричать уже было нечем. Взрывались цистерны с топливом, расплёскивая кипящее цунами огня. Танки и броневики плавились от жара, горели палатки и засыпались землёй подземные укрепления.

— Как? Какого? — не мог понять, что происходит, Хасан-Паша. Но спустя пару секунд до него дошло. Всё-таки не зря он был одним из лучших османских генералов. И это даже без учёта его происхождения. — Они захватили батарею! Прикажите Абдулхамиту, пусть уничтожит её с воздуха! Русские проникли к нам в тыл. Немедленно узнайте, как они это сделали! И продолжайте наступать на крепость, шайтан побери! Они хотят отвлечь нас и сорвать наступление. Значит, они нас боятся!

Понеслись приказы по рациям. Остатки воздушного флота, потерявшего треть судов во вчерашней атаке, сосредоточили огонь на собственной артиллерии. Около часа они поливали дождём из снарядов собственные орудия, но те всё не смолкали, пока не заткнулась, наконец, последняя пушка. Она изрыгнула огонь, и одинокий снаряд взорвал газовый баллон одного из малых дирижаблей. Он вспыхнул так ярко, что на несколько минут стало светло почти как днём. Но скорее, как на закате.

Этого хватило, чтобы генералы начали молиться, а Хасан-Паша сильно побледнел. Он отобрал у одного из офицеров бинокль и приник к нему. В свете пожарища было видно, как первая волна наступающих войск сражается. Но не затем, чтобы прорваться, а чтобы просто выжить в проклятом лесу.

Слишком поздно Хасан понял, что просека оказалась ловушкой. И слишком поздно было что-то менять или отступать.

Огромные корни внезапно вырывались из земли и переворачивали танки. Тяжёлые дубы падали на них сверху, убивали солдат и ломали пушки. Ежесекундно пехота подвергалась нападению различных монстров. В бинокль Хасан видел, как какой-то офицер выпил мощное усиливающее зелье, вспыхнул маной, но его тут же завалили стаей Пухлогубые Виверны и засосали насмерть. Хасана аж передёрнуло.