Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 (СИ) - Юй Фэйинь

— Помнишь Лу Яо… — не спросил, а прошипел он, и каждый слог был подобен капле яда. — Мою сестру. Помнишь, как жизнь покинула её на твоей службе?

Сяофэн затряслась, будно тронутая морозным ветром тростник. Глаза её, полные беспредельного ужаса, расширились, отражая приближающуюся погибель. Она попыталась что-то изречь — оправдание, отрицание, мольбу, — но из перехваченного горестью горла вырвался лишь бессильный, клокочущий хрип.

Он швырнул её на пол. Она рухнула на узорчатый паркет, больно ударившись хрупким плечом, и откатилась к подножию резного ложа — униженная, беспомощная, разбитая.

Сяофэн отползала по паркету, её спину обжигала резьба массивной ножки кровати. Отступать было некуда. Перед ней нависала не человеческая фигура, а воплощение самой мести, искажённой демонической силой.

— Нет… Пожалуйста… — её голос сорвался на визгливый шёпот, больше похожий на предсмертный хрип. — Я не хотела! Клянусь, я не желала её смерти!

Она пыталась встретиться с ним взглядом, но не могла вынести того, что виделось в его очах. Глаза Лу Синя пылали алым пламенем, холодная, безраздельная власть существа, что давно переступило грань смертного. Он не был человеком. Он был воплощённым кошмаром.

— Я лишь… лишь приказала её наказать! — слезами и словами она пыталась выстроить хлипкую стену между собой и надвигающимся ужасом. — Выпороть за ослушание! Но служанки… они переусердствовали! Я не отдавала приказа убивать! Она была слаба… она не вынесла! Это несчастный случай!

Каждое её слово замирало в ледяном воздухе комнаты, разбиваясь о каменную, непроницаемую маску его лица. Алые глаза, горящие в полумраке… не мигали, словно видя не её лицо, а саму душу, выворачивая наизнанку каждую ложь, каждый трусливый помысел.

Она увидела, как его пальцы сжались, и по телу её пробежала новая волна парализующего страха. Она понимала — он не слушает её оправданий. Он уже всё знал. Ещё до того, как переступил порог этой комнаты. Он пришёл не за объяснениями, а за воздаянием. И никакие слёзы не смогут погасить адское пламя в глазах того, кто явился из самого сердца тьмы, чтобы взыскать долг кровью.

Ужас сковал её внутренности ледяными тисками. Она была абсолютно уверена — смерть стоит перед ней в облике этого человека. Он убьёт её. Ради сестры? Ради той жалкой Лу Яо? Или…

В мозгу, затуманенном паникой, пронеслась внезапная, обжигающая догадка. Тан Лань. Это она! Это явно сестра подослала своего личного стражника, чтобы он прикончил её.

Мысли путались, сердце бешено колотилось, выстукивая похоронный марш. Она видела, как его рука сжимается в кулак, и инстинкт самосохранения заставил её выкрикнуть первое, что пришло в голову — другую старую, покрытую пылью вину.

— Я не толкала её в озеро! — её голос сорвался на пронзительный, почти безумный крик, больше похожий на вопль затравленного зверька. — Поверь мне, Лу Синь, клянусь своим духом, не я это сделала!

Она беспомощно потянулась к нему, пытаясь ухватиться за грубый край его ханьфу, всё ещё распластанная на коленях, залитая слезами и собственным унижением. Её пальцы дрожали.

— Это Мэйлинь! — выдохнула она, сбрасывая с себя вину, как грешную кожу. — Это Мэйлинь её толкнула! Она всё подстроила!

И тут произошло нечто неожиданное. Яростный демон в облике Лу Синя замер. Алое пламя в его глазах, что секунду назад готово было испепелить её на месте, словно бы потускнело, уступив место холодной, пронзительной мысли. Его взгляд, ещё мгновение назад устремлённый сквозь неё, теперь сфокусировался где-то в пустоте, будто он проводил молниеносные вычисления в глубине своего сознания.

— Мэйлинь… — повторил он её имя. Его голос, прежде грохотавший, как подземный гром, теперь понизился до едва слышного, задумчивого шёпота. В нём не было прощения. Не было снисхождения. Была лишь тихая, леденящая душу переоценка обстоятельств. Казалось, он впервые увидел на шахматной доске эту фигуру.

Тишина, повисшая в комнате, стала ещё более гнетущей.

Лу Синь медленно склонился, приблизившись к ее искаженному гримасе ужаса лицу. Его дыхание было холодным, как зимний ветер.

— Сяофэн, — произнес он, и каждый звук падал, как капля ледяной воды на раскаленный металл. — Я ненавижу весь ваш проклятый род Тан. И чем глубже я погружаюсь в зловонные тайны вашей семьи, тем сильнее во мне желание растоптать вас всех, как презренных букашек.

Его взгляд, тяжелый и пронзительный, скользнул в сторону и зацепился за забытый шелковый мешочек. Движение его было обманчиво плавным, полным хищной грации. Он наклонился, поднял злосчастный сверток, тонкими пальцами развязал шелковый шнурок и поднес к носу. Резкий, горьковатый аромат, знакомый и неумолимый, не оставил ни малейших сомнений. Яд.

— Для кого это? — его голос прозвучал низким, ледяным эхом, нарушив гробовую тишину покоев.

Она не могла ответить. Лишь беззвучные слезы скатывались по ее бледным, искаженным страхом щекам, а все тело била мелкая, предательская дрожь.

— Для кого это? — повторил он, и в его тихом, мерном голосе зазвенела острая, как лезвие, сталь.

— Н-не трогай меня! — взмолилась она, рухнув перед ним ниц, ее пальцы судорожно вцепились в полу его ханьфу. — Я не хотела! Я не виновата! Это она! Сама императрица! Это она дала мне его! Она заставила! Я всего лишь пешка! Как и Тан Лань! Мы все просто жалкие пешки в ее великой, бесчестной игре!

Лу Синь стоял недвижимо, внемля ее униженным мольбам, ее слезам, ее мгновенному, трусливому предательству. На его непроницаемом лице проступила холодная, безрадостная усмешка — скорее, легкая тень, искривившая уголки губ. Вид ее, ползающей у его ног, этот абсолютный, животный страх, что исходил от нее волнами… На данный момент этого было достаточно. Прикончить ее сейчас — значило поднять ненужный шум, спугнуть куда более крупную дичь. Месть, выдержанная в терпении, всегда слаще спонтанной ярости.

Лу Синь не стал забирать злосчастный мешочек. Лёгким, почти презрительным движением он швырнул его обратно к её коленям, где тот лежал, словно ядовитый паук, готовый к укусу.

Он вновь склонился над ней, и пространство между ними наполнилось леденящим душу холодом.

— Слушай меня, ничтожный червь, — прошипел он так тихо, что слова едва долетали до её ушей, но каждое из них впивалось в сознание, как отравленная игла. Его дыхание, холодное, как дыхание гробницы, коснулось её лица. — Если с Тан Лань случится хоть малейшая неприятность, если она поскользнётся, чихнёт не так или на её подол упадёт пылинка… Ты познаешь такие муки, перед которыми все круги ада покажутся цветущим садом.

Он сделал паузу, давая каждому слову просочиться в её разум, пропитать его ужасом.

— Я буду рвать твою плоть на куски, — его голос оставался низким и монотонным, словно он читал заклинание. — Очень, очень медленно. И я буду следить, чтобы ты оставалась в сознании до самого конца. Поняла меня?

Сяофэн закивала с такой неистовой силой, что её голова грозила слететь с хрупких плеч. Слёзы брызгали во все стороны, смешиваясь с пылью на полу.

— П-поняла! Клянусь! Клянусь своим духом и предками! — её голос сорвался на визгливый шёпот, полный абсолютной, животной покорности.

Он выпрямился во весь свой рост, и взгляд его, холодный и тяжёлый, как глыба льда, упал на неё, полный безграничного, всепоглощающего презрения. Казалось, одно лишь его присутствие оскверняло воздух в покоях. Затем, медленно, с театральной многозначительностью, он поднёс длинный, тонкий палец к своим бесцветным губам. Жест был изящным, почти утончённым, но смысл его вонзался в сознание острее любого клинка: Молчание.

— Мой сегодняшний визит… — его голос прозвучал тихо, но с невероятной плотностью, заполняя собой каждый уголок комнаты, — это наш с тобой маленький секрет. Пусть о нём не узнает никто. Никто. Или последствия окажутся куда ужаснее того кошмара, что ты только что представила.

В ответ — очередная бешеная, испуганная кивка. Она была сломлена окончательно и бесповоротно. Унижена до самой глубины души. Напугана до состояния, когда разум отказывается мыслить, оставляя лишь инстинктивное подчинение.