Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ) - Ютин Макар

– Таким образом, около часа ночи мне пришел сигнал от следящего контура. Спустя минуту появился мим. Следом за ним – гений воздуха. Как я понял из их мыслеобразов, – размеренно повествовал Суверен, – два наставника находились в явном подпитии.

Легкий неодобрительный шепоток. В основном направленный, почему‑то, на Аристона.

«Ах ты, алкаш проклятый. Так вот почему, ты так настаивал на совместной попойке? Трубы горели, да, синячина⁈ И меня в блудняк втянул, чертила. Черт, этот Аристон настолько мудак, что, при рождении, вместо пуповины у него на животе висела бирка: шерсть 100%», – злобно засопел Медей.

– Сначала они двинулись к западному входу в подземелья, но, перед лестницей на Пустую башню, зачем‑то остановились, после чего принялись взбираться наверх.

Его лицо повернулось к Аристону, после чего шрамированный воин неловко прокашлялся и начал косноязычно объяснять, что «они не так все поняли, боевая усталость, напиток оказался слишком крепким». Дошло даже до сакраментального «бес попутал», отчего захмыкала большая часть присутствующих. И косила лиловым взглядом на Медея, толпа бездарная.

– Сразу после некой похабной песни, приводить слова которой у меня нет никакого желания, – народ вздохнул и снова покосился на Аристона. Все знали о его кредо бездарного поэта, – нарушители начали продвижение внутрь.

Суверен прервался, чтобы посмотреть в свиток перед ним.

– С первой сложностью господа наставники столкнулись уже на втором этаже башни. Не меньше десятка фантасий принялись пробовать их на прочность. Насколько я понял сообщение мима: большую часть своих сил они сосредоточили на наставнике Медее… совершенно безрезультатно.

По залу пронесся тихий, но очень интенсивный вал шепотков, а у самого наставника аж зачесалось лицо от всех тех подозрительных, удивленных, любопытствующих или недовольных взглядов.

– Какой талантливый юноша, – не удержалась от сарказма Эскулап.

Раздраженную мину Немезиса она проигнорировала с обидной для остальных легкостью.

«Вот и решил не выделяться!», – раздраженно подумал Медей, пока часть преподов улыбалась нехитрой шутке, – «теперь косить под дурака будет в два раза сложнее. А‑а‑а, за что мне все эти кармические страдания? За то, что небезопасно извлекал флешку из компьютера и не купил винрар?»

– Оба наставника без особых сложностей разделались с низкоранговым скопом фантасий, после чего пошли дальше, не сбавляя скорости. Так они добрались до пятого этажа. Интенсивность ментальных атак возросла более, чем втрое, но… снова не оказала на магов Академии никакого значимого влияния, – продолжал говорить Немезис.

– Ах, ментор Алексиас всегда говорил, что истина в вине, – снова сбросила напряжение Эскулап, – ему стоило основательно надраться пять лет назад. Возможно, тогда бы Делетерион все еще принадлежал Академии, а не Хаосу.

Суверен мужественно проигнорировал реплику и продолжил:

– Наставник Медей развоплощал слабых и значительно ослаблял более сильных одним‑единственным контрударом из разума. Более того: его ментальная аура раскрылась во вне запретом на телекинез – в ее пределах фантасии почти не могли влиять на реальность, а их магические атаки частично срывались или ослаблялись на выходе.

Несмотря на всю нервозность, мандраж и злость от ситуации, в которой он оказался, Медей не мог не признаться себе: ему приятно смотреть на своих судий. Приятно видеть, как снисходительные, брезгливые, или скучающие мины коллег отродья сменяются удивлением, оторопью, неохотным уважением, даже восторгом, если брать более молодых наставников – Фиальта и Киркею.

Спасибо, Диана все еще оставалась за бортом. Отпетая сука должна прибыть в Академию лишь на следующий месяц, после своей стажировки в летнем лагере пафосной столичной школы для сливок общества.

Тем временем, Немезис дошел до самой мякотки: боя с призраком бывшего ученика Академии Эвелпид. Тут ему уже не хватало деталей, но даже так Медей мог понять, что «всэ били паражины». Достижение, за которое отродье могло отдать душу. Не это ли произошло на самом деле?

Впрочем, у одной особы его похождения, вместо удивления, вызывали искреннее веселье. Эскулап следила за выводами великого детектива Немезиса с неослабевающим вниманием ребенка перед говенными мультиками. В особо удачных моментах она охала, хмыкала и хихикала, в противовес тревожно молчащей аудитории. А нет, другие тоже проявляют эмоции, просто боятся прерывать Суверена.

Милый старичок Демокрит подскакивал на кресле, шевелил вислыми, казацкими усами, порывался задать двум баламутам тысячи вопросов, но кое‑как держал себя в руках, закрывал рот в последний момент – придерживался регламента.

Примерно также себя вел человек‑беда Павсаний, только еще и барабанил кулаками по подлокотникам, пока его демон неодобрительно бурчал и косился на Медея с внезапной опаской. Ну да, отродье же типа наставник по местным призывам и посылам. Может и отправить обратно в мессенджер Маск эту квазимоду. Теоретически. Так что правильно боится, черт. Ведь он знает из новеллы его истинное имя – Шуту. Стоит, на всякий случай, сделать заготовку‑подавитель. А то ишь, ряху наел на всяких ритуалах, срамных и нечестивых. Демон же. Хотя, кто его знает, чем его Павсаний кормит. Тот тоже не «новичок».

Киркея явно переживала, бросала на обоих нарушителей жалостливые взгляды, Фиальт вел себя как футбольный болельщик, которому пультом от телевизора выключили звук, но не энтузиазм. Даже простая, сермяжная, невыразительная физиономия Тартароса отражала некий внутренний процесс.

Да что Тартарос – сама Пенелопа отбросила свой скучающий вид и слушала Суверена с неприятным, болезненным вниманием. Вот уж от кого Медей точно не хотел получать никакой обратной связи, как бы ни тянуло его взглядом к прекрасному лицу в обрамлении блондинистых локонов, лебединой шее и другим изгибам.

– … Таким образом, наставники смогли пройти в Делетерион, – закончил Немезис первую часть марлезонского балета.

– К сожалению, их дальнейшие злоключения обрываются на моменте входа. Мы не можем сказать, как и чем они занимались внутри. Даже не можем быть до конца уверены, вышли ли те же люди, что и вошли сюда…

А вот теперь молчание стало резко негативным. Каждый из наставников понимал, насколько опасным являлось то место. Каждому вбивали правила безопасности при приеме на работу, проводили беседу, тащили в Зал Воспоминаний, чтобы показать память тех, кто прошел через ужасы Академии Эвелпид и щедро поделился ими с будущим поколением.

Понимал это и Медей. Жаль, исключительно ретроспективно. Пары часов перед судилищем оказалось достаточно, чтобы порыться в памяти отродья, вспомнить обрывки показанных видений: люди с быстрыми, нечеловеческими глазами на омертвевших лицах, обряд изгнания – на каждый удачный пришлось три летальных, мелкие признаки, по которым вычисляли одержимых. Да, их приключение оказалось действительно опасным.

Если бы не его странная ментальная защита, созданная походя, как побочный продукт безмолвных заклинаний, если бы не прекрасное заклинание Киркеи… Он вполне мог пополнить печальную статистику.

– Вы понимаете, насколько опасным, безрассудным, самоубийственным вышел ваш проступок? Наставник Аристон? – тот сжал кулаки, – наставник Медей?

Медей убрал с собственной, такой чужой, и, одновременно, слишком привычной физиономии самовлюбленное, поверхностное выражение отродья. Позволил серьезности ситуации исказить легкомысленные черты лица.

– Мы…

– Молчать! – резко оборвал его Суверен, – право на ответ будет только на стадии вопросов.

Медей попытался скрыть дрожь в руках. Безуспешно. Такой Немезис – серьезный, почти злой, по‑настоящему испугал его. Шутки кончились.

Первый помощник Алексиаса очень редко демонстрировал хоть какие‑то эмоции. В новелле такое состояние всегда флегматичного наставника предвосхищало грядущую бойню. Триумф насилия, оком бури которого выступал Суверен академии.

Только один раз его гнев не привел к многочисленным трупам – во время дисциплинарной комиссии над Главной Героиней. И то: кто знает, чем бы закончилось то разбирательство, если бы в момент судилища не произошли более важные события, чем вопрос об отчислении одной наглой