Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 (СИ) - Юй Фэйинь

Потом взгляд Тан Лань переходил на Мэйлинь. Та, в своём ослепительном церемониальном наряде, который теперь выглядел зловещим пародийным костюмом, прильнула к матери, изображая преданную дочь, утешающую скорбящую родительницу. Она гладила руку Императрицы, её лицо было искажено гримасой наигранной печали, но в глазах, как и всегда, плясал дикий, ненасытный огонёк властолюбия.

Вся эта сцена была настолько нелепой, фальшивой и наигранной, что Тан Лань не выдержала и с тихим презрительным вздохом закатила глаза. Это был цирк, а они — клоуны, пляшущие на костях только что убитого человека.

И лишь одно лицо в этой семье привлекало её внимание без насмешки. Тан Сяофэн. Та сидела, сгорбившись, в стороне, её плечи тихо вздрагивали. Крупные, настоящие слёзы катились по её бледным щекам, оставляя мокрые дорожки на дорогой пудре. Она не пыталась ничего изображать. Её отчаяние было искренним, идущим из самой глубины запуганной, одинокой души. Возможно, она плакала не столько по отцу, с которым её едва ли связывали тёплые чувства, сколько по своей окончательно рухнувшей, и без того призрачной, надежде на спокойную жизнь. В эти слёзы Тан Лань верила. Они были единственной подлинной вещью во всём этом фарсе.

Тан Лань сидела, погружённая в свои мрачные мысли, как вдруг её периферийное зрение уловило движение. На резном подлокотнике соседнего, пустующего теперь тронного кресла, устроился крупный, глянцево-чёрный ворон. Птица сидела неестественно неподвижно, её блестящие бусины-глаза были пристально устремлены на неё.

Тан Лань встрепенулась не от самого вида птицы — при дворе хватало и не таких диковин. Её встревожила та аура, что исходила от пернатого гостя. Это была та самая, знакомая ей теперь, демоническая ци — не грубая и яростная, как у Сянлю, а более тонкая, скрытная, но оттого не менее отталкивающая. Она видела подобный энергетический след совсем недавно — вокруг того самого безликого стража Мэйлинь.

Проклятая птица-шпион, — мгновенно пронеслось в её голове. Принадлежит Императрице или её дочери. Подслушивает. Следит.

Мысль о том, что за каждым её движением, каждым вздохом наблюдают через глаза этой твари, вызвала в ней волну холодного гнева. Без раздумий, движимая инстинктом Снежи, она сделала крошечное, почти незаметное движение пальцами, сложенными на коленях.

Между её указательным и большим пальцем на мгновение сконденсировалась крошечная, острая, как игла, сосулька из её ледяной ци. Она была не больше рисового зёрнышка и почти невидима глазу. С лёгким щелчком, неразличимым в общем гуле зала, она выпустила её.

Ледяная игла пронзила воздух и вонзилась в крыло ворона. Птица издала резкое, хриплое карканье — больше удивлённое, чем болезненное, — взметнулась с подлокотника и, неуклюже взмахнув крылом, стремительно выпорхнула в открытое окно, оставив после себя лишь несколько чёрных перьев, медленно кружащихся в воздухе.

Тан Лань не изменилась в лице, продолжая смотреть вперёд с тем же отстранённым видом. Но в глубине её глаз вспыхнуло холодное удовлетворение. Маленькая победа. Предупреждение. Она дала им понять, что не намерена быть пассивной жертвой в их игре. Пусть теперь знают, что за ней нужен глаз да глаз.

Проклятый ворон, с пронзённым ледяной иглой крылом, кубарем вылетел из окна тронного зала и, неуклюже планируя, приземлился на толстую ветку старой сосны, что росла в укромном уголке сада. Воздух вокруг птицы задрожал, и её форма расплылась, превратившись в низко склонившегося Мо Юаня. Он схватился за плечо, где на его одежде проступал маленький, но яркий кристаллик инея, и с недоумённой обидой посмотрел на Лу Синя, неподвижно сидевшего на той же ветке.

— Хозяин! — проскрипел он, и в его голосе звучала редкая для него нота возмущения. — Она… она меня подбила! Принцесса! Выпустила какую-то ледяную штуку! А я ведь сидел там, как вы и приказали, чтобы следить за ней! Для её же защиты! Это же несправедливо!

Лу Синь, до этого погружённый в мрачные думы, медленно повернул к нему голову. Его тёмные глаза были серьёзны, в них не было ни удивления, ни насмешки. Он видел крошечную ранку на плече своего слуги и поднимающийся от неё лёгкий парок.

— Она почуяла твою ци, — тихо произнёс Лу Синь, его голос был ровным, но в нём слышалась твёрдая убеждённость. — Она становится сильнее. И опаснее. Она больше не та беспомощная женщина, за которой мы наблюдали.

Мо Юань хотел было что-то возразить, пожаловаться ещё, но что-то в выражении лица хозяина заставило его замолчать. Лу Синь смотрел в сторону дворца, где бушевал искусственно созданный хаос. Весь этот переворот, смерть императора… это был не его план, но это был идеальный хаос. Идеальная ширма.

Он медленно поднялся, стоя на ветке так же уверенно, как и на земле. Его фигура вырисовывалась на фоне заходящего солнца.

— Время выжидания прошло, — сказал он, и в его словах не осталось и тени сомнений. — Сообщи семерым. Мы начинаем. Сейчас. Пока крыса занята борьбой с другой крысой, змея должна успеть ужалить обеих.

Мо Юань встрепенулся, вся его обида мгновенно улетучилась, сменившись привычной готовностью. Он кивнул, его форма снова задрожала, и через мгновение на ветке сидел уже не человек, а тот самый ворон, который, несмотря на подбитое крыло, мощно взмыл в небо, чтобы донести роковой приказ. Лу Синь же остался стоять на дереве, его взгляд был устремлён на дворец, где разворачивалась битва за трон, в которую он сейчас был намерен вмешаться со своими силами. Его месть, отложенная из-за нерешительности, нашла новый, идеальный повод.

Примечание

Гу (蛊毒) Не просто яд, а живое, разумное проклятие, созданное из ядовитых насекомых и змей. Гу — это невидимый дух. Колдун может тайно «подселить» его в тело жертвы через еду, питье или просто дыхание. Гу поселяется внутри и начинает пожирать жизненную энергию Ци жертвы изнутри.

Глава 71

В зал, где царила гнетущая, притворная скорбь, тяжёлой поступью вошли несколько высокопоставленных офицеров дворцовой стражи в сопровождении людей в строгих, тёмных одеждах — следователей из грозного Бюро расследований. Их лица были суровы и непроницаемы.

Один из них, старший следователь, скользнув по лицу некогда своего начальника Шань Юя, склонился перед Императрицей, нарушая траурную тишину своим чётким, громким докладом:

— Ваше Величество, обыски в покоях высокопоставленных особ завершены.

Он сделал паузу, и воздух в зале стал ещё гуще. Все замерли в ожидании.

— В покоях её высочества принцессы Тан Сяофэн, — его голос прозвучал как приговор, — был обнаружен вот этот мешочек.

Он протянул на ладони небольшой шёлковый кисет, скромный и ничем не примечательный. Но для Тан Сяофэн он был знаком ужаса. Это был тот самый мешочек, который Императрица вручила ей со словами: «Страдания бедной, больной девочки лучше бы прекратились, дворец вздохнул бы с облегчением, вернувшись к порядку». Яд для Тан Лань… Она так и не посмела его открыть, спрятав в самой глубине сундука.

Увидев его в руках следователя, Сяофэн побледнела так, что стала похожа на призрака. Кровь отхлынула от её лица, оставив кожу мертвенно-белой. Её глаза расширились от чистого, животного страха, губы задрожали, но не издали ни звука. Она могла только безумно метать взгляды от мешочка к лицу Императрицы, ища в её глазах хоть каплю поддержки, намёк на то, что это часть какого-то плана.

Но Императрица смотрела на неё с идеально поддельным выражением шока и глубокой боли, качая головой, будто не веря в такое предательство.

— В нём, — продолжил следователь, — содержится порошок, по предварительным признакам, являющийся ядом. Тот самый вид яда, что… был использован против покойного императора.

Эти слова обрушились на Сяофэн с такой силой, что её ноги подкосились. Она бы упала, если бы не придворные дамы, которые инстинктивно поддержали её, сами дрожа от страха. Она была не просто обвинена — она была выставлена козлом отпущения, идеальной жертвой, чья слабость и отсутствие защиты делали её лёгкой мишенью. И она понимала это с леденящей душой ясностью.