Нарушенные клятвы (ЛП) - Фарнсуорт Ш. У.

Он накалывает положение.

Его предыдущие удары могли убить людей, но не убили. Он не хуже меня знает, что, убив меня, потеряет свое расположение. Возможно, это принесло бы ему некоторое уважение, учитывая, что все остальные, кто пытался это сделать, сейчас находятся на глубине шести футов под землей.

Но убийство члена семьи, особенно такого пожилого, уважаемого человека, как Константин Беляев, — это ясный сигнал. Я не уверен, является ли это реакцией на существование Лео или он просто теряет терпение.

В любом случае, это усиливает напряженность до новой степени.

В любом случае, это означает, что этому нужно положить конец.

Ему нечего терять.

Но мне есть.

ГЛАВА 13

ЛАЙЛА

Каждый вдох ощущается как удар ножом в легкие. Холод здесь резкий и интенсивный. Игнорировать невозможно.

В некотором смысле, это именно то, на что я надеялась, покидая теплый дом. Мое прерывистое дыхание и боль при каждом вздохе напоминают мне, что я жива. Заставляет меня сосредоточиться только на холодном воздухе и борьбе моего тела за сохранение тепла.

Это ошеломляющее визуальное напоминание о том, что я здесь совершенно одна. По крайней мере, разросшийся мегаполис Филадельфия создавал хрупкую иллюзию компании. Здесь заснеженная земля простирается бесконечно во всех направлениях.

Мой спутник сегодня такой же молчаливый, как и вчера. Кажется, его зовут Иван, но я не уверена. Невозможно уследить за постоянным потоком людей, входящих в поместье Ника и покидающих его. Это больше похоже на жизнь на военной базе, чем на пребывание в чьем-то доме.

Ник никоим образом не ограничивал мои передвижения. У меня есть свобода ходить по дому, куда я захочу, а также исследовать территорию. Нет ничего запретного.

Все личные вещи из моей квартиры прибыли, аккуратно разложенные по коробкам, как и говорил Ник. Я почти не распаковывала вещи, продолжая надеяться, что это все временно. Но прошла неделя, а никаких признаков того, что мы уедем в ближайшее время, не было.

Я почти не разговаривала с Ником с тех пор, как столкнулась с ним в его кабинете. Он всегда занят. Постоянный поток посетителей в основном приходили в его кабинет и выходили из него, где происходили напряженные разговоры. Они всегда на русском, поэтому, даже когда я пытаюсь подслушать, у меня не получается. Я пыталась запомнить ключевые слова для поиска на модном зашифрованном телефоне, который был доставлен в мою комнату на второй день пребывания здесь, но я не могу правильно написать. Пока Ник не решит поболтать, я ничего не узнаю.

Единственный раз, когда я покидала поместье с момента приезда, — это чтобы поехать с Лео в его новую школу и обратно.

Я могла бы выезжать почаще, но я не знаю, куда мне идти. Когда мы были в Филадельфии, я ходила на работу, в школу Лео и, в основном, за продуктами.

Я не работаю, и теперь все блюда готовятся за меня. У меня нет ничего, кроме свободного времени, и мне нечем заняться. Нет друзей, с которыми можно поговорить. Короткие звонки Майклу, Джун, мне на работу и в школу Лео под бдительным присмотром двух людей Ника были скорее напряженными, чем утешительными.

Как и ожидалось, разговор с Джун был самым трудным. Она самый близкий друг, который у меня когда-либо был, одна из немногих на планете, кому я когда-либо доверяла Лео. И я знаю, что она уже пережила больше, чем положено, потерь и трагедий.

По моему опыту, так часто бывает в жизни. Жизни нравится наносить удары до тех пор, пока не останется почти ничего, кроме опустошения.

Я сказала ей, что уехала ухаживать за больным родственником за границу. Что надеюсь скоро вернуться и позвоню ей, как только вернусь. Затем я заявила, что одолжила телефон, у которого заканчиваются международные минуты, и повесила трубку.

Я не уверена, что международные минуты вообще существуют.

Я отправила голосовые сообщения в школу Лео и в юридическую фирму, которые не работали. Я забыла о разнице во времени. На обоих автоответчиках я повторила реплику о больном родственнике. Я уверена, мне придется найти новую работу, но с этим я ничего не смогу поделать, пока не вернусь.

Расстаться с Майклом было на удивление легко. Смущающе легко после двух месяцев знакомства. Я думала, что мои чувства к нему были сильнее, чем просто… симпатия. Возможно, я была слишком занята своей жизнью, чтобы уделять этому достаточно внимания. Возможно, я забыла, каково это — испытывать к кому-то сильные чувства. Замечать, когда любимого нет в комнате, и чувствовать возбуждение, когда он рядом.

Мои воспоминания не туманны, когда дело касается Ника. Я цеплялась за них, особенно после того, как узнала, что беременна. Я хотела… что-нибудь такое, что можно было бы рассказать Лео, когда он станет старше.

И я хотела чувствовать себя менее одинокой.

Все мои немногочисленные друзья в Филадельфии остались в UPenn. Я бросила учебу в конце первого курса. Моя стипендия оплачивала мое обучение, но я уже с трудом оплачивала другие расходы на проживание, когда узнала, что беременна. Я никак не могла позволить себе продолжать ходить на занятия и к тому же завести ребенка.

Я помню все, что произошло между мной и Ником. Но я забыла — или заблокировала — свои чувства к нему.

Что я замечаю, когда его нет в комнате, и реагирую, когда он есть.

И я могу убеждать себя, что это потому, что между нами все осталось нерешенные вопросы. Потому что есть обида и гнев из-за того, как он ушел и появился снова. Потому что его решения в настоящее время определяют мою жизнь.

Но я думаю, что за всем этим скрывается что-то еще.

То, с чем я боюсь столкнуться лицом к лицу и произнести.

Что-то, что сохраняется не зависимо от времени, расстояния и неопределенности.

Клубы воздуха вырываются у меня изо рта, когда я смотрю на неумолимый пейзаж, наблюдая, как крошечные облачка рассеиваются в ничто. До прошлой недели я никогда не покидала Соединенные Штаты. Теперь я за тысячи миль от любого населенного пункта. Выброшенна посреди арктической пустоши.

Здесь красиво. Я не слишком зла, чтобы не признать это.

Я только мельком увидела Москву, когда мы приехали. Но как человек, который жил исключительно в городах, хочу отметить, что есть что-то в том, чтобы смотреть по сторонам и не видеть абсолютно ничего, что, как я думала, я возненавижу, но стала страстно желать. Мои прогулки на улицу становятся все более и более частыми, несмотря на морозы.

Это единственный способ, который помогает избавиться от беспорядка в голове. Пока я здесь, мир выглядит большим и мирным, а мои проблемы кажутся решаемыми и маленькими.

Физические упражнения — одна из тех вещей, которые отошли на второй план за последние несколько лет. В старших классах я любила бег. Я хотела заняться легкой атлетикой и пробежать кросс по пересеченной местности, но пропустила все соревнования, из-за работы в местной забегаловке.

Для бега в настоящее время потребовалось бы просыпаться еще раньше или выходить на улицу после наступления темноты. Либо до, либо после того, как отвезу Лео в школу и обратно, а потом до или после работы.

Это отняло бы у меня мало свободного времени, но потребовало бы бегать в одиночестве в неподходящее время. Это не только поставило бы под угрозу мою собственную безопасность, но и усилило бы мой самый большой страх — оставить Лео одного.

По крайней мере, мне больше не о чем беспокоиться.

Мерзлая тундра, хрустящая под моими ботинками, не способствует бегу. Как и тяжелая парка, которая на мне. Но простое пребывание на улице и движение имитируют похожие ощущения. Мысли о свободе дают понимание того, что до сих пор не осознавала — как сильно я ее жаждала.

Я бросаю взгляд на своего молчаливого спутника.

Теперь я никуда не хожу одна. Это кажется ненужным, когда я все еще нахожусь на территории Ника, но не могу ни с кем связаться.

Я никогда не возражала против охраны, которая сопровождает нас в школу Лео и обратно. Во время этих поездок я затаиваю дыхание, ожидая, что что-то пойдет не так. Я ненавижу их, но не могу представить, что отправлю Лео одного. И я все время улыбаюсь, в основном в ответ на рвение Лео.