Корнет (СИ) - "taramans"

— Только я сама, хорошо? — подняла она на него взгляд.

«Что же она такое хочет этим выторговать?».

На некоторое время Плещеев ушел в ощущения. Они были… М-да…

«Все-таки… познавая женщину, следует познать ее всю, без исключений! Иначе… Иначе — лакуны какие-то обидные будут. Ох-х-х… как же мне хорошо!».

Наконец он смог открыть глаза. Машенька нависала над ним, внимательно выглядывая реакцию:

— Тебе хорошо?

В ответ корнет смог лишь промычать нечто нечленораздельное. Но потом взял себя в руки… Точнее — в руки-то как раз он взял ее ягодицы!

— Что ты хотела попросить? Сейчас самое время… Пока я размяк от твоих ласк и от твоего изумительного тела…

— Ну-у-у…, - подаваясь немного ему навстречу, опершись на локоть одной руки, другой Маша снова закрутила локон, — Я хотела попросить… Про Фиску…

«Ну, конечно же! А что ты ожидал? М-да… как круги по воде!».

— А ты с ней настолько дружна, что просишь за нее?

— Ну-у-у… Да! Подругами нас не назвать, но… Приятельница она моя. И — единственная здесь. Да и вообще… Она — хорошая, Юра. Веселая такая, легкая…

Корнет чуть ускорился, подаваясь снизу, и женщина, вздохнув, прикрыла глаза.

Когда она лежала на нем, поглаживая попу красавицы, Плещеев, наконец, ответил:

— Хорошо. Я согласен полечить твою подругу. Только…

Оживившаяся женщина внимательно смотрела на него.

— Только не надо больше никому рассказывать. Это — мое условие.

Бурную радость женщина выразила в очередном всплеске ласк. Возможно… уже и лишних!

Под самое утро Юрий все же уснул. Разбудила его опять-таки — Машенька. И разбудила тем способом, о котором мечтают с утра многие мужчины.

«Все же она — далеко не дура! Вот — совсем не дура. И… Вот сейчас она все делает с душой!».

Оказалось, что пока он спал, женщина умудрилась разобраться в каморке Некраса. Так что самовар был готов, на столе все вчерашнее было убрано и вновь аккуратно накрыто остатками пиршества. Сыр нарезан ровно, ветчина, также — лепешки… Точнее, их остатки — разогреты!

Обмывшись и наплевав на утреннюю зарядку…

«Нет, ну — понятно же, да?».

Юрий с удивлением оглядел все это… И поймал себя на мысли:

«А ведь идеальная жена кому-то могла бы быть!».

Фыркнув, про себя опять же:

«Ага… вот дурень-то! Она же — проститутка! Но ведь… молодец, не так ли? Что есть — то есть, не отнять!».

Перед завтраком, решив оказать ответную доброту, Плещеев, прищурившись, осмотрел женщину:

— Ну-ка… стой так! В одежде это не так хорошо, но…

Провел руками по ее телу. Особенно отметил вниманием те места, которые ночью подверглись… особо бурному воздействию.

— Болит? — посмотрел он ей в глаза.

— Нет! — заверила его Маша.

— Не ври! Я же вижу… Постой еще так… Ну вот, так будет лучше! А теперь давай позавтракаем!

Они с удовольствием доели все то, что было на столе. Аппетит у обоих разыгрался нешуточный!

Уже стоя возле калитки, откуда корнет провожал женщину, сказал:

— То есть — через три дня, запомнила?

Маша кивнула, улыбаясь.

— Может мне заехать к вам и поговорить с хозяином, чтобы тебя отпускали ко мне? — предложил он.

— Не стоит! Я сама обо всем договорюсь. Я на хорошем счету у него, — тут женщина снова смутилась и потупилась, а потом, чтобы сменить тему, — А Анфиску… когда принять сможете?

— У нее что-то срочное? Прямо — не терпит отлагательств? — поморщился Плещеев.

Маша пожала плечами:

— Вроде бы и нет…

— Тогда… Тогда, когда с тобою полностью закончим. Вот вылечу тебя… Станешь красавицей!

Она вздохнула, робко посмотрела на Юрия:

— А тогда… после — к вам нельзя будет приходить? Хотя бы — изредка?

— Ну почему же — нельзя? Можно… только я часто отсутствую. Но… я даже буду ждать тебя! — и приподняв ей вуаль, корнет поцеловал ее в губы.

Глава 20

Плещеев и Рузанов сидели за столом в кабинете подполковника Веселовского. Как уже понял корнет, это начальствующее лицо фактически выполняло обязанности начальника штаба левого крыла Черноморской кордонной линии. Плехов не служил в армии, поэтому не знал тонкостей армейской службы своей реальности, но полагал все же, что у Веселовского головных болей все-таки побольше, чем у аналогичного начальника в Российской армии.

Кроме штабных документов и планирования, Веселовский тянул на себе воз и всей интендантской работы на линии. Нет, были и офицеры интендантского ведомства, но все же замыкалось все на начальнике штаба. Как выяснилось — разведка и контрразведка — тоже были на этом офицере. Как была построена разведывательная работа, Плещеев не знал, но вот по поводу контрразведки… Полагал, что здесь все очень и очень печально.

Всего на линии имелось несколько жандармов, то есть служащих Третьего отделения Его императорского величества канцелярии. Сам корнет и видел парочку из них лишь раз, мельком. Да и вообще, судя по прочитанному и увиденному там, в реальности — была ли сферой их деятельности контрразведка?

«Они же вроде бы только по политической линии? А здесь — какая политическая линия? Разве что надзор над офицерами, которые ранее были замечены в неблагонадежности, за что и были высланы сюда!».

Из рассказов инструктора в фитнес-центре, из отрывочных воспоминаний того разведчика, что погиб во сне Плехова в Первую чеченскую где-то здесь, поблизости, следовало, что до половины населения Кавказа, ну — тогда, в частности — Чечни, активно «сливало» всю информацию местным инсургентам. То есть, ни одно телодвижение «оккупантов» не оставалось незамеченным и не переданным кому надо! Как с этим бороться, Плещеев не представлял. Да и не его это забота — бороться с местным подпольем.

«М-да… забота — не моя, а вот боком выходит это все — именно нам всем. Русским войскам, в широком смысле этого слова. И местных никак не волнует — русский ли это, поляк какой-нибудь или татарин из-под Казани. Враг и захватчик, одним словом. Немного помогает лишь то, что среди местных «вендетта» распространена — мама, не горюй! И режутся они между собой ежедневно. То есть, война с гяурами — это такое хобби, благое дело, за которое им Аллах воздаст. А вот местные заморочки с кровной местью, борьбой тейпов и кланов — это суровая повседневная жизнь.

Может, на этом и играют такие вот «квартирмейстеры», как Веселовский? Но что-то дает мне понимания, что вот спроси я сейчас подполковника об этом — хрен скажет!».

Веселовский ворвался в кабинет, деловито потирая руки:

— Ну-с… господа! Что вы на этот раз задумали? Еще какие-нибудь ежедневные строевые записки? Я-то как раз — за! Но ведь каких трудов стоило донести до командиров частей, эскадронов и батарей — на кой ляд писать это все в ежедневном режиме?

Рузанов покосился на корнета, вздохнул и «сдал» приятеля с потрохами:

— Да вот… у Юрия Александровича опять идейка родилась. Все по поводу повышения боеготовности частей гарнизона…

Корнет поморщился, покосился на «предателя» и со вздохом протянул Веселовскому несколько листов, заполненных его красивым и убористым почерком.

— Ага… Так-так-так… Ну, батенька, я это повнимательнее почитаю позже. А пока — своими словами, попрошу вас…

— Полагаю необходимым организовать в более четком и регулярном исполнении проверки частей на готовность подняться по внезапной тревоге и выдвинуться в заданном направлении! — корнет, вскочив, вытянулся и отбарабанил вышеизложенное.

— Вот как… — протянул Веселовский, откинувшись на стуле, — Да вы, Юрий Александрович, присаживайтесь. Что уж вы тут… строевика изображаете. Мы же тут без чинов, по-товарищески. По штабному, так сказать… К-х-м-м… Ну… мы ведь и так периодически проверяем эту боеготовность…

— Извините, господин подполковник, но вот я посмотрел бумаги за прошлый год. Всего подобные тревоги проводились… Вот! Трижды за весь летний период. Это, можно сказать — с апреля и по октябрь. И вот еще что… Все три раза, согласно рапортам командиров частей, по тревоге было поднято от трети до…