Искупленные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма

– Добрый вечер, мадам. У вас есть бронь?

Я улыбаюсь ей, поправляя платье, и снова молюсь про себя, чтобы она не заметила, что мой клатч от Chanel – подделка.

– Эм, да. На имя Дэвид, на восемь вечера.

Экран подсвечивает ее нахмуренное лицо, пока она листает список.

– А фамилия?

Я замираю. Ну, черт, я понятия не имею. Мы с Дэвидом переписывались последние несколько дней, и я думала, что обсудила все важные вопросы. Чем он занимается – что–то связанное с компьютерами; какой его любимый фильм – третья часть той скучной франшизы про «Форсаж»; есть ли у него аккаунт в Инстаграм, который я могу посталкерить – нет.

Но я забыла спросить его фамилию.

– Эм. – Я окидываю ресторан взглядом, надеясь увидеть дружелюбную улыбку и взмах руки. Но здесь почти никого нет, за исключением горстки мужчин, рассаженных по угловым диванам, и даже при тусклом свете я могу сказать, что никто из них – не Дэвид.

Раздражение пульсирует под ребрами. Не могу поверить, что он опаздывает. Я знаю, что тоже опаздываю, но это не важно.

В последней попытке найти его я бросаю взгляд в сторону бара, но мои глаза цепляются за другую знакомую фигуру.

Меня бросает в холод. Затем в пот.

Нет. Не может быть.

Габриэль непринужденно стоит у бара. Черные джинсы, черная футболка, скрывающая черную дыру в месте, где должно быть сердце. Он небрежно скрестил ботинки, но, когда его взгляд ловит мой и вспыхивает жаром, я понимаю, что в нем нет ничего небрежного.

Горячая дрожь пронизывает меня.

Этого не может быть. Он не может быть настоящим.

– Эм. – Эта женщина, наверное, думает, что это единственное слово, которое я знаю. – Извините, на минуточку. Мне просто нужно…

Неважно, на вежливость нет времени.

Габриэль лениво следит за моим приближением, его взгляд сдирает шелк и кожу. Я петляю между столами, едва избегая столкновения с проходящим официантом. Я почти не смотрю, куда иду, слишком сосредоточена на том, чтобы добраться до бара и вытащить его оттуда.

Он поворачивается и опирается локтями о стойку, когда я подхожу к нему, словно он вовсе не наблюдал за мной. Удерживая мой взгляд в отражении зеркальной стены, он проводит зубами по нижней губе.

– Знаешь, почему во многих заведениях за барными стойками ставят зеркала?

Что?

– Что ты здесь делаешь?

Он медленно поднимает бокал с виски и отпивает.

– Давай, угадай.

Паника, смешанная с раздражением, распаляет мою кровь. Зная, что он не ответит на мой вопрос, пока я не отвечу на его, я огрызаюсь:

– Не знаю. Наверное, чтобы барменша могла поправить макияж.

Он издает сухую усмешку.

– Нет. Это традиция, восходящая к Дикому Западу. Салуны вешали их, чтобы посетители, пьющие у стойки, могли видеть, не подходит ли кто к ним сзади.

Отвлекаясь, я бросаю настороженный взгляд через плечо на дверь.

– Круто. Потрясающий факт. Можешь уйти, пожалуйста?

Я практически умоляю, но он продолжает, словно не слышал меня.

– Потому что, если кто–то подходил к ним сзади, это обычно означало, что они вот–вот получат пулю в затылок.

Мой желудок превращается в свинец. Его тон спокоен, как ясный день, но, когда он снова поднимает подбородок, чтобы посмотреть на меня в отражении, верхний свет выхватывает проблеск темной потехи в его глазах.

Я не могу дышать. Не могу думать. Горло пересыхает, и теперь я не могу даже говорить.

Размешивая жидкость в бокале, он поворачивается ко мне лицом, движение медленное и обдуманное. Его взгляд беспристрастный, но вызывает ощущение грубого трения о кожу, когда он оценивает мой наряд.

– Почему ты всегда носишь розовое?

Я уставилась на него.

О, Боже. Он здесь, потому что я здесь.

«Тогда, полагаю, увижу тебя там». Это была не пустая угроза, это было обещание.

О, Господи. Я выцарапала ревность из его черной души, чтобы накормить собственное эго. Вчера я была не в себе, швыряя свои реплики в темноту, как спички, думая, что они никогда не приземлятся при свете. Но они приземлились. Он поймал одну.

И теперь он собирается преподать мне урок, устроив вечер в стиле «гори ясно».

Я сглатываю ужас и пытаюсь вдохнуть полной грудью. Стиснув зубы, я складываю руки и заставляю себя улыбнуться.

– Это скрывает пятна крови, – слабо говорю я, передразнивая его ответ, когда я спросила, почему он всегда носит черное.

Что–то опасное закипает в его взгляде.

Он однократно кивает.

– Хорошо.

– Хорошо.

Мы смотрим друг на друга, напряжение нависает между нами, как дым, сгущаясь с каждой секундой.

Я не смею моргнуть.

Ни тогда, когда глаза начинают слезиться, ни тогда, когда дверь ресторана открывается, и ледяной воздух скользит у меня по позвоночнику.

И даже ни тогда, когда Дэвид зовет меня по имени.

– Приятного свидания, – тихо произносит Габриэль. Его голос ровный, но в нем есть грань, острая и хирургическая.

Хотя мои внутренности сжимаются в комок, я отказываюсь дрогнуть.

– О, непременно, – говорю я так сладко, как только могу. – Это будет потрясающе.

Я разворачиваюсь на каблуках и иду к Дэвиду, с трепетом в коленях. Он загорается при виде меня, ухмылка широкая, а глаза блуждают.

– Рен! Вау, ты выглядишь… – Он так сильно трясет головой, что цветы в его руке дрожат. – Просто вау.

Я выдавливаю свою самую широкую улыбку.

– Спасибо, Дэвид. Так приятно снова тебя видеть, – звонко говорю я, слишком нервно и громко для такого фешенебельного ресторана. – Ты выглядишь таким же красивым, как я помню.

Это не ложь, это вежливое растягивание правды. Уверена, он выглядит неплохо, но я едва могу его разглядеть сквозь обжигающий жар у себя за спиной. Он вручает мне букет, бормоча извинения за опоздание. Затем мы следуем за хозяйкой к нашему столику под пристальным взглядом Габриэля.

Что–то упрямое вдруг сковывает меня между лопаток.

Знаете что? Если он хочет место в первом ряду на это шоу, я подарю ему выступление, достойное «Оскара».

Погружение в кресло ощущается, как выход на сцену без знания реплик. Мой позвоночник одеревенел, кожа горит, но моя улыбка непоколебима. Насколько сложным может быть флирт? Я посмотрела достаточно ромкомов, чтобы разобраться.

Я подпираю подбородок рукой и смотрю на Дэвида, пытаясь игнорировать зловещую тень, растекающуюся у него за плечами.

– Знаешь, я ждала этого всю неделю.

Он отрывается от меню.

– Правда?

– Ага. Я даже купила новый наряд. – Я прикусываю губу и провожу пальцами по волосам, как Мэг Райан в «Когда Гарри встретил Салли». – Тебе нравится?

Он бросает взгляд на мое платье, которое пролежало в дальнем углу моего шкафа больше года.

– Конечно, оно красивое. Оно очень… – Он облизывает губы, подбирая подходящее прилагательное. – Розовое.

Я запрокидываю голову и смеюсь, как Джулия Робертс в «Красотке», когда Ричард Гир захлопывает шкатулку с кольцом у нее на пальцах.

– О, Дэвид. Я и забыла, какой ты смешной.

Он смотрит на меня с беспокойством.

– С тобой все в порядке?

Сжимая салфетку в кулак, я укладываю ее на колени и улыбаюсь так широко, что уже больно.

– Знаешь что, Дэвид? У меня никогда не было свидания лучше.

Мы заказываем напитки. Он говорит, что с моим лимонадом свидание обходится ему дешево.

Я хихикаю, словно понимаю шутку.

Затем он рассказывает мне о своей работе. О своей футбольной лиге по воскресеньям. Я чуть не обжигаю запястье о свечу, протягивая руку, чтобы погладить его по руке, когда он с печальным взглядом говорит мне, что, если бы не травма колена, он бы стал профессионалом.

Я киваю, улыбаюсь и смеюсь в нужных местах. Хлопаю ресницами и накручиваю прядь волос на палец. Я даже пытаюсь говорить с придыханием, как Мэрилин Монро, но бросаю эту затею после пятого раза, когда он просит меня повторить.

Потому что если он не слышит меня, то Габриэль – тем более.

Габриэль. Я избегала поднимать взгляд, чтобы не видеть его, но он всегда в моих мыслях. Он сидит под моей кожей, мучительный и неумолимый, запуская каждый удар моего сердца, выжимая каждый вздох из моих легких. Я чувствую его взгляд на своей шее каждый раз, когда откидываюсь на спинку стула. Я слышу щелчок его пистолета каждый раз, когда наклоняюсь над столом.