– Я знаю.
Он стоит надо мной, его взгляд – тяжелый, темный, прожигающий.
– Я ведь не виновата в ваших бедах… – мой голос дрожит, руки стискивают простыню, как будто она может меня защитить.
– Я знаю, – повторяет, вздохнув.
Камаль больше не говорит. Он лишь медленно стягивает с себя рубашку, не сводя с меня взгляда. Его тело напряжено, каждая мышца будто высечена из камня, и от этого становится еще страшнее.
Я не маленькая. До меня, хоть и с трудом, но прекрасно дошли его намерения.
Наверное, под его неухоженностью и шероховатой грубостью скрывается красивый мужчина. Я могу представить, каким он был до плена: резкие, правильные черты лица, смуглая кожа, выразительные темные глаза, в которых, возможно, когда-то был свет.
Но сейчас…
Обросшие волосы превращают его лицо в маску дикости, глубокие шрамы перечеркивают его прежний облик, а темные глаза затянуты тьмой – такой густой, что мне становится холодно.
Кажется, стоит мне протянуть руку и дотронуться, как я пойму, каким он был прежде.
Но страх ломает эту иллюзию.
Он слишком большой, слишком сильный, слишком чужой. Его тело – черствый камень, отточенный пытками, его выражение – лицо человека, который давно перестал быть человеком
Я пячусь на кровати, но это все, что я могу. На наших с ним телах – кровь, которую хочется смыть, но на душ у меня не хватит сил. Сил хватит лишь на то, чтобы лечь и тихонько умереть.
Неужели он… способен на что-то большее?
В следующую секунду я вскрикиваю. Его большое тело… оно просто падает на кровать…
– Неси аптечку… хорошая девочка, – стонет с гримасой боли.
Я отшатываюсь и лишь сейчас замечаю, как из его плеча хлыщет кровь. Рана разошлась, когда он взял меня.
Черт! Эта старая рана… Я зашивала ее много раз, но изверги каждый раз вспарывали ее заново – и все повторялось снова. Она никогда не заживала до конца.
– Я быстро, – обещаю ему, вскакивая с кровати.
Я несусь в гостиную, где стоит солидная аптечка, наполненная препаратами, которые Камаль скупил по пути. Внутри анальгетики, антисептики, перевязочный материал. Я рыщу по коробкам, читая названия, пока не нахожу все необходимое.
Сердце грохочет в груди. Рану нужно срочно обработать и зашить, иначе пойдет инфекция…
Главное – не медлить.
Я вбегаю в спальню. Камаль уже бледный, губы сжаты в тонкую линию. Он смотрит на меня тяжелым взглядом, но молчит, позволяя мне остановить кровь.
– Вы только не умирайте…
– Не бойся, – Камаль кривит бледными губами. – Перед тем, как сдохнуть, я скажу тебе код. Выберешься из бункера.
– Скажете?.. – выдыхаю.
Я замираю, нависнув над мужчиной. Я верю, что он скажет, но нужна ли мне свобода такой ценой? Ценой жизни другого человека?
– Я так… не могу… – выдыхаю тихо и ловлю на себе его удивленный взгляд.
– В кого ты такая наивная дура? – чертыхается, пока я обрабатываю, а затем зашиваю его рану. Под кучей обезболивающего, разумеется. Быстро вводить обезболивающие я научилась давно, и Камаль в этом деле стал моим первым…
– Лучше быть наивной дурой, чем той девушкой в паспорте… на которую я, к несчастью, похожа… – шепчу. – Как она вообще живет, зная, что вы четыре года корчитесь в муках?!
Камаль скрипит зубами, и я не уверена, что это физическая боль. Его добивают мои слова.
– Она ничего не знает.
– Тогда кто это сделал с вами? Кто держал вас в плену?
Я тихо вскрикиваю, когда Камаль перехватывает меня здоровой рукой.
В его взгляде – пустая чернота, когда он шипит:
– Ты с ним никогда не встретишься. Зашивай молча.
Зашиваю. Молча. А когда заканчиваю, то осторожно убираю нитки и медикаменты в сторону, чтобы не пораниться. Его кожа горячая, влажная от пота.
Я протягиваю ему таблетки и поясняю:
– Жаропонижающие и антибиотики…
Он глотает все сразу.
Я накрываю Камаля одеялом в надежде, что он протянет до утра, ведь код я так и не взяла. Не согласилась. Действительно дура…
– Иди сюда, Ева, – велит мне.
Он протягивает здоровую руку и хватает меня за запястье, рывком притягивая к себе. Я проглатываю мольбы о помощи, когда он утаскивает меня под свое одеяло. Словно это его право. Как зверь.
– Ты можешь понадобиться мне ночью. Будешь спать со мной.
Мое сердце улетает в живот.
Камаль впечатывает меня в свою грудь, а его рука тяжело ложится мне на талию, прижимая ближе.
– Не бойся, – его дыхание касается моей шеи, горячее, слишком близкое.
Я боюсь. Очень. Запах крови въедается в кожу.
– С тобой тепло, Ева…
Его тело горячее, даже слишком. У него температура, и его бьет озноб.
Мне жарко. Очень. Но я терплю, пока его руки скользят по моему телу, обхватывая меня железным кольцом.
– Не дрожи, – его голос почти ласковый, но мне от этого не легче. – Уснуть хочу. Или сдохнуть. Что побыстрее.
Я зажмуриваюсь, но сон не приходит. Ни мне, ни ему. Его дыхание остается неровным. Хрипловатым и прерывистым.
– Зачем вы меня обняли? Ну, в тот момент, когда надзиратели зашли в камеру, – поясняю ему. – Они ведь потом вас пытали… на электрическом стуле.
– Стул – это единственное место, где для пыток им придется снять с меня цепи. Если для того, чтобы освободиться, мне нужно было сесть на электрический стул, я готов был пройти этот ад… – шевелит губами устало.
– Почему вы не сделали этого раньше? Чтобы освободиться…
– Раньше сил не было. Я бы не справился с ними. Костлявый был. Без сил. Ты меня откормила.
Я киваю, а затем слышу тихое признание:
– Ты мое спасение, Ева…
Я хватаюсь пальцами за ошейник. Скольжу ниже, к груди, достаю маленький кулон и сжимаю его в кулаке. Внутри – фотография моего младшего брата.
– Вы поможете мне найти моего брата? – спрашиваю тихонько.
Я сжимаюсь в комок, когда встречаю на себе его черный взгляд. Я никогда не была так близка с мужчиной, как с Камалем. И он это чувствует.
– Если сам выживу. И если будешь хорошей девочкой.
Я не знала, что нужно делать, чтобы стать хорошей девочкой, но этой ночью, взятая в железное кольцо его рук, я отчетливо поняла, что для брата я готова на все.
Глава 7
Камаль
В горле першит. В висках стучит. Плечо горит огнем.
Руки сводит судорогой от цепей, но к утру это привычное дело.
По времени примерно шесть утра. Через полчаса принесут похлебку. Если выходной, то не тронут. Если будний день – надо готовиться к бойне. К новым пыткам. Что там на очереди? Бои без правил? Давно не было. Зато после боев не трогали неделю, а то и две – как повезет. В последний раз вот отходил месяц. Не трогали, Ева ухаживала. Поначалу рыдала, глядя на меня, потом начинала мазями своими меня обмазывать и едой кормить. Словом, месяц после бойни был как на курорте.
Слышу, как лязгает дверь.
Напрягаюсь. Прислушиваюсь.
Если дежурный уставший, он может просто оставить миску и уйти. Ева кормить придет. Она меня с утра кормит, вечером – зашивает. И еду тайком приносит. Чтобы я сил набирался. Для побега. В последние дни я усиленно готовился к побегу, поэтому велел ей приносить больше еды. Я же не девчонка. Жрать хотелось всегда. Все четыре года.
Вот она и приносила. То в подоле, то в сумках вместе с лекарствами. Сама голодала, но приносила. Исхудала. Тощая стала. Но все равно меня кормила. Мясом в основном. Овощи и фрукты ей оставлял. А то бледная стала как поганка. Улыбаться почти перестала, а я от ее улыбки… она меня вставляла. Улыбка ее. И разговоры эти идиотские ни о чем – вставляли.
Я от тоски подыхал, а тут она появилась…
За четыре месяца она откормила меня нормально. И незаметно. Еще немного, и я выберусь отсюда.
Сегодня электрошокер или кулаки?
Пытки в ледяной воде или в кипятке?
Сегодня бои без правил или просто очередное наказание? Второе, по правде говоря, наскучило. Боли давно нет. Один адреналин – и тот надоел…
