Корнет (СИ) - "taramans"

— Я смотрю у тебя все в порядке со здоровьем. И младенец растет хорошо — я не вижу никаких проблем.

— Так может… Ну…

Паша, глядя ему в глаза, поддернула юбки и присела на колени.

«Ох, хорошо! Научилась она… Молодец какая!».

— Подожди, милая! Я хочу, чтобы и у тебя удовольствие было…

Плещеев потянул горничную на ноги, развернул к себе спиной.

— Обопрись о столик. Вот так. И аккуратненько, чтобы не повредить ни тебе, ни младенцу…

Когда повеселевшая Паша уже собиралась уходить, Плещеев сказал:

— Ты меня не ревнуй! Если мы с тобой и Варварой меж собой ругаться не будем, то и ты недовольной не останешься, и она в накладе не будет. Поняла ли, милая?

Горничная остановилась, задумавшись, а потом несмело обратилась:

— Ваше благородие, Юрий Александрович! Позвольте с просьбой к вам обратиться?

Плещеев хмыкнул и разрешил.

— Захар мой… Бестия эта рыжая. Простыл ведь по весне! Телега как-то в ручье застряла, вот он и вытягивал ее. Ноги застудил. Вроде и вылечился, да все кашляет, да говорит, что в поясницу у него отдает. Христом-богом прошу — поглядите его, а? А ну как эта хворь и далее грызть его затеет?

Юрий поморщился, но был вынужден согласиться. Осмотрев рыжего приказчика, Юрий вынес вердикт, для себя, прежде всего:

«Я бы назвал это бронхитом. Не особо сильным и вне стадии обострения. Почки еще, видимо, подстужены. Ну, это мы быстро наладим!».

Плехов чувствовал, что его внутренний запас силы… Подрос, что ли? Вроде бы и не слишком заметно, но ему уже не было необходимости после каждого лечения бегать и «обниматься с березками»! И какой-то минимальный уровень уже пополнялся сам. Навыки, похоже, росли.

Можно было ограничиться парой сеансов, но Юрий решил довести дело до конца. Привел в норму легкие и почки приказчика, занялся общим фоном здоровья. Разминая в очередной раз рыжего прощелыгу, от скуки больше Плещеев спросил:

— А что, Захар, ты с батюшкой Варвары, хозяйки нашей — знаком ли?

Рыжий приподнял голову от кровати, где и происходило лечение:

— С дядькой Никитой, что ли? Вестимо, знаком! То дядька же мой… Как не знаком-то?

— Так ты, выходит, брат Варвары, что ли?

— Не… не брат. То я только так сказал, что Никита Саввич — мой дядька. Так-то, получается, он мой дед. Не родной, правда, а троюродный, выходит. Мамки моей двоюродной тетки сродный брат.

«М-да… Хрен пойдешь! «Нашему забору — троюродный плетень!».

— И как он купец — крепкий ли?

— Так все дело — под ним же! Варвара-то… так только хозяйка. Можно сказать, представитель семьи. А за весь товар, как проданный, так и купленный — я перед Никитой Саввичем отвечаю.

Юрий хмыкнул:

— Прямо вот ты отвечаешь? Не Варвара?

Захар заверил:

— Говорю же… Варвара — она только отца представляет. А все расчеты — то на мне всегда было…

— Так что за купец-то Никита Саввич, дед твой. Купи-продай, или что серьезное?

— Скажите тоже, ваш-бродь… Купи-продай! Не-е-е… Саввич крепко на ногах стоит! Окромя лавок у него еще и лабазы имеются. Мельниц одних — три штуки. А уж третий год он и с сахаром затеял дело. А что… Земли-то у него нет, вот он и заключил подряд с несколькими поселениями вкруг Ставрополя — свеклу они сеять начали. А он, стал-быть, ее у них скупает, да на сахар перерабатывает! Растет Саввич, пусть не быстро, но — растет! Масло давить начали. Сахар, масло…

— Погоди! Так, насколько я знаю, дело это такое… Так, с кондачка не получится! Это что же… Получается, у него и мастера-химики есть? Ну — кто ведь процесс-то ставит?

— Есть! Сначала-то он все больше с учителями разными советовался, кто в этой химии микитит. А потом уж пару скубентов к себе принял, из тех, что недоучки. Но — ничё-о-о… Он их и доучиться заставил, робют на него теперь.

«Трум-пурум-пурум-пум-пум… Х-м-м… Если у этого купчины есть какое-то производство и химики… Может есть смысл с ним попробовать поговорить по поводу всех этих новинок? И мин сигнальных и прочего… из моих задумок?».

— А вот… Кузня есть ли у него? Или какой цех по работе с металлом? — продолжал опрос Юрий.

— Есть! Даже не кузня… Мастерская — я бы так назвал. Не цех, но… Там они больше для себя работают. И на мельницах тех, и в маслобойке, и на сахарном заводике — всегда же что-то требуется. Вот — чтобы к другим не бегать, решил Саввич все это у себя изготавливать.

— Значит, говоришь… Развивается твой родственник, да? — спросил подпоручик.

— А то! Саввич — он такой, своего не упустит! Он, ваш-бродь, спит и видит — как бы со второй гильдии в первую махнуть! Это же… Это же — какой кураж! Купец первой гильдии! Не хухры-мухры, понимать надо! — Захарка вроде даже загордился, как будто это он сам собрался идти в купцы первой гильдии.

— А вот еще вопрос: он к нам в гости-то — не собирается ли? В Пятигорск-то?

— Почему — не собирается? Собирается! Он же хоть раз в год — но приезжает, своими-то глазами поглядеть — как тут все у нас. Чаще, конечно, дважды в год — весной и осенью. Но — раз в год, не реже, да побывает, проверит тут все!

«М-да… поговорить, что ли, с ним, с купцом этим? Вдруг, что и получится?».

После разговора с Захаром, во время очередной ночи в спальне купчихи… Точнее — в очередной перерыв между приступами «любовной лихорадки», как прозвала сие явление сама партнерша, разминая и массируя Варе спину и то, что ниже, Юрий спросил:

— А что, Варенька, приедет ли твой батюшка в гости?

Женщина, которая млела под его руками — казалось, что только не мурчала от удовольствия, замерла, а потом, потянувшись, спросила:

— Ну что вы, право, Юрий Александрович… Прям всю негу с меня согнали! Вопросы такие…

— Ну, как согнал — так и снова нагоню! — засмеялся соблазнитель-массажист, — Или не веришь?

Варвара осторожно вывернулась из-под него, села повыше на кровати, подтянув и подложив под спину подушку, поправила растрепавшиеся волосы и, усмехнувшись, признала:

— Как не верю? Верю… Вы порой одними касаниями меня в трепет приводите.

Она уже вовсе не стеснялась его и не просила задуть свечи. И, как он и говорил, вполне полюбила… К-х-м-м… Ласкать его губами и языком. И получалось это у нее все лучше.

Женщина хитро уселась, сложив руки под грудью, подняв их, оценила воздействие картины на гусара и подтянула ножки ближе к груди, открывая для взгляда красивые бедра.

— Юрий Александрович! Вот — так-таки и нужно вам в такой-то момент разговоры о делах заводить?

Плещеев обвел оценивающим взглядом всю картину, чуть усмехнулся:

«А она явно похорошела! И так-то была женщиной вполне симпатичной, а сейчас… Груди я ей поправил, кожа… ну — не то, что как у девушки стала, но… упругая, бархатистая. Бедра крепкие, литые. Животик, благодаря нашим «упражнениям» почти исчез. Да и вообще… Нет, определенно — хороша!».

— Нравлюсь? — женщина заулыбалась, верно оценив его взгляд.

— Очень! — признал Юрий.

Варя мгновенно сменила выражения лица и, надув губки, протянула:

— А ежели так… Так что ж вы… Ладно там — Пашка эта, мерзавка. Но ведь к вам и эти бегают… Девки оганесяновские. Яж не раз их видела, как они к вам приходят! Как вам не совестно… со шлюхами-то?

«М-да… Не успела какие-то отношения завести, и уже — ревность. Не-не-не… Этого нам не надь! Осаживать надо. Но — не резко!».

— А ты что же — ревнуешь, что ли?

Варя принялась накручивать локон на палец:

— Ну-у-у… Не то что ревную. Но… сие может же… У них ведь там, сколько кавалеров бывает? Да ведь и люди разные. А ну как — болезнь какая срамная?

Плещеев засмеялся:

— Варенька! Ты как будто забыла, с кем дело имеешь. Я ведь болячки всякие сразу вижу, мне даже не надо до человека притрагиваться. Да и подлечиваю я их…

— За плату, небось? — купчиха кивнула, ей это было понятнее.

— Нет, не за плату. Я фактически на них тренируюсь. Можно сказать — руки набиваю по лечению вот этому. Тебе же нравится, как ты сейчас выглядишь и как себя чувствуешь, да? Во-о-о-т… А на ком бы я так… упражнялся? И им польза, и мне — навыки.