Без ума от леди - Джеймс Элоиза

– Какой позор, – презрительно бросила Имоджен. – Не понимаю, почему Селина никак не может смириться с тем обстоятельством, что она – замужняя женщина. Посмеет надеть платье с невероятно глубоким декольте и самым тесным лифом в этой части графства. И наверняка настоит на том, чтобы занять место рядом со мной.

– Чтобы только погреться в лучах твоего успеха, дорогая, – попыталась успокоить дочь Миллисент. – Но мне очень не нравится твой капризный тон. Во время сезона дамы из высшего света станут твоими надежными союзницами. Но только не в том случае, если сочтут тебя слишком острой на язык. – Имоджен только-только начала выходить в свет и уже обзавелась толпой поклонников – местных юнцов, ищущих ее внимания. И это не самым лучшим образом сказалось на ее характере.

– Никто даже не взглянет на меня, если Селина весь вечер будет выставлять свою грудь напоказ, точно вывешенное для просушки белье!

– Леди не пристало так отзываться о людях, – неодобрительно покачала головой Миллисент. – И почему бы тебе не надеть сегодня платье из газа слоновой кости вместо фиолетового муслина?

– Пожалуй, так и поступлю, – пробормотала Имоджен. – А что собираешься надеть ты, Генриетта?

– Итальянский креп.

Имоджен удивленно уставилась на сестру.

– Я полагала, ты бережешь его для какого-то особого случая.

– Я передумала.

– Леди Ролингс в трауре, Генриетта. Так что танцев не будет.

Генриетта открыла было рот, но Имоджен исправилась:

– Впрочем, траур не имеет никакого значения, поскольку ты все равно не танцуешь. Так зачем, скажи на милость, надевать итальянский креп? Я была уверена, что ты приберегла его для званого вечера в Тилбери.

Генриетта пожала плечами.

– Зачем? Как ты верно заметила, я не танцую. Так почему бы мне не надеть то, что хочется? Какая разница, когда именно я появлюсь в новом платье?

– Никому не ведомо, что уготовило нам будущее, дорогая, – произнесла Миллисент, обнимая Генриетту за плечи.

Девушка тепло улыбнулась мачехе.

– В моем случае танцев не предвидится. Впрочем, как и ухажеров.

– Но ты гораздо красивее Селины Дэвенпорт, – с удовлетворением заметила Имоджен.

Генриетта улыбнулась.

– Какая беззастенчивая ложь!

– Но ведь это правда. Ни одна из местных девиц тебе и в подметки не годится. Если бы не твоя хромота, ни один поклонник не обратил бы на них внимания. Я слышала, как миссис Бернелл сказала, что ты становишься опасно красивой, Генриетта. Представляешь? Опасно красивой! Обо мне такого никто не скажет. С моими-то немодными волосами.

Встав у сестры за спиной, Имоджен скорчила гримасу своему отражению в зеркале. Волосы Генриетты мягкого янтарного оттенка украшали вкрапления лимонных и золотисто-медовых прядей. В то время как Имоджен вынуждена была довольствоваться своими черными, как вороново крыло, локонами.

– Вздор, – фыркнула Генриетта. – Никому нет дела до твоих волос, если ты не можешь иметь детей.

– Мистер Гелл слышал о новом докторе, – напомнила Имоджен. – Он лечит кости и живет в Суиндоне. Может, он знает, как тебя вылечить?

– Папа возил меня ко всем докторам, что живут в радиусе сорока миль, и все говорили одно и то же: если я забеременею, то, скорее всего, умру во время родов вместе с ребенком. Лучше уж смотреть правде в глаза, чем мечтать о новом докторе, способном подарить мне надежду.

Имоджен поджала губы и на мгновение стала похожей на властную и непреклонную римскую богиню. Или своего покойного отца.

– Я не собираюсь опускать руки, – заявила она. – Наверняка найдется доктор, который сможет тебя вылечить. Вот увидишь.

– Да не нужен мне муж, – рассмеялась Генриетта.

Однако слова сестры не убедили Имоджен.

– Ты так воркуешь с детьми.

– Вовсе нет, – возразила Генриетта, испытавшая приступ тошноты при мысли о будущем старой девы. Неужели ей действительно придется всю жизнь восхищаться чужими детьми? От охватившего ее знакомого чувства отчаяния больно сжалось сердце. Все это так несправедливо!

О, если б только она была похожа на тех модных светских дам, которых вовсе не интересовали собственные отпрыски. Леди Фейрберн похвалялась, что видит детей всего пару раз в год, утверждая, что это самый лучший способ воспитания. Да и блистательный мистер Дарби не сразу признал свою очаровательную маленькую сестру.

Как же все-таки несправедливо устроен мир. Она, леди Генриетта Маклеллан, проклята страстью к детям и искалеченным бедром, не позволяющим их иметь. Она всеми силами старалась убедить себя, что руководство сельской школой с лихвой заменяет ей материнство. А еще постоянно напоминала себе, что Господь наделил ее недюжинным умом, позволяющим понять, как могут утомлять мужья.

– Если бы я вышла замуж, моя жизнь стала бы невероятно скучной, – заметила Генриетта. – Мне пришлось бы делать вид, будто мне ужасно интересны все эти разговоры об охоте и гончих. Мужчины – идиоты, поглощенные только собой. Взять, к примеру, мистера Дарби. Он был так уверен в собственной значимости, что попытался сразить меня наповал своими лондонскими манерами. Меня!

– Так вот почему ты решила надеть итальянский креп, – лукаво усмехнулась Имоджен. – Мне стоило сразу же догадаться! Он и впрямь так потрясающе красив? Эмилия рассказывала, что все девушки в Лондоне сгорали от желания с ним потанцевать. Единственный комплимент из его уст – и ты самая желанная невеста в Лондоне.

– Никогда не видела более самодовольного человека, – охладила пыл сестры Генриетта. – Видела бы ты, как он расстроился, заметив, что его шейный платок помялся.

– Должно быть, Дарби заметил, как ты прелестна. Он сделал тебе комплимент? Поэтому ты хочешь надеть свое лучшее платье?

Генриетта рассмеялась.

– О, Имоджен, перестань. Неужели ты веришь, что я стану прихорашиваться ради какого-то лондонского щеголя, заглянувшего в нашу богом забытую деревеньку? Я его не интересую. И что еще более важно – он совершенно не интересен мне. Я еще вчера решила, что надену платье из крепа. Я уже сказала, что не собираюсь ждать более подходящего случая.

– Я тебе не верю, – упрямо заявила Имоджен.

– На самом деле мое бедро – настоящее благословение, – сказала Генриетта своей скептически настроенной сестре. – Если бы не оно, папа выдал бы меня замуж сразу после моего дебюта…

– Которого у тебя не было.

– Был бы, если б не врожденная хромота. Я бы стала женой того, кто дал бы за меня больше. Того, кто даже не потрудился бы запомнить моего имени, а просто хотел бы заполучить имущество отца, бо́льшая часть которого не подлежит отчуждению. Так что к этому моменту я превратилась бы в нудную, умирающую от скуки женщину.

– Меня выдали замуж еще до моего дебюта, – вставила Миллисент. – И я не ведаю скуки. Ведь у меня две самые чудесные дочери во всем королевстве. К тому же, Генриетта, я всегда находила беседы с твоим отцом очень интересными. Он не просто рассуждал об охоте, а был настоящим кладезем информации.

Генриетта с улыбкой посмотрела на мачеху.

– Подобные беседы тебя очаровывали, потому что ты самая милая и добрая женщина в стране. Мне же претят навевающие скуку разговоры об охоте за завтраком, равно как утомительное перечисление подстреленных животных за ужином. Боюсь, вспыльчивость возьмет надо мной верх.

– Это потому, что ты не влюблялась, – заметила Миллисент.

– Если бы твой дебют состоялся, ты наверняка нашла бы любовь в свой первый же сезон, – мечтательно протянула Имоджен. – Какой-нибудь красивый герцог покорил бы твое сердце и тотчас же попросил бы твоей руки. – Забываясь, эта капризная и раздражительная девица превращалась в страстного романтика.

– Красивых герцогов не бывает, – со смехом возразила Генриетта. – Все они старые и дряхлые. – Она попыталась представить себя дебютанткой в окружении пожилых джентльменов. «И многочисленных охотников за приданым», – подсказал ехидный внутренний голос. Несмотря на то что титул отца перешел какому-то дальнему родственнику, неотчуждаемая часть его состояния сделала Генриетту богатой наследницей. Она принимала бы от поклонников цветы и подарки, танцевала бы на балах с изысканными джентльменами вроде Дарби. Генриетта едва не рассмеялась при мысли об этом. Дарби и сам был слишком опасно красив. Кому вообще придет в голову рассматривать его в качестве потенциального мужа?