Анчутка (СИ) - Малых Алексей

Сутолока и неразбериха на площади осталась далеко за ними, несущимися верхами, на достаточном расстоянии друг от друга в степь, лесами покрытую. По сторонам, спереди и сзади мелькали перелески, увалы, холмы. За очередным небольшим еловым лесом с густыми раскидистыми соснами возле тонкой речушки Военег потерялся из виду, вынудив Креслава осадить взмыленного жеребца. Он слушал степь, сипло вдыхая этот сладко-многоголосый воздух. Пустил к балке коня, подняв в галоп того с места, лишь уловив ухом трескотню в стороне, нагоняя Военега, выскочившего из бора.

Военег уж с четверть годины несётся на верховом, беспрестанно подталкивая его своими ногами. За ним по пятам Креслав не отступает на своём. Рассекают упрямый воздух. Взметнулись друг за другом на увал, пропали за его хребтом.

Первый конь с визгом заскользил вниз к подножию с другой стороны. Оступился раз, через малое время — второй. Завихлял задом, более не отвечая на посыл всадника, споткнулся и, тяжело хрипя, полузагнанный встал на передние колени. Военег спрыгнул. Отбежал, принял боевую стойку, встречая одноглазого на ходу со своего верхового слетевшего. Его жеребец запалённый бегом ещё пробежал недолго и встал тяжело вздыхая и фыркая в широкие ноздри. Встрепенулся, принял в бок от неожиданного лязганья.

Два воина сошлись, обмениваясь мощными ударами. Заплелись их булаты — каждый стремился остриём своим достать другого. Военег оттолкнул от себя Креслава пинком в живот. Тот опрокинувшись на спину, не выпуская меча, резво перевернувшись на бок, подскочил и вновь в бой, снизу отвечая на выпад. Мечи вновь зазвенели в резвой пляске, а мужи вновь сблизились. Креслав, уходя в сторону, пропустив полянина за себя, ударил с разворота того правым локтем по загривку. Военег в заданном темпе пробежал пару шагов спотыкаясь и кубарем слетел к подножию увала, где была небольшая ложбина. Тряхнул головой и, с колен поднявшись, успел отразить падающий на него меч.

Злоба в глазах сверкала. Мужские рыки стелились в неглубокой ложбине. Военег скользнул клинком по воздуху над Креславом, а тот склонившись ушёл от прямого удара. Отступил и Военег от колющего. Выдыхаются бранящиеся, но рубятся во всю свою силу. Только разница лишь в том, что Военег живым уйти хочет, а Креслав бьётся себя не жалея. Вновь и вновь пели булаты. Расходились воины и вновь нападали жарко.

Оба бессильно на колени упали. Дыхание тяжёлое из груди прорывается с хрипом. Вновь бой свой начали, одновременно кинувшись навстречу друг к другу. Вот и первый меч настиг плоть живую — Креслав задел остриём грудь Военега, появилась на его золотой одежде полоса рдяная. Огнём загорелся единый бледно-голубой глаз — опрометчиво бросился Креслав на обидчика Тулай. Черкнул Военег по надбровнице не тронутой северского. Стелит кровавой паволокой единый глаз. Тот отёрся поспешно, подпустив к себе Военега нехотя.

Сблизились, что своими руками коснулись друг друга. Оттолкнул от себя Военег северского. Тот упал, дав оседлать себя сверху. Военег на Креслава давит мечом, тот — снизу своим, уперевшись ладонью в голомель.

Над ним перекошенное лицо в ражном рыке застыло. И не слышит его северский — представилось Креславу, как оно над нежной Тулай склонилось в похотливой гримасе изломавшись. Весь её ужас и боль в одном моменте мелькнули, крик её в ушах прозвучал, тот самый, который он слышал перед тем как, сражённый Борисом, сам упал провалившись в беспамятную пропасть. В помутнении гневном Креслав полянина с себя через голову сбросил. Не вставая с земли на того кинулся, выбив из рук его меч, но и свой потеряв от торопливости. Бились. Бились голыми руками, душили локтями, давили. Возились, размазывая по лицам друг друга брения из пота, слюны и крови.

Военег, заметив черен изворова меча сбоку от себя, протянул к тому свою руку, позволив Креславу придушит себя посильнее. Тот не дал дотянуться, парой полновесных ударов обрушив свои кулаки на голову Военега. Полянин был стоек — выдержал. Провернувшись под Креславом, выиграл себе то малое расстояние, пару пальцев всего-то, чтобы схватить меч за самое лишь навершие. Но Креслав овладел тем мечом первый. Просунул под бороду Военега, уже удобно расположившись на его лопатках, острую кромку и, удерживая меч одной рукой, а другой держа Военега за чуб, впившись в горло, принялся отнимать у того голову.

39. Желанное дитя

Когда голова Военега с безумно выпученными глазами была отнята от его могучего тела, Креслав, не получив пресыщения своего чувства мести, изсушившего его душу, а затем превратив и пылкое сердце северского в кусок камня, подобному глыбе чернозёма, которое от нехватки живительной влаги любви покрылось ужасными трещинами, тем изуродовав его внутреннего, когда-то способного на пылкую нежность, завопил. Он желал вновь и вновь повторить сие действие, не понимая, почему это произошло так быстро, ведь он даже на малую толику не унял своей жажды.

Войдя в исступлении от неуёмного желания повторить это действие вновь, он тряс голову Военега, мотал ею в разные стороны, ударял ею о землю, и не найдя удовлетворения в том, отшвырнул от себя. Она, подобно кожаной киле (мяч для игры в килу, сшитый из трёх частей и набитый мехом), с которой играли северские, подпрыгивая по кочками, покатилась и сорвавшись в ложбину, пропала в сухостое. Тот ещё немного поколебался и замер.

Но Креслав не желал остановиться. Он вопиял к Небесам, к своей Тулай, пытался докричаться до самого себя. Его хриплый крик перекинулся через хребет увала, даря возможность двум отрядам, притекающим с разных сторон, отыскать его.

Первыми кого он увидел это были его кыпчаки. Они обступили его со всех сторон, пытаясь что-то тому донести. Несмело подошли к окровавленному воину ближе, когда тот, уже обессилев и тяжело дыша, встал на колени. Но и сейчас он не слышал их уговоры поторапливаться. Его одноокий взгляд застывший в безумии начал смягчаться, переменив выражение лица на глубокое сожаление. Наконец, половцы заметили то, что приковало его внимание.

Она в венчальном одеянии восседала на караковом жеребце, что стоял на вершине увала. Её тонкая фигура казалась ещё меньше и беззащитнее на фоне исполинского заряжающего, но не смотря на эту грандиозность и мощь, конь был под ней кротким как мерен. Прижала ногами бока своего Лютика, послав того вниз. Так и шла, не отводя своих озёр от дядьки Креслава.

​​​​​ — Уходите! — Креслав проговорил на кыпчакском, поднимаясь к девице навстречу. — Скажите Манасу, что его мать теперь отомщена, скажите своему хану, что я хочу получить свободу, как он и обещал мне.

— Креслав! Кыдан-хан умер, а Манас-хан ждёт тебя. Он прислал нас за тобой. Мы должны уходить. Урусов намного больше, чем нас! Мы не одолеем их! — пытались те его образумить, видя, как через вершину, немного постояв на её плато, переваливают северские конные.

— Я должен с ней поговорить! — направился в сторону близившегося к нему Лютого.

— Но Креслав…

— Уходите сами, пока у вас есть время. Или вы погибните здесь вместе со мной!

Сорока, выскользнув из седла и медленно ступая по примятой ветром траве, уже высушенной и покрывшей землю плетёным килимом, приготавливая ту к зимнему сну, пошла навстречу к кыпчакам, которые встали в обороне за спиной Креслава, видя обступающих их северских.

— Вернись! — восклик Мирослава даже не поколебал Сороку, стремящуюся получить ответы на свои вопросы.

— Он ей не навредит, — Олексич пытался того осадить, не желая, чтоб из-за своей ретивости, Мирослав подверг Сороку опасности — она слишком близко подошла к половцам, и, при всём желании, северским не добраться до неё первыми. — Если подойдём ближе, она окажется в самой гуще. Выманим их лучше на себя.

Кыпчаки, проявляя неповиновение словам Креслава, но следуя приказу своего господина, вернуть его наставника в курень любым способом, ринулись на северских, обтекая с двух сторон эту странную пару. А те так и стояли некоторое время, ведун, превратившийся в степного воина, и Сорока, принявшая свой истинный вид боярской дочери.