Северный ветер - Уорвик Александрия

– Я удаляюсь в свои покои! – заявляю, отталкиваясь от стены.

Меня тут же заносит в сторону. И теперь, когда брата нет рядом, король не утруждается помощью. Я врезаюсь в ближайший стул.

– Орла! – гаркает король.

Топот ног.

– Да, господин?

– Проводи мою жену в ее покои. И чтобы она не расшиблась по дороге.

Глава 7

Первая осознанная мысль после пробуждения – что я мертва.

Ломит все тело. Под кожей вялыми толчками перетекает кровь. В голову долбит, долбит, долбит боль. С закрытыми глазами тянусь коснуться виска, и рука дрожит. Боль не унимается. Если я еще не мертва, значит, близка к этому. Во рту будто сплошной мел.

Медленно заставляю себя сесть, опираясь спиной об изголовье кровати. Очень зря.

Желудок яростно взбрыкивает. К горлу подкатывает желчь, и я едва успеваю схватить с прикроватной тумбочки вазу, прежде чем вчерашний ужин хлещет наружу. Едкая вонь вызывает новую волну тошноты. Меня выворачивает до тех пор, пока желудок не сводит сухой судорогой. Затем я наконец возвращаю вазу – теперь полную рвоты – на тумбочку, а сама валюсь обратно на подушки.

Стук становится таким громким, что я не могу больше не обращать на него внимание, однако исходит он не из моей головы.

Кто-то барабанит в дверь.

Судя по серому небу на востоке, еще не рассвело. Да что ж за чудовище смеет будить человека в такой час?

Король стужи? Как только мысль обретает форму, отметаю ее напрочь. Он уж точно не стал бы стучать. Ворвался бы прямиком, будто имеет на это полное право. И вряд ли это Орла, она слишком чуткая, чтобы будить меня столь жестоким образом.

Очередной удар в дверь посылает такую волну по стене, что висящая над камином картина валится на пол.

– Ладно! – рявкаю я. – Минутку.

«Для приличия сойдет» – лучшее, что у меня выходит с учетом обстоятельств. На мне тонкая белая сорочка, правда, не помню, как переодевалась в нее ночью, но пока не буду об этом думать. Натягиваю халат, завязываю его на талии, шаркаю к двери, рывком ее открываю.

За порогом стоит Зефир.

Изгибает губы игривой усмешкой, оценивая мою помятость и пятно засохшей слюны на щеке. Сам он, привалившись плечом к стене, выглядит расслабленно и небрежно, а вот острый, пытливый взгляд свидетельствует о совершенно обратном.

– Здравствуй, Рен.

Если я вся из себя ходячая смерть, то он – жизнь: свежий, полный сил, сияющий очарованием. Ниспадающие каштановые кудри переплетаются с тонкими зелеными побегами. Сегодня на нем золотая туника до середины бедра, облегающие бриджи, сапоги на мягкой подошве, плащ на меховой подкладке.

– Что ты здесь делаешь?

Никогда не видела, чтобы взрослый мужчина надувал губы, но Зефир и не обычный человек. Он – Западный ветер. Наверняка он может делать все, что только пожелает.

– Пришел узнать, как ты себя с утреца чувствуешь.

– И для этого почти выломал мне дверь? – огрызаюсь хмуро.

Слишком сейчас рано для этого разговора. Для вообще любого разговора, если уж на то пошло.

Зефир лениво окидывает меня взглядом с головы до ног, затем возвращается к лицу, мельком задерживаясь на шраме. Скалю зубы, вздернув губу, и плотнее затягиваю пояс халата.

– Почему нет, если это тебя поднимет.

Зефир заливается смехом. Звучит до мурашек похоже на пение птиц.

– Что ты на самом деле тут делаешь?

– Пришел тебя похитить, – с наигранным надрывом и взмахом руки заявляет он.

Вспоминаю вчерашний ужин. Пусть я не доверяю Королю стужи, но брата он явно недолюбливает не просто так. И на это я не могу закрывать глаза. Боги ничего не делают без причины, и самые опасные из них – те, что от меня скрыты.

– Ты же знаешь, я не могу пройти сквозь Темь.

– А кто говорит о Теми? – На лице Зефира мелькает сложное чувство, не могу его понять. – Разве ты не хочешь сбежать на пару-тройку часиков подальше от этого гиблого места?

Он с явным отвращением оглядывает мою комнату. Там все еще довольно темно, несмотря на сорванные шторы. И не продохнуть от роскоши.

– Женщине нужен ветер на лице, как цветку солнечный свет.

Ну, если на то пошло… в чем-то он прав.

– Было бы здорово, – медленно произношу я, прежде чем отдаю себе отчет. Как бы меня ни раздражала встреча с Зефиром, раздражению не затмить правду, а правда в том, мне нужно выйти наружу, размять ноги, на время убраться из клетки. – Только сперва переоденусь.

– Нужна помощь?

От неожиданного предложения по коже бегут мурашки. С трудом выдерживаю ровный тон:

– Разве я просила о помощи?

В уголках глаз Вестника разбегаются морщинки.

– Ой-ей, – шепчет он. – Я тебя обидел.

Нет, не обидел. Унизил.

– Знаешь, кажется, я передумала, – отступаю на шаг, закрывая дверь.

Зефир успевает подставить ногу.

– Тебе бы посмеяться, Рен. Это ведь добродушная подначка, не более.

Мама всегда настаивала, чтобы мы с Элорой вели себя с незнакомыми людьми вежливо, но потом я вспоминаю, что мама мертва, а я взрослая женщина, и этот бог смеет испытывать на прочность мои границы, будто все игра, маленькая безобидная игра, в которой он за мой счет повеселится, и я этого не принимаю.

Распахнув дверь, я упираюсь ладонью в грудь Зефира и со всей силы его отталкиваю. От неожиданности он путается в ногах. Он больше не смеется.

– Наверное, вчера я произвела неверное впечатление. – Мы стоим нос к носу. Дыхание Зефира – сладкий нектар. – Позволь внести ясность. Ты со мной не шути. Добром это для тебя не кончится.

Зелень его глаз меркнет.

– Ты мне угрожаешь?

Может, глупости мне не занимать, но я та, кто я есть, и не намерена за это извиняться.

– Толкуй как пожелаешь, – я снова отступаю.

Зефир задумчиво поджимает губы. А потом заливается хохотом.

– Ох, Борей с тобой не соскучится. – Отсмеявшись, Вестник произносит: – Приношу извинения за свое поведение, Рен. Ты всецело и полностью права. Я бы с удовольствием прогулялся с тобой по окрестностям. По-дружески, – добавляет он с очаровательным поклоном.

– Ладно. Минутку.

Захлопываю дверь прямо у него перед носом.

Желудку все еще паршиво, но наконец становится лучше, когда я отхлебываю из меха, который припрятала в ящике комода. Перестают дрожать руки. Жажда временно утихает.

Раз уж мы собираемся наружу, я надеваю плотные бриджи и тунику, две пары шерстяных носков, сапоги на меху, точно моего размера, и свой плащ. Весь кривой и в заплатках, но самый теплый из моих вещей. Одна из последних ниточек к дому. Плащи, которые мне предоставили, из мягкого песца, роскошной норки, – пылятся в комоде.

Когда я выхожу из комнаты, умывшись и почистив зубы, Зефир отталкивается от стены.

– Утеплилась?

– Да. А у тебя нет плаща поплотнее? Там холодно.

– Я же Несущий весну, помнишь? – Он обдает меня теплым ветерком. – Бережет от мороза, хотя моя сила во владениях брата не так уж велика.

Когда Зефир ведет меня вниз по боковой лестнице, я заинтригованно спрашиваю:

– На что похоже твое царство? Там есть снег?

– Снег, – Западный ветер содрогается. – Снег там не падает… раньше не падал.

Он вздыхает, и я впервые замечаю под многими слоями любезности, шутливости усталость. Зефир хорошо ее скрыл.

– Когда меня и братьев изгнали, наши силы оказались заперты в наших царствах. Однако в последнее время все меняется. Растения умирают. Звери уходят на юг, ведь погода все холоднее, суровее. Влияние Борея растекается все дальше – и теперь угрожает моим владениям.

– Мне жаль.

Выйдя наружу, мы пересекаем боковой дворик с заснеженными скамьями у изгиба внешней стены. Возможно, когда-то здесь был сад, судя по приподнятым пустым клумбам и останкам мертвых деревьев. По камню под ногами разбегаются трещины.

– Почему его власть посягает на твои земли?

– Контроль все слабеет, вероятнее всего. С тем, что я слышал о Теми – неудивительно, однако любопытно, почему никто еще этим не занялся. – Зефир проводит пятерней по кудрям, на мгновение сжимает их у макушки. – Мне плевать на причины. Я хочу очистить свои земли от его инея. Вот и все. Потому и проделал весь этот путь – воззвать к брату.