Прибежище из серы и тьмы (ЛП) - Дарк Люсинда

— Я удивлена, что Смертные Боги не набросились на них, — мягко говорю я. Там, в Ривьере, Терра мог бы получить пощечину или избиение за то, что посмел даже неправильно взглянуть на Божественное потомство.

Полуночные глаза Руэна встречаются с моими. — Они это сделали.

Мейрин резко вдыхает, и когда она оборачивается, я знаю, даже не глядя, что она ищет Найла, чтобы убедиться, что он невредим. Сомневаясь, что с этого момента до того, как мы вошли и я увидела его, что что-то могло произойти, я продолжаю концентрироваться на мужчине напротив меня.

— Так они набросились? — Уточняю я.

Он кивает.

— Как? Почему я ничего не слышала?

— О, ты же знаешь, какие мы, маленькая воришка, — говорит Каликс, откидываясь на спинку сиденья и беря булочку. — Кто-то орет, кто-то требуют к себе лучшего обращения, а кто-то набрасывается с кулаками. — Он пожимает плечами. — Терры Ортуса не реагирует. Ни на какие оскорбления. Поэтому остальные поняли, что независимо от того, чего они требуют, будут предоставлены только определенные вещи. Убирать их комнаты и предлагать еду получше, чем это, — он делает паузу, указывая на печальную отговорку Мейрин насчет супа, тушеного мяса или что там еще, черт возьми, это такое, — здесь не предложат.

— Чего они от нас хотят? — Дрожащий вопрос Мейрин прорывается сквозь быстро нарастающее напряжение за столом.

— Это вопрос, на который мы все хотим получить ответ, — говорит Теос, когда Терра, которого я узнаю по Ривьеру, останавливается у стола с подносом в руках. Мужчина, и без того слишком худой, выглядит так, словно похудел еще больше, хотя мы пробыли здесь всего день и ночь, но его руки не дрожат, когда он ставит четыре миски, чтобы раздать их Даркхейвенам, а также мне. Я беру миску и подношу ее к носу, принюхиваясь.

От еды поднимается аромат кислого перца и густой мясной запах. И даже несмотря на то, что мне уже доводилось есть всякое дерьмо — просто потому, что под руководством Офелии выбора не было, — сейчас я не хочу это есть. Меня не только смущает возможность, что что-то в этой странной жиже уже протухло, но и настораживает сам факт того, что это нам дали Боги.

Все откидываются назад и хранят молчание, пока Терра заканчивает свои обязанности, прежде чем исчезнуть в конце ряда, раздавая новые миски прибывшим новичкам. Каликс бросает недоеденный хлеб в миску, а затем поднимает ложку, чтобы зачерпнуть кусок и проглотить его обратно.

Как один, Теос, Руэн и я с любопытством наблюдаем за ним. Он немного пожевывает, прежде чем проглотить и пожать плечами. — Это съедобно, — говорит он нам. Теос с сомнением бросает взгляд на свою тарелку.

К сожалению, несмотря на мое убеждение, что еде нельзя доверять, человек может выдержать не так уж много. Я с гримасой тянусь за едой. Наши вопросы откладываются в долгий ящик, поскольку мы стараемся запихнуть в себя как можно больше этой странной бурды. Как я и ожидала, судя по запаху, оно чересчур пряное и в то же время какое-то жирное, и его трудно проглотить, но я всё же умудряюсь затолкать в себя добрую половину миски, прежде чем отодвинуть её в сторону и запить водой из кувшина на краю стола — заодно заев всё это чёрствой булкой.

— Ну, даже если еда, которую они нам дают, не годится даже для скота, — бормочу я, катая булку между ладонями, — если они всё ещё пытаются поддерживать хоть какое-то подобие порядка, значит, нас собираются убить не сразу.

Мейрин давится кусочком собственной булочки и дико кашляет в ладони, когда три пары серьезных глаз — зеленых, золотых и голубых — останавливаются на мне. Я снова смотрю на них и моргаю.

— Что? — Спрашиваю я, когда никто не произносит ни слова. — Вы не можете сказать, что я не права.

Руэн отодвигает миску и скрещивает руки на груди. — Мы не знаем, хотят ли они нас убить, — говорит он, понизив голос.

Я закатываю глаза. — Тогда для чего еще, они могли притащить нас сюда? — Спрашиваю я. Однако, прежде чем он успевает ответить, я наклоняюсь вперед. — Эта дурацкая история с Весенним Равноденствием? — Я фыркаю. — Не валяй дурака, Руэн, ты слишком умен, чтобы поверить в это.

— У-убить нас? — Дрожащий голос Мейрин вновь разжигает во мне сострадание. Я так часто забываю, что Мейрин воспитывалась не так, как я или Даркхейвены. По сравнению с нами, она такая же невинная в этом мире, как и Найл.

Бросив хлеб на стол рядом со своей тарелкой, я поворачиваюсь к ней. Хотя я и хочу предложить ей какое-то утешение, я не хочу лгать ей. Когда я смотрю на ее восковое лицо и бледные губы, на круглые глаза, мерцающие от страха, говорить становится еще труднее.

— Зачем им хотеть убить нас? — Спрашивает Мейрин, переводя взгляд с меня на Даркхейвенов. — Мы делали все, о чем они нас просили. У них нет причин…

— Им не нужна причина, — говорит Каликс, прерывая ее раздраженным звуком, вырвавшимся из его горла. Ее внимание переключается на него. — Боги правят этим миром и нами, а мы для них ничто.

— Мы их дети, — защищается она, хотя по ее тону я могу сказать, что она не испытывает никакой привязанности к нашим родителям.

Каликс опирается локтями на стол, отчего массивное дерево скрипит под его весом. — Тогда где твоя мать, Мейрин? — он спрашивает. — Когда ты видела ее в последний раз? Говорила с ней? — Когда в ответ на его вопрос ничего, кроме тишины, он насмешливо фыркает. — Так я, блядь, и думал. — Он машет рукой в воздухе, словно отмахиваясь от нее. — Мы не что иное, как их ошибки. Они высаживают нас у порога Академии и продолжают жить своей жизнью. Теперь они хотят, так сказать, проредить стадо. Мы для них всего лишь багаж и потенциальная сила.

Черт. Черт! Гребаное дерьмо. Я бросаю на Руэна быстрый тяжелый взгляд, но он уже поворачивается к Каликсу, хватает брата за руку и что-то мрачно шипит ему на ухо. Я уже сосредоточила свое внимание на Мейрин.

— Мей…

— Не надо. — Мейрин поднимает руку, когда я пытаюсь произнести ее имя, ее глаза устремлены прямо на деревянную поверхность стола. — Не лги мне, Кайра, — говорит она. — Даже если я ненавижу его, я могу, по крайней мере, признать, что он честен. Как бы жестоко он это ни сказал, Каликс не ошибается. Моя мать не присылала мне писем больше года, а даже до этого они были редкостью. Я знаю, что я не особо то предмет для гордости. Никто из нас не является таковым для наших Божественных родителей. — Она поднимает голову, рыжие кудри, обрамляющие ее лицо, кажутся менее яркими, чем когда-либо прежде. Когда она смотрит на меня, в ее глазах появляется туманный блеск. — Я уверена, что есть опасные вещи, в которых ты замешена, и я знаю, что они имеют прямое отношение к Богам, но… — Она опускает руку и оглядывается через плечо. Я прослеживаю за ее взглядом и вижу Найла, стоящего у каменной стены с прямой спиной и бесстрастным выражением лица, которое держится на волоске.

Однако, когда он видит, что Мейрин смотрит на него, любая попытка изобразить безразличие улетучивается, выдавая тоску, которую он испытывает по ней. Настолько глубокую и мощную, что заставляет мой собственный холодный мертвый орган в виде сердца биться немного быстрее.

— Не говори мне, — почти шепчет Мейрин. — Не говори никому из нас, если это возможно. — Она старается скрыть дрожь в голосе, говоря медленно. — Мы уже слишком много знаем, и ни Найл, ни я не бойцы. Если они попытаются получить от нас информацию… — Она судорожно втягивает воздух. — Ты не можешь рассчитывать на то, что всё, что ты планируешь, останется в секрете.

Кому-то такое признание может показаться трусостью или даже жалостью. Не мне. Тот факт, что Мейрин знает свои пределы и не желает лгать о них, только усиливает мое уважение к ней. Ее руки дрожат, когда она кладет их на край стола и поднимается со своего места.

— Если тебе понадобятся мои способности, позови меня, — бормочет она, понижая голос, пока подбирает юбки и перебирается через скамью. — Но в остальном, не проси нас о большем. — Она смотрит на меня, выпрямляясь во весь рост, ее щеки пылают от того, что, я могу только предположить, является стыдом.