– Вот! – сую ей печенье из сумки. Спасение от детских объятий – сладкая валюта.
Малышка отпускает меня, уплетая угощение, а зеленоволосая кикимора тащит меня прочь:
– Идемте, а то придется ночевать в домике.
– А где ее мама? – спрашиваю я, оглядываясь.
– Погибла. Осталась только Мила с бабушкой.
Вот так поворот. Я пришла искать стервочку для водяного, а нашла историю, от которой даже болотная жаба прослезится. Теперь придется проверить, достоин ли Иль Изумиилович такой семьи. Может, его «внуки» – это не прихоть, а крик души?
P. S. Если он хоть раз обидит Милу, организую ему свадьбу с медузой. Пусть поплавает в слезах.
Глава 5
– Иль Изумиилович, есть у меня на примете одна шикарная невеста. Правда, ее интересуют внуки, а не романтика. – Я сажусь на край бассейна, с которого капает вода, словно слезы русалки после расставания.
Проведя ночь с Милой и ее бабушкой Гибирой, я теперь знаю их историю лучше, чем рецепт бабулиного «зелья от дураков». Эти двое слишком хороши для водяного, который топил деревни, как ребенок – кораблики в луже.
– Увидит меня – сразу влюбится! – Иль выпячивает грудь, будто он Посейдон в дешевом парике. – Как ее зовут?
– Гибира. Живет в Болотистой Роскоши, торгует на рынке под солнцем, от которого ее кожа напоминает вяленый фрукт. А внучка… тот еще еж в платье – никого к себе не подпускает. Решишься?
Иль хмурится, и его лысина покрывается рябью, как озеро в шторм:
– А из достоинств что?
– Душа чище горного ручья. И борщ варит так, что даже тролли плачут.
Если он ждет красотку – сейчас сбежит. Но водяной оживляется, как рыба на крючке:
– Готов знакомиться! Ты ей обо мне рассказывала?
– Рассказывала.
– И что она сказала? – Водяной забрасывает челку назад с таким щегольством, будто это не три волосинки, а грива единорога.
– Послала меня в болото, куда даже лягушки не ходят.
Гибира боится, что чужак обидит внучку. Но Иль расплывается в улыбке, показывая зубы-камешки:
– Характер! То что надо!
– Иль, там молодых кикимор – как грибов после дождя. Может, выберешь кого помоложе? – тяну гласные, будто жую ирис.
– Мне опытных подавай!
– С внуками?
– С внуками!
Смотрю на него как на загадку из древнего свитка. Щелкаю пальцами, и в комнату вползает Шерх, мой розовый змей, который обожает яблоки и разоблачать врунов, как девушки – сплетни.
– Он ядовитый? – Иль отплывает к противоположному краю, будто это акула, а не змей размером с мужской ремень.
– Кусается так, что даже орки ищут маму.
Шерх ныряет в воду, и Иль подпрыгивает, словно его укусила медуза:
– Забери его!
– Заберу, когда признаешься, зачем тебе бабушка с внучкой. Может, ты извращенец, который коллекционирует семейные фото?
Иль шлепается в воду, как мешок с картошкой.
– Я?! – булькает он, выныривая. – Да я послан небожителями! Здесь должна быть награда, а не допрос в стиле болотной инквизиции!
– Тогда почему «опытная» да «с внуками»? – тычу в него пальцем, а Шерх рисует вокруг него круги, как акула.
– Потому что не могу… – Иль краснеет, как рак на гриле. – Не могу спать с женщиной! Пусть у нее сразу внуки будут. Так спокойнее!
Шерх выныривает и кивает, будто говорит: «Правда!»
– Ах вот оно что! – хлопаю в ладоши. – Тогда плыви на свидание. Но если обидишь Милу – вернусь с Шерхом и твоей коллекцией водорослей для костра.
Иль бурчит что-то про «неблагодарных организаторов» и исчезает под водой, оставив бассейн пустым, как мои надежды на отпуск.
– Спасибо, Шерх, – глажу змея, чья голова холодна, как сердце ледяного монстра. – Ты сегодня звезда.
– Госпожа! – врывается Юди, мой фей-великан, и проезжает по мокрому полу, как конькобежец-неудачник. – Новый клиент! В каминной!
– Мы еще старого не женили!
– Срочно! Он уже поджигает занавески взглядом!
Я поправляю деловой розовый костюм, в котором выгляжу как клубничный торт в мире готики, и иду в каминную. Огонь в очаге пляшет багровыми языками, а в кресле…
Сердце замирает.
В кресле сидит Кир Шакли – моя первая любовь, разбившая сердце так, что осколки до сих пор колют душу.
P. S. Шерх шипит у ноги: «Укусить? Укусить?» Отказываюсь. Пока что.
Глава 6
– А ты что здесь делаешь? – Кир бросает мне взгляд, будто это я ворвалась в его спальню с криками «Сюрприз!», а не он в мой офис.
То же хамло, что и семь лет назад. Раньше его «непосредственность» казалась милой, как котенок с когтями. Теперь я знаю: котенок вырос в саблезубого тигра.
Молча изучаю его лицо. Где тот юноша с дьявольскими ямочками? Передо мной мужчина со взглядом «Я все еще умею портить жизнь!».
– А ты постарел, – бросаю, как нож в стену.
Семь лет. Семь лет я не видела его рта, что целовал меня, а потом плевал ядом. Теперь он хочет жениться? Или пришел сжечь мою контору ради развлечения?
– А ты все такая же колючка, – парирует он, играя с бокалом вина.
Бокал дрожит, как я в его присутствии.
Колючка? Да я кактус в сравнении с ним! Он научил меня отращивать шипы, и пришла его очередь поцарапаться.
Кир резко встает, и вино плещет на пол, как кровь из свежей раны. Бар за его спиной разгромлен: бутылки лежат осколками, словно обломки наших отношений.
– Здесь не твой дом. Веди себя прилично.
– Все мое. Как сын Эндрюса Шакли, я имею право… – начинает он, но тут из-за кресла выстреливает Шерх.
Мой розовый змей кусает Кира за икру, словно говорит: «Привет от прошлого!»
– А-а-аргх! – Кир швыряет в Шерха черную молнию.
Змеиная кожа дымится, как шашлык на углях.
Сердце сжимается. Я уже видела эти «фокусы» – на фамильярах, на друзьях, на мне.
– Шерх! – бросаюсь к змею, который лежит без сознания. – Жив? – шепчу, прижимая его к груди. Руки дрожат, как листья в ураган.
– А меня не пожалеешь? – Кир закатывает штанину, демонстрируя укус. – Я же клиент, посланный небожителями!
Его голос – смесь сарказма и театра. Как будто он играет в трагедии, а зрители – его жертвы.
Кладу руку на Шерха, отдавая последние капли энергии. «Живи, дружок. Этот ублюдок не стоит твоей чешуи», – мысленно молю я, чувствуя, как мир плывет перед глазами.
– Я силу не рассчитал, да? – Кир морщится, глядя на змея.
Ложь. Он всегда не «не рассчитывает». Его удары точны, как плевки огнем генерала драконов. Помню, как он «случайно» поджег дом парня, который ему нагрубил…
– Эй! Я тут, и я ранен. Сейчас зафиксирую травму и пойду в суд, твою контору и прикроют. – Я узнаю эти угрожающие нотки в голосе Кира.
Он, как всегда, меняет злость на милость и обратно за доли секунды.
Первое время Кир почти не показывал характер, но, когда я увидела его настоящего, уже своего нрава не скрывал.
– Иди в суд! – шиплю зло. – Закрой агентство! Я мечтаю печь торты, а не разгребать ваш ад.
Мечтаю, чтобы император попробовал мой шоколадный торт, а не чтобы ты снова вполз в мою жизнь, как ядовитая змея.
Шерх шевелится, и я выдыхаю. Жив!
Сравнение неуместно – змеи в сто раз лучше Кира. Теперь бедняге нужен покой и ведро яблок.
– Юди! – зову фея, который врывается в зал, как живой танк.
– Возьми Шерха, – прошу я.
Но Кир перебивает:
– Ко мне иди!
Его тон – как удар хлыста. Юди замирает, колеблясь.
Кир говорит так требовательно, что Юди косится на меня с сомнением. Я протягиваю к нему Шерха на руках, и он забирает.
– Не слышишь меня?
Мне нужно срочно его переключить.
– А ты меня слышал, когда подружки твоей невесты издевались надо мной, а я просила о помощи через парный браслет? – спрашиваю я.
– Жаннет, ты все старые обиды вспоминаешь? Я же пришел после помолвки. И к лучшему лекарю тебя отвел. Ты же была в курсе, что это все фиктивное соглашение ради одной сделки. Мне нужно было быть там.
