Они знают свою роль: убирают паруса, управляют рулем и натягивают канаты, защищая от порывов ветра, в то время как корабль под нами стонет, а бревна расправляются на воде.
Оставив штурвал, я подхожу к поручню и крепко хватаюсь за него, наклоняясь вперед. Впереди — скалистое побережье, безымянная деревня, неизвестная большинству, но защищенная вампирами. Причем в самом старом доме.
Я обнажаю зубы.
— Бросай якорь.
Раздается команда, и мои люди движутся, как волки на охоте — плотным строем, работая как одно целое, следуя за своим альфой. Вскоре после этого следует тяжелый лязгающий звук, затем громкий треск, когда он рассекает глубокие синие воды здесь. Менее черный и прохладный. Не холодный.
Цепи гремят, когда он тонет, в то время как на воду спускают лодки поменьше. Половина экипажа отправится, пока другая готовится к отъезду; я не хочу оставаться здесь дольше, чем необходимо.
— Ты готов? — Спрашивает Торрен, уже перелезая через перила и готовясь спуститься. Я? Я не отвечаю.
Я просто ныряю и плыву к берегу, а этнические звуки весел преследуют меня.
В их деревне тихо. Слишком тихо. Каменные залы возвышаются аккуратными рядами, их арочные окна открыты, и пышные занавески развеваются на ветру.
В центре вырисовывается загон для скота, его двери заперты, но внутри до моих ушей доносится тихий шепот. Никто не плачет, но между мужчиной и женщиной идет спор. Ее страх пропитывает воздух, в то время как он агрессивен в своих требованиях.
Гнев наполняет мои вены. Вот что они делают.
Берут женщин и заставляют их становиться донорами, обещая богатство. Некоторым такое обращение дается с оговорками, но многим в конечном итоге нравится это место.
Они битком набиты. Люди, отвечающие за транспортировку, иногда злоупотребляют людьми. Потому что это то, чем торгуют вампиры: беззащитный человек, не имеющий ни силы, ни защиты от мерзких кровососов.
Сажают в клетку и выпускают кровь. Пасут и собирают урожай.
Мой нос дергается, когда кровь просачивается через трещину. Оно старое и разбавленное, но запах безошибочно металлический.
Я выламываю дверь одним жестоким ударом ноги, и послеполуденный воздух наполняют крики. Женщин и мужчин я нахожу связанными тонкой веревкой и обнаженными, в то время как двое смотрителей смывают их водой из шланга.
— Вытащите их. Всех, кроме этих двоих, — рычу я, и Торрен быстро движется, его меч прорывается сквозь тонкие путы. Люди разбегаются при звуке моего лая, увлекая за собой слабых, и я указываю в направлении корабля, который я заметил ранее. Тот, который доставлял их на север, в Морвейн. — Выясни, умеет ли кто-нибудь из матросов управлять кораблем, и погрузи их. Жди инструкций позже.
— Да, Альфа, — отвечают они в унисон, но Торрен остается рядом со мной, Его ноздри подергиваются. — Чувствуешь запах?
— Чувствую. Человек, но не такой.
— Найди источник. Верни его или ее живыми.
— Да, Альфа.
По нашей связи я улавливаю его смех, когда он направляется к массивной красной двери в задней части комнаты. Она толстая и отмечена четырьмя отчетливыми следами от когтей спереди…
Поворачиваясь к дрожащим смотрителям, я указываю на дверь через плечо.
— Кто там?
Они колеблются, губы дрожат, но один делает шаг вперед.
— Лорд Северус запрещает нам…
Он не успевает договорить; я вырываю ему горло, и горячая кровь брызжет мне на руку и грудь. Вода капает на пол, и несколько человек, выбегающих наружу, ахают, а другой смотритель становится неподвижным, как статуя.
— Двигайся, — рычу я, вытирая красные полосы на челюсти. И они двигаются. Боги, они выбегают, словно охваченные огнем, в то время как мой проводник, все еще живой хранитель, описывается. Он знает, и я знаю, что он не доживет до захода солнца, и все, что ему остается, — это молиться.
Его губы шевелятся, произнося древнюю молитву о пощаде в смерти, в то время как Отто присоединяется к своему брату, выламывая массивную деревянную дверь. Она скрипит, кряхтя под натиском, в то время как несколько моих людей начинают разрывать все, что попадается на глаза.
В большом зале слышно, как переворачиваются столы и рвется ткань, звон тяжелого стекла и хруст сапог, превращающих их в пыль. Затем в других комнатах. Переходя от одного здания к другому, они крушат все на своем пути, пока то, что осталось, не превратится в руины, а затем они грабят.
Члены моей команды начинают перетаскивать тяжелые сундуки из комнат для кормления ковена: серебро, монеты, слитки чистого золота и безделушки. Затем идут бухгалтерские книги. Мне дают посмотреть на нескольких, пока я нянчусь с мужчиной у моих ног, его ноги слишком тяжелы, чтобы нести бремя того, что он подонок.
Потому что я могу быть пиратом, временами диким зверем, но я бы никогда не причинил вреда ни в чем не повинной женщине, мужчине или ребенку. Это черта, которую ты просто не переступишь.
После того, как разбит последний кубок в золотой оправе и больше ничего ценного не осталось, я смотрю на ближайшего ко мне члена стаи.
— Сожги это все дотла.
И они это делают.
Пользуюсь бутылкой рома, которую захватил с собой на берег; делаю глоток и передаю ее в качестве ускорителя. Через несколько минут языки пламени взметаются ввысь, облизывая ярко-голубое небо, дым клубится на прохладном ветру. Крики страха отдаются эхом, камни и дерево трещат, а стадо превращается в ад.
Здесь больше нет кровавых денег.
И все же этого все еще недостаточно. Моя грудь вздымается, а когти ноют, когда фиалковые глаза Нериссы преследуют меня. Когда я слышу, как ее сладкий, страстный голос шепчет мне на грудь, как ее тело прижимается ко мне во сне несколько ночей назад.
Ищи меня там, где звезды горят ярче всего, Альфа Кай.
Это также напоминает мне о разговоре, который у меня был с матерью перед отплытием. Ее мягкая морщинистая рука дрожала, когда она прижала ее к моей щеке.
— Когда ты вернешься, сын мой? — спрашивает она дрожащим голосом, хотя и пытается это скрыть. Волки окружают нас, толпясь на причале, пока они загружают припасами мои корабли, воздух наполнен молитвами, обращенными шепотом к богам.
— Когда камень в моих руках, а моя пара рядом.
Другого выбора нет, хотя мне его и не давали. Пары должны быть вместе, и я не успокоюсь, пока Нерисса не будет здесь.
— Я обещаю, что вернусь и верну себе трон.
— Хорошо. Потому что я этого не хочу. Это слишком скучно для меня, Альфа. — Говорит Верис, и я поворачиваюсь достаточно быстро, чтобы заметить ухмылку на его лице. Он несет мою спящую крестницу, используя ее привлекательность как щит. Офелия очаровательна во всем своем сморщенном, похожем настарушку выражении лица. Особенно те, кто пьет молоко, свидетелями которых мне посчастливилось быть в течение последних трех дней.
Их беспокойство осязаемо, как их любовь.
Моя семья. Моя кровь. За что я сражаюсь.
— Я обо всем позабочусь, Кай. Просто возвращайся целым и невредимым.
— Обязательно. Я пришлю ответное сообщение достаточно скоро.
В последний раз обняв маму, поцеловав в лоб Офелию и похлопав по спине Вериса, я ухожу. От меня не ускользнуло, что мои отец и дедушка сейчас зализывают свои раны; они уже пожелали мне всего наилучшего наедине, и хотя наши проблемы не решены, мы разберемся с ними позже. Мое внимание сосредоточено исключительно на возвращении того, что принадлежит мне, и как бывшие альфы, они лучше других понимают, насколько сильны наши импульсы.
Спариваться. Охотиться. Кусать.
Я последую за самой яркой звездой. Она приведет меня обратно, я обещаю.
Я бы предпочел связать эти слова с моей матерью до того, как мои корабли отплыли…
— Альфа, — голос Отто отрывает меня от наблюдения за языками пламени, целующими небо. — Мы нашли кое-кого, кого тебе нужно увидеть.
