Четвертый брак черной вдовы (СИ) - Лакомка Ната

Но жена молчала, и молчание затягивалось. Хоэль отбросил разорванное в лохмотья письмо и подался вперед, чуя неладное.

— Эй, донья Кошечка, — позвал он. — Да говорите толком, не пугайте меня.

Но она не отвечала, и он вынужден был подойти и развернуть ее к себе, чтобы добиться ответа.

— Ну же, я слушаю, — сказал он, взяв Катарину за подбородок и заставляя поднять голову.

— Я не смогу солгать.

— Что? — Хоэль не сразу понял, о чем речь.

— Я не смогу солгать, что мы с вами — муж и жена по-настоящему, — сказала Катарина раздельно и закрыла глаза, потому что Хоэль продолжал держать. — Они заставят поклясться на Священном Писании, я не могу стать лжесвидетелем.

— А это уже серьезно, — Хоэль отпустил ее и уставился в окно. — Тот самый момент, когда мне страшно хочется вас отшлепать, герцогиня дель Астра. Но ведь нельзя быть такой верной Вы хотите сказать, что ведьма вот так легко сграбастает вас в когти?

— Мы можем поступить по-другому, — сказала Катарина.

— И как же? — рассеянно спросил Хоэль, переводя на нее взгляд.

Катарина без слов развязала тесемку кружевного воротника, прикрывающего декольте, и бросила его на пол, а потом отстегнула расшитый стомакер, прикрывающий шнуровку на лифе спереди, и тоже бросила его на пол.

— Вы это серьезно? — спросил Хоэль тихо, касаясь кончиками пальцев шеи, а потом плеча жены.

— Если брак между нами будет заключен по-настоящему, никто не посмеет нас развести, — сказала Катарина, распуская шнуровку и путаясь в вязках. — Тогда вашей жизни ничто не будет угрожать.

— Так это забота обо мне? — что-то новое в голосе Хоэля заставило Катарину посмотреть на него

Глаза мужа были вовсе не ласковыми. Нет, они были холодны, и больше того — полны неприязни.

— Святая Катарина решила еще раз пожертвовать собой, чтобы спасти ближнего? — спросил он, и рука его сжала плечо женщины с такой силой, что Катарина закусила губу, сдерживая вскрик. — А вы спросили у меня — хочу ли я этой жертвы?

— Но там, на площади, я тоже не спросила вашего разрешения.

— Сравнили, — он опомнился и отпустил ее, и даже отошел подальше, пряча руки за спину. — Это вам не прилюдно висельника поцеловать.

— Не говорите так, для меня вы никогда не будете преступником.

— И поэтому вы все время расспрашиваете о Чечилии Мальчеде? — спросил он свирепо. — Меня, Кочерыжку Вы пытаетесь убедить себя, что я не совершал убийства, что я не чудовище. Но это не так, Катарина. Я — самое настоящее чудовище. Поверьте мне на слово.

Она вздрогнула — но не потому, что он признал себя убийцей, а потому что назвал ее по имени.

— Вы никогда не были и не станете для меня чудовищем — сказала она тихо и твердо. — Даже если убедили в том, что вы — чудовище, себя.

— Вы понятия не имеете, о чем говорите, — рыкнул он. — Нет, я не стою такой жертвы, донья. Не могу принять это.

— Но вы прекрасно доказывали обратное! — рассердилась она. — Вы соблазняли меня, уговаривали

— Да, соблазнял, — он обернулся и посмотрел прямо на нее.

При свечах серые глаза казались золотистыми, как янтарь, и в них плескалась страсть. Горячая, обжигающая сердце. Страсть и еще кое-что

— Тогда не понимаю — Катарина сделала шаг к нему, распуская корсаж до конца.

— А что тут понимать? — сказал он яростно, скользя взглядом по ее белоснежной рубашке. — Вы опытная женщина, вы знаете, что испытывает мужчина. Я захотел вас с того самого дня, как впервые увидел. Вы откинули вуаль — а мне показалось, что вы набросили эту проклятую черную вуаль на мою душу. Поймали, как муху в паутину. Жить рядом с вами и не иметь возможности к вам прикоснуться — это почище пыток в королевской тюрьме! Я и сейчас хочу вас так, что яйца горят А-а-а — он укоризненно покачал головой и взъерошил волосы. — Опять не то болтаю

— Совсем не то, — поддакнула Катарина.

— Я к тому, — продолжал Хоэль, — что вы, наверное, думаете — вот мужлан, который хочет меня так, что дым из ушей. И будете правы. Правы, черт побери! Но даже у мужланов и конюхов есть сердце. Или то, что принято называть сердцем, — он постучал себя кулаком в грудь.

— Вот как, даже не подозревала, — сказала Катарина и не смогла сдержать смешка.

Хоэль опешил, увидев, как она улыбается.

— Смеетесь надо мной, — сказал он укоризненно. — Я ведь знал, что смеетесь. Не будь этого доноса, и сделай вы то, что сейчас сделали Я бы голову потерял, донья. От счастья бы потерял. Дело ведь не в страсти, совсем не в ней. Как-то так получилось — он замялся, а потом закончил невпопад: — странно получилось. Но по вашей доброте или жалости — я этого не хочу.

Последовала неловкая пауза, во время которой Катарина освободилась от корсажа, распустила пояс на юбке, и позволила платью скользнуть вниз синей волной.

— Вы не слышали, что я сказал? — спросил Хоэль хрипло, не отрывая от Катарины жадного взгляда.

— Конечно, слышала, — ответила она, делая еще шаг по направлению к нему, переступив через брошенное платье. — Я не глухая, дон Дракон.

— Тогда какого черта — он облизнул пересохшие губы, — зачем тогда это делаете? Решили устроить мне еще одну ночь, чтобы спал на боку?

— Решила быть смелее, чем вы, мой генерал. Вы были так поэтичны, поверяя мне свои чувства, а главного почему-то не сказали Испугались, бедняга

— Испугался?.. — пробормотал он.

— А я буду смелее, — она подошла к нему и остановилась на расстоянии полушага. — Признаюсь, со мной тоже случилось что-то странное. И я пожелала вас с первого же взгляда. Боялась признаться в этом, стыдилась, — говоря так, она вынула из прически шпильки и отбросила их, встряхнув волосами, давая им свободу. — Но потом поняла, что стыдиться тут нечего. Потому что еще я полюбила вас.

— Меня? — переспросил он, обшаривая взглядом ее всю — от рыжей макушки до туфелек, видневшихся из-под рубашки. — Вы, донья, спятили, наверное?

— Наверное, — легко согласилась Катарина. — Разве можно в здравом уме полюбить такого непроходимого тугодума? Честное слово, Хоэль, соображайте уже поскорее, — рубашка отправилась на пол следом за остальной одеждой, и Катарина предстала перед мужем в белоснежном корсете — атласном, с кипенно-белыми кружевами, похожими на морскую пену. Белые ажурные чулки поддерживались поперечными подвязками, и одна из них была простой, кружевной, а вторая — атласная, с вышитой надписью.

— Это это — Хоэль ткнул пальцем. — Это вы где раздобыли?

— В лавке донны Соль, мой добрый дон. Увидела сегодня эту подвязку — и сразу поняла, что хочу надеть ее для вас.

— Для меня?..

— Какой же вы тупица, — сказала Катарина ласково. Не сводя с Хоэля глаз, она подняла руку и поцеловала свое обручальное кольцо, а потом взяла за руку мужа, поцеловала кольцо на его пальце и прошептала: — Вы прочитали надпись?

— «Только для тебя», — ответил он тоже шепотом и схватил ее в объятия, как медведь.

— Только для тебя, — повторила Катарина. — И будем считать, что никакого доноса не было

Он не дал ей договорить и набросился с жадными поцелуями.

А чуть позже, когда Катарина уже лежала в постели, Хоэль спросил, торопливо сдирая с себя рубашку, штаны и скидывая сапоги:

— Ты хорошо подумала? Я ведь дикий, кошечка!.. И вовсе не святой, и не благородный рыцарь!.. А ты меня столько мучила, что я сейчас за себя не отвечаю.

— Помолчите, дон поэт, — говорит Катарина, чувствуя себя безумно, безмерно счастливой, — и любите уже женщину, а не свои стихи!

27.

Счастье на двоих

Слушанье, состоявшееся по прошению донны Флоренсии, горожане обсуждали долго. Началось все с того, что ответчица едва не опоздала, примчавшись в здание суда в последние минуты. Муж явился с ней, и сел в первом ряду. Причем, места были уже заняты, но когда он подошел и посмотрел на достопочтенных донов и прекрасных дам, собиравшихся полюбоваться на очередной скандал, ряд оказался свободным, как по-волшебству.

Нынешний герцог дель Астра сел, облокотившись на спинку скамьи, и выглядел таким довольным, что даже самые отъявленные приверженцы версии донны Флоренсии засомневались. А уж когда герцогиня вышла к судье, чтобы принести клятву на Писании, сомнения окончательно отпали. Наряженная в нежно-зеленое платье, донна Катарина старательно куталась в кружевную косынку, но стоило краю ткани съехать чуть вниз, как любопытные зрители ахнули — кто шокировано, кто разочаровано. На белой шее женщины, брак которой объявили формальным, виднелись красные следы от поцелуев. А сама донна выглядела утомленной, но бросала на мужа нежные взгляды украдкой.