Четвертый брак черной вдовы (СИ) - Лакомка Ната

Да, речь и о теле! Она еще слишком молода, чтобы похоронить себя. Столько лет во вдовьих одеждах — столько лет жизни потеряно. Но Катарина не жалела. Стоило пережить столько потерь, столько одиноких тоскливых ночей, чтобы встретить Хоэля. Скажи ей кто-нибудь полгода назад, что она будет так страстно и искренне любить мужчину, который только недавно научился читать и писать, а о правилах поведения в обществе имел весьма смутные представления — она бы расхохоталась лгуну в лицо.

Ведь мужчина должен быть истинным рыцарем (так считала она тогда) — на белом коне, в сверкающих латах, галантный, томно вздыхающий о предмете свой любви!

Но ее рыцарь оказался совсем иным — вовсе не галантным, и без сверкающих лат. А коня ему и вовсе пришлось продать. Только кому нужна внешняя мишура? Глупышкам, не знающим жизни. Ведь главное — не лоск, и не правильность речей. Главное — что в сердце огонь, а душа без гнильцы. Главное, чтобы мужчина был надежной стеной, а не декоративной расписной ширмой. А Хоэль был именно стеной — надежной, крепкой, за которой можно спрятаться, к которой можно прижаться, впитывая каменную силу.

Это был их медовый месяц, и они проживали его, как юные влюбленные — дурачась, играя и предаваясь самым изысканным наслаждениям. Они ездили на пикники, и Катарина возвращалась такой уставшей, словно охотилась на медведя, а не наслаждалась вином и фруктами на поляне или взгорочке, а Хоэль только посмеивался, глядя на жену горящими глазами. Они гуляли по саду, украдкой целуясь в розах, сидели на лужайке перед беседкой, и Катарина читала мужу стихи или пьесы, а он внимательно слушал, но иногда начинает валить жену на траву прямо посреди особо трагической сцены. Они не пропускали ни одной пьесы дона Гарсиласо и ходили на другие уличные представления, арендуя балкончик с видом на площадь. Теперь Катарина не прятала лица, а на соседних балконах начали появляться другие благородные донны, вдруг посчитавшие, что то, что не зазорно герцогине дель Астра, может быть весьма интересным и для них.

После слушанья о фиктивности брака Катарина, опасавшаяся, что вся Тьерга отвернется от них, в первое же утро получила столько приглашений, добрых пожеланий и писем сочувствия, что сначала расценила это, как шутку. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что высший свет не терпит нарушения приличий, если только эти приличия не нарушаются особами знатными, богатыми и красивыми. А они с мужем были именно такими, и весь мир принадлежал им, и она намеревалась воспользоваться всеми благами этого мира. Тем более что так долго была их лишена.

Продолжали они с мужем и полюбившуюся пикантную игру — Катарина дразнила Хоэля, показывая красивое белье украдкой и в самых неподходящих местах. Однажды она умудрилась продемонстрировать Хоэлю новые чулочки за завтраком, прямо при Лусии, которая ничего не заметила и удивленно захлопала глазами, когда Хоэль вдруг вспомнил, что ему срочно необходимо поговорить с женой и утащил Катарину прямо от заварных пирожков с вишневым вареньем. Утащил, естественно, в спальню.

Супруги вернулись через четверть часа, стараясь сохранять серьезный вид, но Лусия онемела от ужаса, увидев, что прическа Катарины растрепалась, а ворот платья надорван.

Разговор между подругами не замедлил состояться сразу же после завтрака, и Лусия, захлебываясь слезами, схватила Катарину за руку.

— Он превращает тебя в такое же животное, как сам, — говорила компаньонка. — Дон Тадео приходил вчера, хотел видеть тебя Он так страдает Он не верит, что ты живешь с этим мужланом и надеется, что ты скоро разведешься Он хочет на тебе жениться

— Хочет жениться? — усмехнулась Катарина, нетерпеливо поглядывая в окно, где прогуливался среди розовых кустов Хоэль, дожидаясь, когда она выйдет. — Неплохо бы дону Тадео сначала спросить меня — хочу ли я стать его женой. А не сплетничать.

— Сплетничать?! — воскликнула Лусия. — Дон Тадео спрашивал у меня о тебе, он так любит тебя, он настоящий благородный человек, а этот этот

— А этот — мой муж! — сказала Катарина резко. — И не надо говорить о нем плохо в моем присутствии, если ты дорожишь моим добрым к тебе отношением.

— Он и правда околдовал тебя — прошептала Лусия, с ужасом распахивая глаза.

— Околдовал? А ты не думала, что я всего лишь стала самой собой? И это заслуга Хоэля. Ведь всех вас устраивало, что я похоронила себя во вдовьем платье.

— Дона Тадео не устраивало.

— Оно и видно, — Катарина покривила губы. — Пойми, Лусия, настоящий мужчина не станет ждать. Он придет и возьмет. Вернее, протянет руку — и женщина сама упадет в нее. Дон Тадео слишком долго ждал, теперь пусть попытает счастья с кем-то другим, — и она упорхнула в сад, к своему настоящему мужчине.

Что касается Хоэля — он был счастлив, и однажды сказал Катарине:

— Чем же я так выслужился перед небесами, раз они настолько расщедрились? Дали мне красивую и умную жену, еще и добрую, как ангел.

— Убеждена, что все и правда неспроста, — ответила ему Катарина со смехом. — Но добрые дела потому и вознаграждаются, что ты о них забываешь. Помнишь Писание? Пусть правая твоя рука не знает, что творит левая.

— Возможно, ты и права, — взгляд Хоэля затуманился. — Только бы это не кончилось.

— Это не кончится до самой смерти, — пообещала ему Катарина, обвивая его шею руками и целуя его щеки, глаза, губы. — Потому что только смерть мы не сможем победить, а с остальным справимся. Но не надо грустных мыслей. Не теперь, когда мы так счастливы.

28.

Смертельные сладости

После памятного слушанья, мачеха не появлялась, но каждую неделю присылала Катарине короткие записки о том, как идут дела в замке дель Астра, передавала приветы и добрые пожелания от Фабиана и Фелисаны. Катарина не слишком этому верила, но прочитывала все письма и даже иногда отвечала — по две строчки, по три, сообщая ничего не значащие новости, желая доброго здоровья всей семье.

Но однажды среди утренних писем она обнаружила записку от сводной сестры. Написанная второпях, на смятой бумаге, она пестрела расплывчатыми кляксами, подозрительно похожими на капавшие слезы. В записке Фелисана умоляла Катарину прийти в портик Аглавры, чтобы поговорить. «Это важно, пожалуйста! — писала она. — Меня хотят отправить в монастырь! Помоги! Только сохрани все в тайне!».

Катарина перечитала записку трижды. Неужели, донна Флоренсия решила-таки отправить дочь в монастырь? У Фелисаны отвратительный нрав, и красотой она не отличается, но разве это повод, чтобы наказывать девушку так жестоко?

После смерти второго мужа Катарина тоже подумывала принять монашеский постриг, но тогда горе говорило за нее, а у Фелисаны не было никакого горя, да и желания уходить от мира тоже нет.

Поразмыслив, Катарина решила встретиться с сестрой и сказал об этом Хоэлю. Тот передернул плечами, но возражать не стал, заметив, что с трудом верит этой записке и, скорее всего, девица опять начнет выклянчивать деньги.

До портика Аглавры было недалеко, возле городского парка, где обычно встречались влюбленные — в сумерках, тайно, а нем портик, обычно, пустовал. Катарина решила отправиться туда пешком. Погода была чудесная, а прогулка обещала быть еще чудесней. Пройдя берегом пруда, Катарина остановилась возле белых колонн и оглянулась. Фелисана написала, что будет ждать ее здесь. Может, она внутри? Спасается от солнца?

В портике ее и в самом деле ждали. Но не Фелисана.

Катарина остановилась, как вкопанная, обнаружив Фабиана, наслаждавшегося тенью и прохладой. Он сидел на мраморной скамейке и встретил Катарину довольной улыбкой.

— Как хорошо, что ты пришла, сестренка, — сказал он и подошел, чтобы ее поцеловать.

От поцелуев Катарина уклонилась и строго спросила:

— Встречу мне назначила Фелисана. Где она?

— Чанита? — Фабиан пожал плечами. — Наверное, в замке. Пялится на себя в зеркало или сделала из тряпок куклу, похожую на тебя, и втыкает иглы в сердце.

— Что за грубости ты говоришь?! — возмутилась Катарина.