Кузнец (ЛП) - Вендел С. И.

Эйслинн каждый раз вздрагивала, бросая взгляд на зияющий разрез, пересекающий левую щеку Коннора — теперь уже зашитый и покрытый слоем мёда с мазью.

— И каким был… Джеррод?

Коннор тяжело вздохнул:

— Нас держали порознь. Думаю, Дирк боялся, что между нами ещё осталась какая-то связь.

Он горько усмехнулся:

— Честно, миледи… он казался наполовину безумным. Приготовьтесь — это уже не тот брат, которого вы знали.

Нет, не тот, мысленно согласилась Эйслинн, задаваясь вопросом: существовал ли брат, которого она помнила, на самом деле?

Её взгляд упал на собственные руки, и привычное чувство вины вновь зашевелилось среди груза тревог. Что ещё они с отцом могли сделать? Было ли это разрушительное предназначение заложено в Джерроде изначально?

Она провела бессонную ночь в этих мучительных размышлениях. Ни один из возможных ответов не принёс утешения. Приходилось смириться с горькой правдой — её брат испортился. Будь то врождённая порочность или накопленная годами горечь, его сердце теперь почернело от ненависти. Он выбрал свой путь, как и она — свой.

Подняв глаза на Коннора, она заметила, как он украдкой смотрит на поднос с едой. Его собственная тарелка была уже чиста, но впалые щёки выдавали голод, с которым Эйслинн, к счастью, не была знакома. Оставив себе лишь кусок тоста, она подвинула поднос к нему.

Коннор поблагодарил и, не обращая внимания на остывшую кашу и колбасу, принялся есть.

— Ты уверен в их численности?

Коннор кивнул:

— Больше пяти сотен, меньше шести. Я надеялся, они передерутся между собой, но приз в виде Дундурана, похоже, заставил их временно объединиться.

Эйслинн нервно обкусывала заусенцы, наблюдая, как он ест. Пятьсот — её силы могли потянуть такую численность. Шестьсот — уже вряд ли. И это без учёта возможного столкновения с рыцарями Баярда. Она не могла позволить себе ослабить гарнизон — не говоря уже о ударе по боевому духу как воинов, так и горожан.

Рано утром она уже объявила новости на рыночной площади — не в силах проглотить и куска, пока народ оставался в неведении. Море испуганных лиц окружило её, люди кричали вопросы, требовали ответов. Эйслинн сделала всё возможное, пообещав, что будут приняты все меры защиты.

Каждый мог укрыться за стенами замка, пока не минует угроза. Желающим выдадут припасы для укрепления домов и лавок. Рыцари обучат основам обороны всех, кто захочет. Она уверяла, что до этого не дойдёт, но лучше других понимала: тревоге нужно дать выход через действие.

Покидая площадь, она испытывала гордость за свой народ. Они были стойкими и изобретательными. Первая паника сменилась решимостью — в городе и замке уже полным ходом шли приготовления к обороне. Из окна было видно, как во внутреннем дворе вырастают палатки, а из оружейных и складов нескончаемым потоком несут припасы.

Всё будет хорошо — настолько, насколько возможно… если бы не раздражающее присутствие рыцарей Баярда.

Гнев разгорался в ней при мысли, как Баярд ставит жизни её людей на кон, стравливая их друг с другом. Эта патовая ситуация уже давно перешла все границы терпения, но капитан Аодан так и не принёс обнадёживающих новостей. По какой-то причине рыцари упорно держались за своего барона.

Ей не нужна была его армия для боя — лишь бы не мешали. Ближайшие вассалы уже прислали ответ, пообещав подкрепление. Маркграф Холт и несколько других лордов лично поведут войска на защиту Дундурана.

Пока нет вестей из Глеанны — но чтобы добраться туда гонцу требовалось больше времени.

Сердце Эйслинн болезненно сжалось, и она сосредоточилась на дыхании. Лицо оставалось обращено к Коннору, но его слова не доходили до сознания — весь её мир сузился до борьбы с накатывающей паникой.

С усилием она представила крепкие руки, обнимающие её. Тёплую грудь, в которую можно уткнуться, спрятаться от всего.

Она сосредоточилась на воспоминаниях: как Хакон держал её, успокаивал тихими словами. Этого хватило, чтобы отогнать панику. Дыхание выровнялось, но ей пришлось вцепится пальцами в край стола, скрывая дрожь в руках.

Эйслинн вернулась к разговору спокойнее, но внутри осталась ноющая пустота. Ей не хотелось довольствоваться лишь воспоминаниями о Хаконе. Не хотелось прятать его за закрытыми дверями, выслушивать ворчание Бренны за каждое прикосновение. Не хотелось тайных встреч по ночам.

Ей нужно было всё. Нужен был он.

Хакон казался ей правильным — так же, как редкие вещи или люди могут казаться правильными. Как идея, которая сразу ложится на бумагу в готовом виде. Как рецепт, получающийся с первого раза. Мало что в жизни Эйслинн ощущалось столь безупречно — обычно она мирилась с «терпимым». Но Хакон был куда большим. И так же, как чтение, чертежи и изобретения были частью её самой, он тоже мог стать частью.

Когда всё закончится, она расспросит его о брачной связи — возможно ли она между ними. Если Эйслинн сможет противостоять брату и его наёмникам, то задать один вопрос — разве это сложно?

Пустяк. Ну, может, не совсем, но почти. И это «почти» способно открыть всё.

Стук в дверь вернул её к реальности. Подняв глаза от размышлений, Эйслинн увидела пажа, торопливо входящего в кабинет. Мальчик замер в центре комнаты, поклонился, затем подбежал ближе.

— Миледи, барон Баярд, — выпалил он, — требует аудиенции в главном зале.

Эйслинн и Фиа переглянулись, после чего наследница раздражённо закатила глаза.

— Он чувствует себя здесь слишком вольготно, — поднимаясь со стула, она съязвила: — Может быть, он объявит о своём отъезде.

— Только на это и остаётся надеяться, миледи, — согласилась Фиа.

Втроём и в сопровождении охраны, они направились в главный зал, пока паж умчался по другим делам. Эйслинн использовала короткую прогулку, чтобы разжечь в себе праведный гнев. Словесные дуэли с Баярдом утомляли, но она не могла позволить себе расслабиться.

Вскоре они достигли главного зала. Герольд возвестил о её прибытии. С десяток присутствующих — несколько слуг, старейшины города, мэр Догерти, двое судей, горстка стражников и, конечно, Баярд — повернулись, наблюдая, как она поднимается по четырём невысоким ступеням к помосту.

Эйслинн встала рядом с отцовским креслом, заложив руки за спину.

— Барон, — холодно произнесла она.

Баярд сделал шаг вперёд и поклонился.

— Я не собака, которую можно подзывать свистом, — тихо отчитала она.

— И всё же вы пришли, — так же тихо парировал он.

В её горле застрял рык, подозрительно напоминающий орочий.

— Говорят, вы желали аудиенции?

— Именно так. Моё терпение иссякло, леди Эйслинн, и моё влюблённое сердце не может ждать дольше, пока над нами нависла угроза битвы, — сделав ещё более низкий поклон, Баярд широко раскинул руки. — Я заявляю о своём праве потребовать Выбор.

В зале пронёсся взволнованный шёпот.

Эйслинн же промолчала — её будто вывернуло наизнанку от этого заявления.

Выбор был древним эйреанским обычаем, ныне непопулярным, но всё ещё священным. Во время Выбора жених, объявивший о нём, как и другие присутствующие претенденты, мог продемонстрировать свою достойность, объясняя, почему именно он — лучший кандидат, преклонив колени перед избранницей.

Избранница — обычно знатная дама или принцесса — должна была выбрать одного из женихов. По крайней мере, в древние времена она была обязана сделать выбор. Поздние версии ритуала разрешали не выбирать никого, но после отказа предложения больше не могли быть повторены.

Этот обычай заставлял вождей заключать союзы или отказываться от них раз и навсегда, упрямых отпрысков — вступать в брак, а хитрых матерей — не позволять дочерям тянуть время с женихами. Существовали и баллады о влюблённых, использовавших эту традицию для воссоединения вопреки всему.

Если невеста выбирала жениха, ей следовало сесть к нему на колени — и с этого момента они считались связанными обещанием.

Выбор был старомоден, но законно обязывающим. Как жених с общеизвестной историей ухаживаний, Баярд имел право его потребовать.