Прибежище из серы и тьмы (ЛП) - Дарк Люсинда

Как она могла?

— Дочь моя? — Голос Трифона звучит неуверенно, когда Ариадна обходит мое упавшее тело, чтобы встать перед Царем Богов. Ушла женщина из подземной темницы, и на ее месте Богиня. Настоящая Богиня, излучающая силу.

Я задыхаюсь, каждый вдох причиняет такую мучительную боль, что угрожает погрузить мой разум в обсидиановую тьму. Я не могу сейчас потерять сознание. Если я это сделаю, то все, что ждет меня во мраке, — это смерть.

Движением настолько быстрым, что их тела становятся размытыми, Ариадна и Трифон отпрянули друг от друга, когда между ними появилась фигура. Его грудь обнажена и покрыта кровью, глаза Каликса безумны, когда он дергает подбородком взад-вперед, наблюдая за двумя Богами.

Мое дыхание со свистом вырывается из груди. Я ничего не могу с этим поделать. Попытка дышать слишком сильно сжимает все внутри меня. Как я ни стараюсь, звук ускользает, привлекая его внимание ко мне. Глаза Каликса расширяются, и затем я вижу что-то внутри него — эмоцию, которую я никогда не видела отраженной в его нефритовых глазах.

Страх.

Каликс боится.

— Убей их! — Теос кричит. — Каликс! Она предала Кайру! Убей их!

Я разжимаю губы и кашляю, кровь пузырится, вылетает наружу, приземляется на землю и собирается в точки вокруг меня. Когда я в следующий раз пытаюсь поднять голову и увидеть решение Каликса, он исчезает. Они все исчезают, и накатывает белый туман.

Я не знаю как и не знаю кто, но кто-то вызвал Пустоту Между Завесой и всех

Быстрые, неглубокие вдохи. Вдох и выдох. Мое тело замирает, пока я тащу свой едва живой труп через туман. Я игнорирую силу оставаться неподвижной в этом месте. Если я останусь неподвижной, я умру, а я не могу умереть. Пока нет.

— Теос! — Я выкрикиваю имя. — Каликс!

Ответа нет. Вместо этого все, что я слышу, — это отдаленные звуки столкновения металла о металл взад и вперед. Ворчание. Проклятия. И кое-что похуже… Медленные шаги.

Я заставляю себя уклониться от приближения, сквозь мои стиснутые зубы вырываются шипения, поскольку каждое движение, кажется, натягивает кожу на моей открытой ране.

Давай, черт возьми. Исцеляйся. Я молча приказываю своему телу, как будто оно послушается. Какой смысл быть Смертной Богиней, обладать этими способностями, если я не могу их использовать, если я не могу исцелить себя?

Из мрака появляется дерево, и я ползу к нему — на четвереньках, а затем на боку, когда и они не выдерживают. Оно кажется так близко и в то же время так далеко, но я стискиваю зубы, закрываю глаза и продолжаю медленное движение вперед. Я не останавливаюсь, пока кора не оказывается у меня под ногтями. Только тогда я открываю глаза.

Однако облегчение длится недолго, когда я смотрю вверх на ветви и замираю. Белая древесина большого дерева сморщенная и тонкая, жесткая и гладкая на ощупь. Кора не должна быть гладкой. Я провожу рукой по ее поверхности, пробуя текстуру. Она не просто гладкая, но и снаружи дерево усеяно крошечными волосками.

Я смотрю вверх, еще выше и еще выше, и, к моему ужасу, надо мной появляется лицо. С открытым ртом, кричащее, страдающее и безмолвно вопящее. Я зажимаю рот рукой, чтобы удержаться от крика вместе с лицом, но только для того, чтобы случайно залить язык собственной кровью.

Малахи. Инид. Несколько других лиц, которые я не узнаю, появляются вдоль ствола дерева. Окаменевшее дерево… Точно такое же дерево использовалось во время церемонии Очищения.

Воспоминания вторгаются в мой разум. Подобно маленьким злобным клыкам, они погружаются в мягкую слабость моих мыслей и прорываются наружу, чтобы найти то, что внутри. Вспышки тел, тех же тел, что и раньше, появляются за моими веками, когда я с силой их закрываю. Мое тело на теле Руэна. Каликс на мне, а Теос… О, дорогие Боги!.. все мы вместе, как одно целое. Двигаемся синхронно.

За моими веками вспыхивает пламя, и я подавляю звук, заглатывая его в горло, прежде чем он успевает вырваться наружу. Теперь я помню все это — Очищение, секс, безумие, которое обрушилось на нас. По мере того, как воспоминания возвращаются ко мне, мои конечности тяжелеют и прогибаются под тяжестью крошечных булавочных уколов. Почти болезненное, но не совсем, ощущение сопровождается приливом силы в груди. И хотя я испытываю облегчение от ощущения, что ко мне возвращаются мои собственные способности, ужас от того, что мы натворили, остается.

О… Боги… мы втерли пепел этого дерева в нашу кожу. Это было вовсе не дерево. Это были они. Их тела, лишенные жизни и силы.

Наклоняясь над ближайшим корнем, я крепко хватаюсь за его поверхность, несмотря на то, что от его текстуры у меня мурашки бегут по коже, и меня поднимает. Сокращаясь и освобождаясь, мое тело изгоняет пустоту и желчь из моего желудка, что скопилось внутри.

Отвратительное.

Извращенное.

Табу.

Никто из них не заслуживает жизни. Боги хуже зверей. Даже большинство животных сторонятся поедания собственных детей.

— Кайра! — Я настолько погружена в свой ужас, что мне требуется мгновение, чтобы узнать голос в тумане.

Отрывая голову от корня, я смотрю вверх, когда из облаков доносятся шаги, от которых я убегала раньше.

Из меня вырывается всхлип. — Руэн. — Его имя — шепот на моих губах. Я не могу в это поверить, но он здесь, и его руки смыкаются вокруг меня, отрывая от дерева и прижимая к своей груди.

Он еще не полностью исцелен — кожа на груди и раны на лице остались, — но двигается намного лучше, чем несколько часов назад на помосте.

— Черт возьми, это тяжело, — рычит он, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

— Как ты здесь оказался? — Мне стыдно за то, что мой голос звучит запыхавшимся.

Предполагается, что я ассасин. Я тренировалась. Я шла на жертвы. Почему я такая слабая?

Полуночные глаза останавливаются на моем лице, когда Руэн заговаривает. — Кэдмон, — отвечает он мне. — Кэдмон и Ариадна.

Я качаю головой, перед глазами все расплывается. — Ариадна предала нас, — бормочу я, мои слова заплетаются. Я провожу пальцами по крови на своем теле. — Она ударила меня клинком.

Лицо Руэна надо мной недовольно морщится, но он втягивает воздух и притягивает меня ближе. — Доверься мне, Кайра, — говорит он, прижимая меня ближе. — Она не предавала тебя — все это часть плана.

Как он может в это верить, когда я, блядь, умираю? Я хочу схватить его и встряхнуть, ударить кулаком и кричать о несправедливости всего этого, но моя энергия иссякает, и снова наступает темнота.

— Руэн… — Я пытаюсь умолять его помочь мне, дать мне пощечину или сделать что-нибудь, чтобы вернуть меня обратно. Однако, если мой Даркхейвен и услышал мою мольбу, она остается без ответа, поскольку он снова уносит меня в туман, и тьма забирает меня в свои объятия.

Глава 47

Кайра

Рука отца — широкая, грубая — касается моей щеки, прежде чем рассеянно заправить за ухо светлую прядь волос, пока я сижу у него на коленях. Он погружён в свои мысли. Он гладит меня, но это движение — скорее автоматическое, чем выражение настоящей заботы. Его спина прислонена к стене нашей маленькой хижины, и, хотя я тереблю край его рукава, надеясь, что он наконец посмотрит на меня — или хотя бы уделит хоть немного внимания — его взгляд всё так же устремлён вдаль.

Я перевожу глаза на закат, мерцающий за холмами и деревьями, среди которых спрятан наш дом в Пограничных Землях. Снег покрывает землю, которая летом бывает тёмно-коричневой, а теперь укутана в белоснежное одеяло. Здесь мы не столько владеем этой землёй, сколько являемся её частью. Разнообразные оттенки оранжевого, красного, жёлтого и синего растекаются по небу, пока солнце уходит за горизонт, и режут глаза, но отец не отрывается от этого вида. Будто загипнотизирован.